Продвижение русских на Восток на протяжении всего XIX века – тема, имеющая множество аспектов: от напряжённых отношений России и Англии до хивинской работорговли. В 1864 году, захватив крепость Туркестан, русские направились к Чимкенту, откуда открывалась дорога на самый большой город Средней Азии – Ташкент. Однако овладеть Чимкентом сходу не удалось.
Наперегонки с Англией
Работорговля была существенной, хотя и не единственной причиной нескольких российских военных экспедиций в Хиву, до определённого времени безуспешных: Хива находилась слишком далеко. Путь был труден: зимой мешал снег, летом жара. Хивинские разбойники, грабившие купцов и захватывавшие пленников, которые затем продавались в рабство, чувствовали себя безнаказанными.
Кстати, находились у них союзники и среди предприимчивых русских. Так, в 1830-е годы некий русский предприниматель, имея свои пашни в десяти верстах от Оренбурга, нанимал свободных крестьян для работ и предлагал хорошую плату. Те охотно приезжали, работали всё лето, а буквально накануне дня выплаты «случайно» происходил набег; хивинцы захватывали работников и угоняли их в рабство. Таким образом, этот господин получал двойную выгоду: бесплатный труд наёмных работников и процент от работорговцев. Сообщалось, что негодяй в итоге был разоблачён, отправлен на каторгу, но сумел вернуться и прожил остаток жизни с чужими документами как ни в чём не бывало.
Окончательный перелом в отношениях России с Хивой и Кокандом произошёл после реформ 1860-х годов. Промышленность в России набирала обороты, и ей требовались новые рынки сбыта.
Неожиданно добавился ещё один фактор: в 1861 году в Америке, после отмены рабства, началась гражданская война. Для России это означало угрозу «хлопкового голода»: поставки американского хлопка сразу сократились в шесть раз. Где брать сырьё для текстильной промышленности? Ответ был очевиден: в Средней Азии. Ввоз хлопка оттуда сразу вырос втрое, при этом поднялась и цена за пуд с пяти рублей до семи с полтиной. Через год цена выросла до 12, ещё через два года – до 24 рублей за пуд.
Тут в события вмешалась Англия, которой совершенно не нужно было, чтобы Россия так быстро оправилась после Крымской войны и уж тем более – чтобы она продвигалась в Азию и открыла для себя удобный путь в Индию.
Удобным поводом стало польское восстание. Сомнительно, чтобы судьба угнетённых поляков не давала спать британскому премьер-министру Пальмерстону, но провокационную ноту российскому правительству он отправил. Пока министр иностранных дел Горчаков в срочном порядке писал ответные послания, продумывались меры – как отвлечь англичан от действий России в Европе?
Логичной выглядела идея наступления в Средней Азии, где следовало «нанести торговым интересам Англии возможно больше вреда». Это было очевидно, и российские предприниматели формулировали свои претензии весьма откровенно: «Англичане вытесняют нашу торговлю со среднеазиатских рынков и угрожают уничтожением всякого нравственного значения нашего, а с ним и всякого сбыта произведений». Под «нравственным» влиянием подразумевалось политическое.
В российском правительстве единогласия по данному вопросу, однако, не существовало. Военным после окончания активных боевых действий на Кавказе хотелось продолжения – теперь уже в Средней Азии. Сибирские и оренбургские власти также были за наступление. А вот министерство финансов высказывалось против: война обходится дорого. Кроме того, глава Министерства иностранных дел Горчаков опасался серьёзного конфликта с Англией. Решено было действовать так: если британские правящие круги от угроз и запугиваний перейдут к открытой войне, ответить движением на Хиву и в долину Аму-Дарьи.
После нескольких месяцев шантажа западные державы (Англия втянула в противостояние ещё и Францию) не решились на активные действия, но продолжали нагнетать обстановку. В итоге 2 марта 1863 года Александр II положил конец спорам и утвердил план «детального изучения местности» между передовыми укреплениями Сыр-Дарьинской и Сибирской линий. На деле это означало сигнал к выступлению.
Неожиданный успех разведки
Подполковнику Михаилу Григорьевичу Черняеву, исполнявшему должность начальника штаба Оренбургского корпуса, поручалось провести рекогносцировку района от Джулека до города Туркестан и выслать отряд к крепости Сузак, принадлежащей Коканду. Западносибирские войска получили своё задание: отряд полковника Лерхе отправлялся обследовать пути к Аулие-Ате, а отряд штабс-капитана Проценко – разведать дороги по долине реки Нарын в Кашгар.
Последствия оказались неожиданными: кокандские укрепления Куртка и Джумгал сдались Проценко без выстрела. То же произошло и в Сузаке: когда Черняев подошёл к этому пункту, население Сузака заставило кокандский гарнизон сложить оружие и заявило, что желает принять русское подданство.
Оренбургский генерал-губернатор был серьёзно встревожен внезапными успехами Черняева. Он даже поторопился написать в министерство иностранных дел, что Черняев действовал по личной инициативе и без санкций начальства. Полковник Верёвкин, начальник Сыр-Дарьинской линии, тоже не пришёл в восторг от «сузакского дела»:
«Разрушение Сузака было бы дело прекрасное, но опасаюсь я, чтобы оно не повело к каким-либо неприятным запросам из Петербурга и не подняло бы шума в политическом мире; теперь же, при натянутости наших отношений с Англией, у нас особенно боятся давать англичанам повод к опасениям».
В Петербурге же, напротив, приняли «дело» с удовольствием, особенно учитывая, что особых затрат оно и не потребовало (как, кстати, и успех отряда Проценко в долине реки Нарын). Решено было сомкнуть Сибирскую и Сыр-Дарьинскую линии, и споры велись лишь относительно того, насколько следует продвинуть границу к югу – занимать ли Туркестан, Чимкент, Ташкент или же ограничиться более северными рубежами.
20 декабря 1863 года Александром II была утверждена программа действий России в Средней Азии. Предполагалось, что с весны следующего года войска Оренбургского корпуса окончательно займут Сузак, а отряды Сибирского корпуса – Аулие-Ату. Таким образом, была бы создана сплошная пограничная линия по хребту Каратау. Впоследствии граница должна была быть перенесена на реку Арысь со включением Чимкента в состав Российской империи.
Ответ Коканда
В июле 1863 года в Коканде номинально взошёл на трон двенадцатилетний хан Сеид-Мурад, но фактически ханством управлял регент – мулла Алимкул (он же в разных источниках Алимкуль или Алим-кул), человек весьма энергичный. Повинуясь его приказу, правитель Ташкента Нур-Мухаммед посетил крепости, в которых успели побывать русские (Сузак, Чолак-Куртан и Аулие-Ату), оценил нанесённый ущерб, наметил меры по восстановлению разрушений, а заодно собрал дань с местных жителей.
Правитель города Туркестан Мирза Давлет проявил особенную активность. С отрядом в 2000 человек и 10 пушками он отправился собирать повышенный налог с киргизов и казахов, включая и принявших русское подданство. Помимо прочего, он напал на несколько русских караванов недалеко от форта Перовский.
Следствием стало донесение начальника Сыр-Дарьинской линии полковника Верёвкина, в котором тот предлагал немедленно нанести удар по Туркестану. Из Петербурга пришёл расплывчатый ответ: действовать согласно изначальному плану, однако «…если представится несомненный и лёгкий случай занять [Туркестан] постоянным гарнизоном» – воспользоваться случаем, но помнить, что «…одна демонстрация более вредна, чем полезна».
Весной 1864 года в форте Перовский собрали пять рот пехоты, две сотни казаков, 10 пушек, шесть мортир и два ракетных станка с прислугой. Командование принял сам полковник Верёвкин.
К 9 июня отряд подошёл к городу Туркестан, очистил предместья от вражеских передовых отрядов, и началась осада.
Туркестан был обнесён глинобитной стеной общей протяжённостью около трёх километров, в северо-восточной части города находилась цитадель. Численность гарнизона составляла около 1500 человек.
В ночь на 10 июня русские начали обстрел и одновременно с тем стали подводить траншеи к стенам для сооружения подкопа. Поутру кокандцы произвели вылазку, но их атаку отбили. В ночь на 12 июня кокандцы повторили атаку. Генерал-лейтенант М. А. Терентьев описывает этот эпизод в следующих выражениях:
«В тылу правого ложемента послышались крики несущейся кокандской кавалерии, и в то же время замечена была значительная масса пеших кокандцев, скрытно ползущих со стороны исходящего угла крепости. Подпустив кокандцев на самую близкую дистанцию, рота, составлявшая траншейный караул, и рота рабочих открыли по ним меткий огонь и заставили их бежать… Часть кокандских всадников, занесённая испуганными лошадьми, наткнулась на нашу траншею. Кокандцы спешились, вскочили в траншею и бросились на солдат с шашками и батиками, но были тотчас заколоты штыками все до единого».
Видя, что остановить подкоп не удаётся, и что стены крепости вот-вот будут взорваны, начальник гарнизона с тремя сотнями сарбазов (пехотинцев) отступил по ташкентской дороге. Остатки гарнизона попросту разбежались. Так 13 июня Туркестан перешёл в руки русских. Верёвкин потерял убитыми 4–5 солдат и одного офицера.
Жители Туркестана прислали в русский лагерь депутацию. Они признавали себя побеждёнными, передавали крепость в руки победителей, указывали на притеснения, которые претерпевали от кокандских властей, и просили сохранить «все права и привилегии, какие только существовали прежде».
«Привилегии» подразумевались в первую очередь религиозные: Туркестан считался одним из священных городов ислама и был «замечателен своими святынями» – духовенство хотело сохранить за собой мечеть Хазрет-Али и всю принадлежащую ему собственность.
Верёвкин счёл целесообразным освободить население Туркестана на три или даже четыре года от налогов, кроме торговых пошлин и кибиточного обложения кочевников. Это предложение было поддержано властями в Петербурге.
«Рекогносцировка» Чимкента
Тем временем из форта Верный к Аулие-Ате выступил Зачуйский отряд в 2500 человек при 22 орудиях. Согласно другому источнику, отряд имел 17 орудий и два ракетных станка. Возглавил его полковник Михаил Григорьевич Черняев.
Укрепление Меркэ Черняев занял без боя, а, по разным данным, 2 или 4 июня 1864 года после двухчасовой стычки, фактически с марша, захватил крепость Аулие-Ата. Комендант крепости с четырьмя сотнями конницы бежал. Сарбазы, побросав оружие, поспешили смешаться с местными жителями.
Петербург был весьма доволен. Черняеву и Верёвкину присвоили чин генерал-майора, офицерам было объявлено «высочайшее благоволение». Была создана новая передовая линия из всех укреплений от реки Чу до крепости Яны-Курган на Сыр-Дарье – Новококандская (другое написание – «Ново-Коканская»).
Правитель Коканда мулла Алимкул собрал восьмитысячную армию и засел в Чимкенте. Город располагался очень удачно – между Туркестаном и Аулие-Атой. Имея опорный пункт в Чимкенте, можно было действовать сразу в обоих направлениях.
Черняев считал захват Чимкента необходимостью, однако тут же встретил противодействие Верёвкина – тот полагал, что подобные вопросы «с налёта» не решаются. Весьма бурный диалог между Верёвкиным и Черняевым дошёл до военного министра Милютина, и тот специальной телеграммой предписал передать «общее начальство» Черняеву – он был назначен начальником Новококандской линии.
Теперь у Черняева были развязаны руки, и 7 июля 1864 года он вышел из крепости Аулие-Ата с отрядом в почти 1500 человек при 10 орудиях, направляясь к Чимкенту.
Через три дня отряд находился уже в 50 километрах от цели похода. Следствием столь быстрого передвижения отряда стали прерванные коммуникации – отряд плохо снабжался. Особенно донимало отсутствие соли: питаться пресной бараниной русский солдат не мог, а хлеба уже почти не осталось – «сухарная дача» (то есть, выдача сухарей) была уменьшена вдвое.
От Туркестана на соединение с Черняевым шли две пехотные роты и сотня казаков с тремя пушками под командованием капитана Мейера. Вместо того чтобы ожидать Черняева на урочище Караспан, как было уговорено, Мейер вырвался вперёд, на урочище Ак-Булак в 13 километрах от Чимкента. 14 июля отряд Мейера окружили кокандцы, существенно превосходящие русских по численности. Кроме того, люди Мейера оказались на дне котловины, и кокандцы обстреливали их со склонов. Русские защищались как могли: сложили убитых лошадей и верблюдов, а потом и тела погибших товарищей в виде бруствера, на них насыпали землю, чтобы укрытие было выше, причём копать приходилось штыками и руками…
Черняев получил известие о бедственном положении отряда Мейера – гонец ухитрился пробраться сквозь ряды кокандцев, – и 125 человек черняевского отряда во главе с войсковым старшиной Катанеевым отправились на выручку. В пяти километрах от цели они сами столкнулись с полчищами кокандцев, залегли и начали отбиваться.
К вечеру 16 июля Мейер всё-таки сумел провести с врагом переговоры – кокандцы согласились пропустить отряд к Туркестану. Если верить русским военным источникам, разница в потерях была разительной: русские потеряли убитыми 13 человек и ещё около 50 были ранены; кокандцы не досчитались около 500 человек.
Наконец, отряд Мейера соединился с черняевцами. Обессилевших и раненых пришлось оставить в укреплённом лагере, а шесть рот пехоты, сотня казаков и артиллерия продолжили путь к Чимкенту.
Там русских встретили артиллерийским огнём с крепостных стен и атакой кокандской конницы. Черняев так живописал эту схватку корреспонденту газеты «Русский вестник»: «Кому не приходилось выдерживать атаку азиатских полчищ, тот не может даже себе представить того действия, которое производят на нервы их нечеловеческие крики».
Отряд Черняева обстрелял Чимкент, по ответному огню определил местонахождение вражеских пушек и отошёл к Аулие-Ате. Во всяком случае, в донесении начальству Михаил Григорьевич представил свой неудачный поход на Чимкент именно так: это, мол, была «рекогносцировка Чимкента», а вовсе не отбитый врагом штурм. Кроме того, Черняев утверждал, что намерен через некоторый срок непременно занять этот город.
В любом случае, Чимкент был ключом к Ташкенту, и логика российского продвижения в Среднюю Азию вела именно к нему.
Продолжение следует
Комментарии к данной статье отключены.