Приступая к разговору о французских тяжелых и сверхтяжелых танках, хотелось бы сразу сказать, что их появлению в период Первой мировой войны Франция обязана полковнику (впоследствии бригадному генералу) Жану-Батисту Эстьену — человеку на десятилетия опередившему свое время. Тот факт, что армии необходим тяжелый танк прорыва, стал очевиден еще в конце 1916 года, когда британцы первые применили свои «ромбы» — Франция, увы, сопоставимыми по боевым качествам танками не обладала. Машины Saint-Chamond и CA-1 Schneider, выполненные на базе тракторного шасси, может быть, и обладали лучшей защитой, но их проходимость по пересеченной местности и маневренность оставались абсолютно ничтожными — в итоге эти танки были полностью заменены на легкий FT-17 и импортные британские образцы.
Спецификации на разработку тяжелого танка получили сразу несколько фирм — «Рено», упомянутые выше «Шнейдер» и «Сен-Шамон», а также «Средиземноморское Общество Железноделательных заводов и верфей», в сокращении FCM. Предполагалось, что масса танка должна составить 38 тонн, вооружение — 105-мм пушка, бронирование не меньше 30-мм. Двигатель мощностью 200 л.с. должна была предоставить фирма «Рено».
Основным же требованием заказчика было размещение орудия во вращающейся башне — французы первыми твердо осознали, что пушка в спонсонах или лобовой части корпуса есть путь, ведущий в тупик, а наведение орудия в строго ограниченных секторах резко снижает боевую ценность танка. Сказано — сделано: специалисты FCM взялись за работу и к лету 1917 года появился прототип с индексом FCM 1A, куда больше напоминавший танки эпохи Второй мировой, чем архаичные «ромбы» — В передней части корпуса размещалось отделение управления, где находились места механика-водителя и его помощника. Далее располагался боевой отсек, по бортам которого были сделаны по две амбразуры для стрельбы из пулеметов и по одному смотровому прибору. Тут размещалось сразу пять членов экипажа: командир, наводчик, заряжающий, пулеметчик и моторист. Моторный и трансмиссионный отсек находились в кормовой части корпуса, занимая более половины его длины. Лобовая часть корпуса и башня изготовлялась из 35-мм брони, борта и корма корпуса — из 20-мм брони, крыша и днище — из 15 мм.
Впрочем, не обошлось без «чисто английских» странностей — «ромбы», с гусеницами полностью охватывающими корпус и большой длиной предназначались в основном для преодоления траншей, а потому детище фирмы FCM унаследовало от британских родственников высокую (в человеческий рост) ходовую часть, что резко снижало маневренность — в сущности, нормально двигаться машина могла только по прямой, а на поворотах скорость снижалась до минимальных 2-3 километров в час.
Военных привели в восторг башня с мощным орудием и усиленное бронирование, однако на серийных танках решили устанавливать все же 75-мм пушку благодаря значительно меньшей отдаче при выстреле, более компактным габаритам и большему боекомплекту. Если для 105-мм орудия планировалось 120 снарядов, то для 75-мм их можно было загрузить уже 200 штук.
Попутно были изготовлены еще два варианта танка — FCM 1В и FCM 1С соответственно. Последний оказался подлиннее и потяжелее: 62-тонный танк длиной 9,31 метра; вооружение и бронирование осталось прежним. 1С был изготовлен в середине 1918 года, предполагался заказ промышленности на триста машин, но Германия капитулировала и потребность в тяжелом танке прорыва отпала.
Тем не менее доработанный 1С получивший индекс Char 2C несколько лет спустя был запущен в малую серию — были устранены некоторые недостатки ранней стадии разработки, а генерал Эстьен настоял на производстве десяти машин хотя бы из соображений национального престижа. Char 2C так и остался венцом развития тяжелой бронетехники эпохи Первой мировой — танк был предназначен для позиционной войны, и никто не мог предположить, что всего через полтора десятилетия наступят времена стремительного блицкрига с прорывами на глубину, стратегическим охватом, разгромом беззащитных тылов и прочими прелестями «моторизованной войны»...
* * *
Как это не удивительно, но вплоть до конца 30-х годов индустриальныя Франция практически не занималась разработкой тяжелых танков, если не считать единственного принятого на вооружение проекта 1 bis, иногда именуемого «французским КВ». Бдительность Франции усыпило проклятие, под названием «линия Мажино», по сравнению с которой финская «линия Маннергейма» выглядела канавкой, прокопанной детскими совочками и украшенной ДОТами из спичечных коробок. Представить только — общая длина больше четырехсот километров, четыре десятка узловых пунктов обороны, по полтысячи бункеров и орудийных казематов. С учетом модернизации старых оборонительных линий в тылу, глубина обороны составляла без малого сотню километров.
Отдельно хотелось бы напомнить, что прямо напротив «линии Мажино» стояла германская «линия Зигфрида» построенная в 1936-1940 годах. Французское командование было свято уверено: немецкие орды разобьются о неприступные позиции, повторится «великое стояние» образца Первой мировой, а чтобы впоследствии успешно провести наступление против Германии, придется прорывать «линию Зигфрида». Следовательно, необходимы тяжелые штурмовые танки, или, во французской классификации, «Char de forteresse», танки-крепости.
Вот тут-то и возродилась концепция строительства мастодонтов наподобие FCM 2C и супертяжелых машин. К тому времени все до единой страны мира, производящие танки — включая даже Великобританию, где проектирование бронетехники было, мягко говоря, весьма странным, — отказались от дальнейшей разработки многобашенных тяжеловооруженных монстров, французское военное руководство продолжало настаивать на производстве «Char de forteresse». В Советском Союзе к началу 1940 года было принято окончательное решение: тяжелые танки строить будем, но строго с одной башней. В Германии проект трехбашенного Neubaufahrzeug, более известного Nb.Fz, тихо прикрыли еще раньше, целиком сосредоточившись на массовом выпуске «инструмента блицкрига», то есть средних танков Pz.III и Pz.IV. Англичане построили один-единственный A1E1 «Independent» о пяти башнях, ужаснулись его стоимости и сложности производства, после чего навеки отправили в музей.
Стоит задать вопрос: насколько же серьезную психологическую травму перенесли французы в Первую мировую, что впоследствии полностью игнорировали очевидные направления мирового танкостроения? Всё так, они до дрожи, панически боялись новой окопной войны и сопряженных с ней колоссальных потерь. В итоге в 1938 и 1939 годах военное министерство выдает промышленности технические задания на сверхтяжелый двухбашенный танк, по компоновке очень сходный с советскими проектами СМК и Т-100. Фирма AMX поскромничала и разработала машину массой всего-навсего пятьдесят тонн, дав ей обозначение «Tractuer C». Корпорация FCM решила, что раз требуется танк-крепость, то пускай будет крепость — сто сорок тонн!
Два дизеля мощностью в 550 лошадиных сил могли разогнать FCM F1 до двадцати четырех километров в час по ровному твердому покрытию. По большому счету, данный танк должен был стать мощнейшим в мире: лобовая броня 120 миллиметров, бортовая — 100 миллиметров. Расположение башен традиционно двухярусное: в главной башне на корме 105-миллиметровая пушка, во вспомогательной в передней части корпуса — 90 миллиметров. Длина-ширина-высота машины были практически как у появившегося через пять лет «Мауса», отличие в считанные сантиметры.
Отличная цель для артиллерии и штурмовиков? Да, безусловно. Совершенно непонятно, почему французские генералы этого не понимали? Двигающуюся с скоростью черепахи «крепость» уничтожат за минуты, не взирая на солидное бронирование! Возможно дело в том, что французская армия оставалась невероятно косной, консервативной и практически не поддающейся модернизации структурой. Танк не сможет двигаться по мягкому и заболоченному грунту? Ходовая часть ниже всякой критики — то есть традиционная «сороконожка», двадцать маленьких опорных катков и гусеница с устаревшего B1 bis? Запредельная масса? Сомнительная боевая ценность? Чепуха какая! Зато огромный как мамонт, забронированный по самое не могу, и две башни с тяжелыми орудиями!.. Фирма FCM даже построила детализированный деревянный макет в натуральную величину — его фотографии сохранились. Продемонстрировала макет господам генералам 12 апреля 1940 года. До начала сокрушительного германского наступления оставалось меньше месяца.
Самое любопытное в том, что армия заказала двенадцать машин к маю 1941 года. Потом, когда производство будет налажено, можно будет выпускать по четыре танка в месяц. Одновременно, военные очень попросили усилить бортовую броню до 120 миллиметров. Скорость снизится до 20 километров в час по шоссе? А что такого-то? При штурме линии Зигфрида потребуется не скорость и маневренность, а хорошая бронезащита и большие пушки! А в это самое время фон Рунштедт, Лееб, Клейст и Гудериан просчитывали прорыв через Арденны — прорыв на таких маленьких, но очень быстрых «двоечках», «тройках» и прочих легких и средних танках, поддерживаемых моторизованной пехотой и авиацией...
Подумать только, какое неслыханное помрачение рассудка постигло Францию! Нет-нет, это не ошибки вызванные недооценкой потенциала противника. Это образ мысли, покалеченная Первой мировой ментальность. Ладно, если бы в разработку пошел только FCM F1, но ведь «Tractuer C» от фирмы AMX тоже готовился если не к производству, то по меньшей мере к созданию доработанного прототипа с индексом D! И смех и грех: на этот танке предусматривалось даже место для второго мехвода на корме! При том, что компоновка «тяни-толкай» сама по себе являлась порочной — обеспечить равноценное маневрирование передним и задним ходом в тридцатые годы не удавалось никому, а с окончательной победой концепции однобашенного танка эта теория окончательно ушла в историю.
* * *
Хотелось бы напомнить, что германская армия обычно весьма активно использовала трофейную технику — на вооружении Вермахта стояли чехословацкие танки и австрийские броневики ADGZ, немецкие специалисты вовсю использовали вражескую документацию для создания новых образцов техники. Однако, 1940 году они ознакомились с описанными танкостроительными проектами и сразу этот балаган прикрыли — что само по себе показательно.
Впрочем, у проекта FCM F1 нашлось немало противников и во французском Генеральном Штабе. Часть офицерского командного состава справедливо полагала, что постройка тяжелых двухбашенных танков, пусть даже защищенных 120-мм броней, отнимет часть времени и ресурсов, которые были бы более полезны при производстве танков B1bis. К тому же, боевая ценность F1 выглядела крайне сомнительной, так как до испытаний танка в начале 1940 года было еще далеко. Учитывая соотношение длины танка к ширине, которое составляло примерно 3,5:1, его ходовые качества оказались бы на уровне советского Т-35, а проходимость неудовлетворительной — из-за своей огромной массы передвижение F1 по мягкому и заболоченному грунту не представлялось возможным, а выдержать 140-тонную машину был способен далеко не каждый мост.
В любом случае, история с проектами сверхтяжелых танков в предвоенной Франции окончилась ничем — возможно, проведи Германия наступление два года спустя, эти чудовища были бы построены в ограниченной серии, но их влияние на ход войны оказалось бы ничтожным: эти танки опоздали на Первую мировую, и оказались бы не нужны во Второй мировой.
Публикуется в авторской редакции
