15 июля 1975 года на космодроме Байконур стартовал советский космический корабль «Союз-19». Его экипажу, состоявшему из двух опытных космонавтов, предстояло выполнить на орбите операцию, которая не имела аналогов в предшествующей истории, — состыковаться с американским кораблём «Аполлон» и совершить переход на него. У них не было права на ошибку, ведь за полётом внимательно наблюдал весь мир, и от успеха миссии зависело политическое сближение враждующих сверхдержав.
Потерянный модуль
В сентябре 1970 года произошло событие, которое осталось почти без внимания средств массовой информации, хотя при правильной подаче могло стать сенсацией. Экипажу американского ледокола «Саусвинд» (Southwind), зашедшему в порт Мурманска, был передан макет командного модуля космического корабля «Аполлон» (Apollo). После этого ледокол продолжил свой арктический рейс: посетив норвежские Тромсё и Осло, а также датский Копенгаген, он пришёл в британский Портсмунт, где макет сгрузили и переправили в Соединённые Штаты.
До сих пор нет точных сведений о том, как этот макет был потерян и подобран. Западным историкам удалось установить следующее. В интересах космической программы «Сатурн-Аполлон» (Saturn-Apollo) были изготовлены тридцать три так называемых «шаблона» (Boilerplate) серии BP-1200, то есть габаритно-весовых макета командного модуля без оборудования, необходимого при космическом полёте. Они предназначались для разнообразных испытаний, но, прежде всего, для подготовки военных моряков и поисково-спасательных команд ARRS (Aerospace Rescue and Recovery Squadron), которым предстояло подбирать в океане настоящие модули с астронавтами, вернувшимися из космоса. Тренировались на них и сами астронавты, репетируя различные ситуации, которые могли возникнуть после приводнения. Стоимость каждого макета в зависимости от сложности его технического устройства колебалась от 10 до 15 тысяч долларов. Макет BP-1227, переданный экипажу «Саусвинда», был выпущен в 1967 году и поступил в распоряжение подразделения Atlantic Recovery Force CTF-140, которое базировалось на военно-морской авиабазе в Норфолке (штат Вирджиния). Затем «следы» макета теряются до того момента, когда он был помещён на палубу ледокола.
Существует множество версий того, кто и при каких обстоятельствах потерял ВР-1227. Однако документы, описывающие инцидент, либо не сохранились, либо пока не найдены. Тем ценнее выглядит свидетельство бывшего моряка Александра Васильевича Андреева. В частности, он рассказывал:
«В июне 1969 года наше судно — производственно-рефрижераторный траулер Мурманского тралового флота «Апатит» — возвращалось с промысла из Южной Атлантики. Шли с полным грузом и перевыполнением плана. Командовал кораблем Герой Социалистического Труда Иван [Тимофеевич] Шаньков. Я был там старшим механиком. Мы проходили в районе Гибралтара, была ясная штилевая погода. После обеда я по традиции прилёг вздремнуть. Лёгкий сон был нарушен креном судна, который был вызван внезапной сменой курса. Поднялся на мостик, чтобы узнать, в чём дело. Вышло так, что вахтенные обнаружили плавающий в океане предмет, и капитан дал команду приблизиться к нему. Через полчаса мы подошли к неизвестной находке. При близком рассмотрении предмет оказался металлической копией американского космического корабля! <…>
Наш капитан решил поднять его на борт. Это был риск! Носовые лебедки трёхтонные, а веса плавающей конструкции мы не знали. К счастью, всё прошло благополучно, и макет космического корабля закрепили на носовой палубе».
Сопоставляя показания Андреева с общедоступными фактами программы «Сатурн-Аполлон», можно предположить, что ВР-1227 был потерян поисково-спасательной командой, работавшей на военном корабле «Алгол» (USS Algol, AKA-54), во время шторма в конце февраля 1969 года, при подготовке операции эвакуации экипажа космического корабля «Аполлон-9».
После того как траулер «Апатит» доставил макет в СССР, его изучили советские профильные специалисты. Ветеран ракетно-космической отрасли Анатолий Викторович Благов, проектант возвращаемых аппаратов Транспортных кораблей снабжения, свидетельствовал:
«Специалисты ЦКБМ [Центрального конструкторского бюро машиностроения] ездили в Мурманск посмотреть на этот «подарок судьбы»… В общем, это был металлический, очень хорошо сделанный из толстого оцинкованного железа, без следов коррозии, габаритно-весовой макет командного модуля Apollo. Судя по всему, технология изготовления была рассчитана на небольшую серию. К сожалению, до нас дошёл только комплект светового поискового маяка с оригинальной оптической схемой остекления фонаря. Всё было предельно просто… Даже теплозащита никак не имитировалась… Мы себе такого [постройки специальной серии кораблей для морских испытаний] позволить не могли».
В Российском государственном архиве научно-технической документации (РГАНТД) сохранились фрагменты переписки за июнь 1970 года, в ходе которой обсуждался вопрос допуска представителей американского посольства в Мурманск для осмотра макета. Вероятно, именно тогда и было принято решение о передаче его Соединённым Штатам в качестве «жеста доброй воли» и в контексте «потепления» межгосударственных отношений. Сама церемония передачи ВР-1227 состоялась 6 сентября, на ней присутствовали три представителя посольства: Уильям Хэрбен, Франклин Бэббит и Ричард Родниа.
Надо сказать, что это был не первый «жест» такого рода. Ещё раньше, 15 апреля, в период проведения операции по спасению астронавтов терпящего бедствие космического корабля «Аполлон-13», председатель Совета Министров Алексей Николаевич Косыгин послал американскому президенту телеграмму, в которой сообщал, что его правительство сделает всё возможное для оказания помощи, направив в соответствующие районы Тихого океана свои суда. Действительно, к предполагаемому месту приводнения командного модуля «Аполлона-13» выдвинулись корабль измерительного комплекса «Чумикан», теплоходы «Академик Рыкачёв», «Новополоцк» и рыболовецкий траулер 8452.
Хотя поддержка с их стороны в итоге не потребовалась, решительные действия советских властей способствовали увеличению доверия и началу международного сотрудничества в космонавтике, которая до того воспринималась как одна из областей противостояния сверхдержав. Великодушная передача потерянного макета ВР-1227 закрепила наметившийся тренд к политическому сближению.
Вместе на Луну
С того момента, как стало ясно, что Советский Союз не только не уступает, но и опережает Соединённые Штаты в практической космонавтике, американские политики неоднократно поднимали вопрос о необходимости организации совместных научно-исследовательских программ, которые были бы выгодны обеим странам.
Когда в 1958 году было учреждено Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства (National Aeronautics and Space Administration, NASA), одной из его задач, записанных в устав (National Aeronautics and Space Act), стала деятельность по привлечению иностранных партнёров к проектам по изучению внеземного пространства — за исключением тех, которые связаны с обороной. Но бюджет NASA напрямую зависел от продолжения соревнования в космосе, поэтому его руководство было не в восторге от перспективы сотрудничества с Советским Союзом. Кроме того, многие специалисты пришли в управление из вооружённых сил и рассматривали происходящее с позиции идеологии Холодной войны, которая в любой момент могла перерасти в «горячую». Наиболее ясно отношение NASA к вопросу выразил его первый руководитель Кейт Гленнан, который рекомендовал президенту Дуайту Эйзенхауэру, планировавшего свой визит в СССР на 1960 год, воздержаться от обсуждения с советскими официальными лицами каких-либо аспектов космического сотрудничества.
Тем не менее, сам президент и другие политики были озабочены ускоряющейся «гонкой» вооружений, поэтому прилагали усилия, чтобы хоть как-то замедлить процесс. В письме председателю Совета Министров Николаю Александровичу Булганину от 15 февраля 1958 года Эйзенхауэр подчёркивал:
«Пришло время покончить с этой опасностью [милитаризации космоса]. Будет настоящей трагедией, если советские лидеры закроют глаза на эту опасность или проявят к ней равнодушие так же, как они, очевидно, не разглядели или проигнорировали десять лет назад атомную и ядерную опасность в самом начале её возникновения».
Советский лидер Никита Сергеевич Хрущёв в ответ связал потенциальное сотрудничество в космосе с требованием разоружения, в первую очередь — ликвидации американских военных баз на иностранной территории. Понятно, что при такой постановке вопроса переговоры сразу зашли в тупик.
Следующую попытку наладить отношения предпринял президент Джон Кеннеди, который рассматривал космос как «зону совместных интересов» США и СССР. Ещё в январе 1961 года в своём первом послании Конгрессу он призвал «все нации, включая и Советский Союз, начать вместе с нами разработку программы предсказания погоды, новой программы спутниковой связи, а также начать сотрудничество в подготовке полётов автоматических зондов на Марс и Венеру». Затем, в феврале, им была учреждена Оперативная группа по международному сотрудничеству в космосе (Task Force on International Cooperation in Space). Она работала до середины апреля, подготовив ряд предложений по вовлечению СССР в американские космические инициативы: от запуска метеорологических спутников до строительства международной посещаемой базы на Луне.
Триумфальный полёт Юрия Гагарина, нанёсший очередной удар по гордости американцев, давал Кеннеди повод обратиться к Хрущёву с поздравительным посланием, в котором он отмечал: «Я искренне желаю, чтобы в своём продолжающемся познании космического пространства наши страны смогли работать вместе на благо всего человечества». Однако в тот период советское руководство не было склонно рассматривать предложения о сотрудничестве: возобладало высокомерие победителей, ведь получалось, что «отсталые» американцы претендуют на часть славы космических первопроходцев. С другой стороны, общественность в Соединённых Штатах и конгрессмены всё сильнее критиковали Кеннеди за его «пассивность» перед лицом успехов СССР. Президенту пришлось отказаться от идеи международной кооперации и в качестве альтернативы предложить амбициозную цель — осуществление высадки американских астронавтов на Луну до конца десятилетия.
Впрочем, ситуация вскоре изменилась: обостряющийся конфликт между Москвой и Пекином вынудил руководство СССР по-новому взглянуть на вопрос взаимодействия с Западом. В декабре 1961 года советские представители в ООН поддержали резолюцию 1721 (XVI) «Международное сотрудничество в использовании космического пространства в мирных целях», а в феврале 1962-го в поздравительной телеграмме по поводу орбитального полёта Джона Гленна на корабле «Меркурий» (Mercury) Хрущёв признавал, что если Советский Союз и США «объединят свои усилия — научно-технические и материальные, для покорения Вселенной, это будет чрезвычайно благоприятно для прогресса науки и будет с радостью воспринято всеми людьми, которые хотели бы видеть, как научные достижения идут на благо человеку, а не служат холодной войне и гонке вооружений».
7 марта Кеннеди отправил Хрущёву письмо, в котором предлагал начать совместную деятельность стран по созданию метеорологических спутников, наземной системы слежения за космическими объектами и общей системы связи, а также по работам в области космической медицины. Хрущёв одобрил инициативу, отказавшись только от идеи совместного слежения: по его мнению, это было бы всё равно, что узаконить доступ «американских шпионов» к секретной информации о советской орбитальной группировке. Список вероятных проектов, предложенных Кеннеди, он дополнил двумя: организация международной службы спасения космонавтов и оформление юридических основ для обеспечения мирного использования космоса.
Обсуждение деталей поручили академику Анатолию Аркадьевичу Благонравову и заместителю администратора NASA Хью Драйдену. В период с марта 1962 по сентябрь 1963 годов прошли пять встреч; результатом стало подписание соглашения о деятельности в области метеорологии, связи и составлении карты магнитного поля Земли. Переговоры омрачил Карибский кризис, а затем инициативу просто «спустили на тормозах». Не помогло даже выступление Кеннеди на 18-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН, где он 20 сентября 1963 года прямо призвал СССР присоединиться к организации экспедиции на Луну.
Хрущёв вёл себя непоследовательно, то выступая в поддержку идей Кеннеди, то делая заявления о тотальном превосходстве советской космонавтики, которая не нуждается в партнёрстве с западными странами. Возможно, американский президент, проявив настойчивость, сумел бы довести свой проект до осуществления в каком-то варианте, однако 22 ноября его убили во время поездки в Даллас (штат Техас).
На пути к ЭПАС
Вице-президент Линдон Джонсон, возглавивший страну после смерти Кеннеди, в отличие от предшественника, не был последовательным сторонником сотрудничества с СССР, хотя временами и высказывался в том духе, что не стал бы возражать, прояви советская сторона инициативу. При этом он неоднократно подчёркивал, что считает одной из своих важнейших задач на высоком посту добиться первенства США в космосе. Не способствовала росту взаимопонимания и война во Вьетнаме, которая, по сути, поставила Соединённые Штаты и Советский Союз по разные стороны фронта.
Ситуация начала меняться с приходом к власти Ричарда Никсона в январе 1969 года. К тому времени СССР в целом достиг паритета с США по ядерно-ракетной мощи. Вашингтону пришлось признать, что в международной политике теперь придётся учитывать возможность «взаимного гарантированного уничтожения», поэтому Никсон, чтобы снизить угрозу глобальной войны, выступил с идеей заключить соглашение по ограничению стратегических вооружений. Советский Союз, со своей стороны, тоже нуждался в «разрядке», поскольку для решения накопившихся экономических проблем требовались иностранные инвестиции. 20 октября советский посол Анатолий Фёдорович Добрынин уведомил Никсона, что СССР готов начать переговоры о соглашении.
При этом, конечно, обе стороны учитывали, что своего рода паритет достигнут и в космонавтике: американцы выиграли лунную «гонку», но в истории всё равно оставались «Спутник-1» и Юрий Гагарин. Ко всему прочему, Леонид Ильич Брежнев 22 октября заявил, что приоритетом советской космической программы становится создание долговременных орбитальных станций (ДОС). В этом контексте американские политики опять заговорили о необходимости вовлечь СССР в перспективные проекты. Например, в ноябре в Конгрессе активно обсуждался вопрос о международном сотрудничестве в космосе, причём прозвучала резкая критика в адрес предыдущей администрации, которая не сделала ничего, чтобы пригласить Советы к участию в программе «Аполлон».
В то же самое время Томас Пейн, третий руководитель NASA, который полагал, что время для сотрудничества наступило, пытался расширять контакты с советскими коллегами. Он посылал письма академикам Мстиславу Келдышу и Анатолию Благонравову с предложениями поучаствовать в мероприятиях NASA. Однако те либо не отвечали, либо отделывались общими фразами.
Признаки изменения отношения к вопросу наметились только в апреле 1970 года, после успешного возвращения экипажа «Аполлона-13» на Землю. Выступая на 2-м Национальном совещании по проблемам упрочения мира, проходившем в Нью-Йорке, вице-президент Академии Наук СССР Михаил Дмитриевич Миллионщиков заявил, что СССР и США должны начать переговоры о сотрудничестве в космосе: к примеру, необходимо подумать о создании международной спасательной системы для оказания помощи космонавтам и астронавтам, оказавшимся в аварийной ситуации вне Земли.
26 октября в Москве состоялась встреча советских и американских специалистов по ракетно-космической технике для того, чтобы обсудить возможные проекты. Именно в то время родилась идея провести совместный полёт космических кораблей «Союз» и «Аполлон». Доктор технических наук Владимир Сергеевич Сыромятников, участвовавший во встрече, вспоминал:
«Шестеро американцев — Роберт Гилрут, Глен Ланни, Кэдвелл Джонсон, Джордж Харди, Арнольд Фраткин (все из НАСА) и Г. Крамер (переводчик из Госдепа) — прибыли в Москву 24 октября 1970 года, в субботу, во второй половине дня. Как позднее рассказал мне будущий коллега, перед отъездом их инструктировали вашингтонские чиновники, и настрой американцев был очень пессимистичным. Однако Джордж Лоу, действующий администратор НАСА, дал своим установку искать пути договориться с Советами.
Как полагалось, с нами тоже провели пару бесед в нашем министерстве и совете «Интеркосмос». В пятницу, после собеседования, мы, три технаря — [Константин Петрович] Феоктистов, [Владислав Владимирович] Сусленников и я — по пути домой ужиная в Доме учёных, решились на сговор: делать всё, чтобы договориться. Таким образом, ничего не зная о будущих партнёрах, мы настроили себя на тот же лад. <…>
На всякий случай, чтобы не упустить оперативную информацию, нашей делегации придали подкрепление — офицера госбезопасности Лаврова, крепкого, опытного на вид человека. <…>
Вопреки прогнозам вашингтонских инструкторов из Госдепа, Пентагона и ЦРУ, в аэропорту «Шереметьево» делегации устроили тёплый прием. Академик [Борис Николаевич] Петров и космонавт Феоктистов проводили гостей в гостиницу «Россия», а после торжественного обеда организовали экскурсию по Москве.
На следующий день, в воскресенье, американцев отвезли в Звёздный и показали им Центр подготовки космонавтов — ЦПК. Это тоже был знак доброй воли. Во время экскурсии насавцы впервые познакомились с макетами и тренажёрами «Союза». <…>
В самой первой встрече было очень много интересного и примечательного. Ланни сделал обзорный доклад о средствах сближения корабля «Аполлон» и операциях на орбите. Харди из Центра Маршалла осветил те же разделы применительно к космической станции «Скайлэб», которая в те годы готовилась под эгидой этого насавского центра.
Мой будущий коллега Джонсон коротко описал стыковочные устройства, которые использовались в программах «Джемини» и «Аполлон». Остановившись на их достоинствах и недостатках, он изложил новую концепцию, которую НАСА рекомендовало для будущих разработок. Тогда впервые мы услышали незнакомый нам термин: «периферийный андрогинный стыковочный агрегат», периферийный — потому что все его механизмы располагались по периферии переходного тоннеля. <…>
Феоктистов рассказал о корабле «Союз», принципах и системах, которые обеспечили его сближение и стыковку на орбите. Сусленников более детально описал радиолокатор «Игла» — основную систему, измерявшую параметры относительного движения кораблей в космосе.
В моём докладе были представлены оба стыковочных устройства с механизмами «штырь-конус»: и то, которое летало, и то, которое только готовилось к стыковке. <…>
Помню живую реакцию американцев, особенно Джонсона, задавшего с характерной для него краткостью несколько вопросов по существу, например, как обеспечивается выравнивание по крену после сцепки, как состыковать электрические разъёмы. Последующие четыре года нам пришлось работать вместе над новой конструкцией. <…>
В подписанном на следующий день итоговом документе «Summary of Results» суммировались результаты встречи, подтверждалось намерение начать совместную программу. В качестве одной из главных ставилась задача в ближайшем будущем создать совместимые средства сближения и стыковки для советских и американских космических кораблей. Хотя задачу тогда сформулировали в общем виде, пока без привязок к конкретному проекту, открывалась хорошая перспектива. Была намечена работа над созданием совместных средств сближения и универсальных стыковочных устройств, а впереди маячила ещё более заманчивая перспектива совместного полёта со стыковкой.
Были организованы три рабочих группы (РГ): проектная — РГ1, по средствам сближения — РГ2 и по стыковочному устройству — РГ3, составившие тот организационный костяк, на основе которого в последующие годы строился совместный проект».
Тому, что специалисты сразу перешли к обсуждению технических деталей стыковки, не приходится удивляться. Корабли «Союз» и «Аполлон» сами по себе были к тому времени достаточно отработаны, однако изначально они создавались как независимые комплексы, поэтому в первую очередь следовало подумать о совместимости.
Проект получил одобрение руководства обеих стран. 25 февраля 1971 года президент Никсон в послании к Конгрессу под названием «Внешняя политика США на 1970-е годы: строить мир» (U.S. Foreign Policy for the 1970’s Building for Peace) заявил:
«Я также поручил НАСА предпринять все усилия для расширения нашего сотрудничества в космосе с Советским Союзом. Здесь уже наметился прогресс. Вместе с советскими учёными и инженерами мы определили пути проектирования совместимых стыковочных систем.
В январе мы достигли предварительного соглашения с Советским Союзом, которое может стать основой для установления куда более широкого сотрудничества между нами в области космоса. Я предписал НАСА и Государственному департаменту отнестись к решению этой перспективной задачи со всей серьёзностью».
24 мая 1972 года президент, будучи в Москве, подписал вместе с Алексеем Косыгиным подготовленное «Соглашение о сотрудничестве в исследовании и использовании космического пространства в мирных целях». В статье 3 этого документа говорилось:
«Стороны договорились о проведении работ по созданию совместимых средств сближения и стыковки советских и американских пилотируемых космических кораблей и станций с целью повышения безопасности полётов человека в космос и обеспечения возможности осуществления в дальнейшем совместных научных экспериментов. Первый экспериментальный полёт для испытания таких средств, предусматривающий стыковку советского космического корабля типа «Союз» и американского космического корабля типа «Аполлон» с взаимным переходом космонавтов, намечено провести в течение 1975 года».
Таким образом, сроки выполнения миссии, получившей название Экспериментальный полёт «Аполлон-Союз» (ЭПАС), были жёстко определены. Решение проблемы обеспечения технической совместимости двух космических систем перешло в стадию проектирования. В NASA ею занимались две группы: Кэдуэлла Джонсона и Рене Берглунда. Они подготовили несколько вариантов стыковки кораблей, в том числе с использованием проверенных в деле механизмов. При этом предлагались различные виды адаптеров: от самого простого, устанавливаемого в переходном тоннеле «Союза» в виде приёмного конуса, до небольшого промежуточного модуля, представляющего собой отдельный комплекс.
Последний вариант выглядел привлекательнее и реальнее остальных: он обеспечивал совместимость стыковочных механизмов и значительно упрощал переход космонавтов между кораблями, атмосферы которых существенно различались (чисто кислородная среда с давлением 260 мм рт.ст. в «Аполлонах» и кислородно-азотная смесь с давлением 760 мм рт.ст. в «Союзах»). Герметичный модуль-адаптер, позволявший изменять внутреннюю атмосферу, предполагалось с обеих сторон снабдить двумя приёмными конусами: с одной — как на американской лунном модуле, с другой — как на стыковочном агрегате для советской орбитальной станции «Салют». Его собирались установить на ракете-носителе «Сатурн», в переходнике под кораблем «Аполлон», который отделялся от последней ступени и, развернувшись, стыковался к адаптеру, после чего ступень отбрасывалась окончательно. Дополнительно, для будущих вариантов сотрудничества, американцы рассматривали возможность стыковки корабля «Союз» с космической станцией «Скайлэб-2» (Skylab 2).
Изучив американские предложения, советские проектанты одобрили вариант с модулем-адаптером, но отвергли два приёмных конуса. Им больше нравилась идея андрогинного периферийного агрегата стыковки (АПАС), которая обсуждалась ещё при первой встрече специалистов. Владимир Сыромятников писал в мемуарах:
«По греческой мифологии андрогины были двуполыми существами. Первым андрогином, согласно легенде, стал Гермафродит — сын Гермеса и Афродиты, обращённый в двуполое существо по просьбе нимфы Салмакиды.
Можно сказать, что наши будущие андрогинные конструкции оказались благородного происхождения. Они пришли на смену привычным для всех двуполым прототипам, которых американцы так и называли «male and female» (самец и самка), а мы — ласково: «папа — мама». <…>
Чем всё-таки привлекла андрогинность, что заставило разрабатывать новые, можно сказать, вычурные механизмы? <…> Почему Джонсон привез в Москву андрогинные конфигурации? Почему эти идеи постепенно захватили умы многих конструкторов, и они создали андрогинные агрегаты? Почему после ЭПАСа мы сохранили приверженность этим идеям, развили их и продвинули на новый уровень?
Наряду с субъективной привлекательностью наверняка были веские объективные причины для формирования столь устойчивой тенденции, тем более что осуществить красивую идею было совсем не просто. АПАС оказался крепким орешком для его создателей. Действительно, как выражаются американцы, надо было «сильно почувствовать необходимость», чтобы встать на такой сложный и длинный путь, тем более в обеих странах имелись отработанные и проверенные в космосе стыковочные устройства.
Позднее Джонсон шутил, приводя совсем другие соображения, по которым специалисты отказались от конструкций типа «штырь-конус», или «male-and-female»: почему-то ни одна страна не хотела играть роль female в космосе, на виду у всего остального мира.
Кто знает, что-то здесь, видимо, было. Ведь позднее, развивая шутку, мы стали говорить: андрогины — это когда оба сверху. <…>
Как и агрегаты штырь-конус, АПАСы стали создавать в виде автономного узла. Такая техническая политика целиком оправдала себя и на этот раз. Основой нового агрегата стал стыковочный шпангоут, похожий на тот, который сконструировали для «Союза»-«Салюта» и успешно испытали <…>. Андрогинность этого шпангоута прекрасно вписалась в новую концепцию. Его размеры требовалось немного уменьшить, чтобы разместить кольцо с лепестками, однако это, как говорится, было делом техники.
Если сомнений и принципиальных проблем со стыковочным шпангоутом не предвиделось, то вторую часть будущего АПАСа, его стыковочный механизм требовалось спроектировать практически заново, скомпоновать и сделать андрогинным. <…> Рабочим элементом нового механизма стало кольцо с направляющими и конфигурация, которую американцы привезли в Москву осенью 70-го».
18 августа 1972 года министр общего машиностроения Сергей Александрович Афанасьев, руководивший ракетно-космической отраслью, подписал приказ №259, в котором был окончательно утверждён вариант стыковки с помощью АПАС. Кроме того, в нём указывалось, что экспериментальный полёт должен состояться не позднее середины 1975 года. Головной организацией по подготовке космического корабля, получившего обозначение 7К-ТМ («Союз-М», 11Ф615А12), было определено Центральное конструкторское бюро экспериментального машиностроения (ЦКБЭМ), а ответственными лицами — главный конструктор Василий Павлович Мишин и технический директор проекта Константин Давыдович Бушуев.
Совместная орбита
Создание новой модификации корабля «Союз» требовало проведения предварительных испытаний. Первый корабль 7К-ТМ (лётный №71) в беспилотном варианте был выведен на орбиту 3 апреля 1974 года под официальным названием «Космос-638». Десятисуточный полёт прошёл без существенных замечаний, однако при возвращении 13 апреля автоматика перевела спускаемый аппарат в баллистический режим вместо управляемого. Причиной оказался клапан сброса давления из бытового отсека, предназначенный для уменьшения возмущений при разделении и спуске. Во время модернизации корабля рядом с этим клапаном была установлена стыковочная мишень. Когда клапан работал, струя воздуха попадала на мишень, создавая неучтённую возмущающую силу. Система управления корабля зафиксировала потерю ориентации и перешла на резервный режим спуска.
Для увеличения общей надёжности было решено вывести на орбиту корабль №72 в беспилотном варианте, а число пилотируемых испытательных полётов сократить с планировавшихся двух до одного. Полёт второго корабля 7К-ТМ под названием «Космос-672» с 12 по 18 августа прошёл идеально.
В то же время вовсю шла подготовка астронавтов и космонавтов, которым предстояло отправиться в экспериментальный полёт. В основной экипаж «Аполлона» вошли Томас Стаффорд, Вэнс Бранд и Дональд Слейтон; в основной экипаж «Союза» — Алексей Архипович Леонов и Валерий Николаевич Кубасов. Много позже лётчик-космонавт Алексей Леонов вспоминал:
«Программа «Союз-Аполлон» уже началась, а я всё «Салютом» занимался. А там был Витя Горбатко, у которого просто ничего не получилось с английским языком. Витя раньше меня начал программу «Союз-Аполлон», но с языком не пошло. <…> И его отстранили. <…>
В результате вызвали меня наверх. <…> Говорят — вам надо возглавить эту программу, быть командиром «Союз-Аполлон». Я отвечаю, я же ведь не знаю языка, я технику освою, а язык — это ведь… Ничего, освоишь. Я сказал, ну ладно. Давайте — одно моё условие. Бортинженером дайте мне Кубасова. <…>
За два года мы прошли всю программу «Союз-Аполлон». Сдали мы всю технику, корабль «Союз» (мы его прекрасно знали), американский корабль, были в Америке, там сдавали экзамены… В Америке — их специалистам. Получили высочайшие оценки как специалисты. За программу — отлично. И тут Валентин Петрович Глушко говорит — простите, а где у вас оценка за язык? Мы же подписали межгосударственный документ, по которому мы должны знать английский язык, а американцы — русский. С американцами будем разбираться. Давайте экзамен. <…>
Комиссия — преподаватели из военного языкового института, преподаватель английского языка из МГУ, преподаватели из институтов Мориса Тореза и Патриса Лумумбы. Семь человек. Начальник кафедры ещё. И нас семь человек. Ровно в 16.00 начался экзамен. В общем, экзамен кончился тем, что они говорят — если бы студенты так знали язык… Ну, мы их ещё поймали на чём, у нас свой, профессиональный язык, и мы начали их специальными терминами грузить. Пошли на них в атаку. Они сидят, сами ничего не понимают. Да там никто не поймёт…»
Однако перед ЭПАС, согласно плану, требовалось провести «репетиционный» полёт корабля 7К-М, чтобы проверить его и обновлённую версию ракеты-носителя «Союз-У» (11А511У). Пилотами назначили дублёров основного экипажа ЭПАС: Анатолия Васильевича Филипченко и Николая Николаевича Рукавишникова.
Запуск корабля под официальным названием «Союз-16» (7К-ТМ №73) состоялся 2 декабря 1974 года. Когда космонавты после выхода на орбиту открыли люк в бытовой отсек и сняли скафандры, сработал сигнал тревоги, а на пульте зажёгся транспарант «Разгерметизация БО». В этой ситуации космонавты должны были срочно закрыть люк и надеть скафандры. Но Филипченко сообщил, что, по данным манометра грубого измерения, давление не падает. Затем он перелетел в отсек сам и посмотрел показания точного манометра: результат оказался тем же. Как выяснилось, сигнал был сформирован из-за ошибочных показаний автоматического датчика.
Затем экипаж приступил к эксперименту по снижению давления (до 520 мм рт. ст.), что собирались реализовать в ходе ЭПАС для облегчения переходов между американским и советским кораблями. Однако после открытия клапана давление не изменилось. На Земле специалисты быстро разобрались, что клапан закрывает стыковочное кольцо, имитирующее узел «Аполлона». После того как космонавты подали команду на отведение кольца от стыковочного шпангоута, давление сразу стало снижаться.
На 4-м, 17-м и 18-м витках «Союз-16» выполнил манёвры, сходные с теми, которые предстояло совершить советскому кораблю в ЭПАС, и вышел на орбиту стыковки высотой 225 км. Космонавты провели испытания модернизированных элементов корабля: стыковочного узла, системы управления движением, системы жизнеобеспечения. Нормально прошли пробные включения новой цветной системы телевидения; в качестве тестового предмета космонавты использовали красный вымпел, подаренный им перед стартом комсомольцами Байконура.
7 декабря, за сутки до посадки, прошло испытание системы аварийной расстыковки: на АПАС были подорваны пироболты, которые расфиксировали замки узла, а пружинные толкатели отбросили кольцо от корабля. 8 декабря экипаж «Союза-16» вернулся на Землю. При спуске в атмосфере испытывалось новое теплозащитное покрытие. Как рассказывали потом космонавты, оно сильно коптило, из-за чего иллюминаторы полностью покрылись плотным слоем гари.
Со второй половины декабря началась непосредственная подготовка к экспериментальному полёту «Аполлон-Союз». За оставшееся до него время в советской космической программе были запланированы две экспедиции на станцию «Салют-4», запущенную 26 декабря. Первая экспедиция успешно состоялась в январе, вторая намечалась на апрель-май. И тут случилось непредвиденное: при запуске 5 апреля впервые в истории советской пилотируемой космонавтики произошла авария ракеты-носителя «Союз». Корабль на орбиту не вышел и совершил аварийную посадку, что вызвало серьёзную озабоченность у американских специалистов. Чтобы успокоить коллег, было решено отправить новую экспедицию на «Салют-4» до ЭПАС.
Для выполнения исторического полёта были изготовлены сразу три корабля. 7К-ТМ №75 предназначался для ЭПАС. 7К-ТМ №76 был резервным и находился на 31-й площадке космодрома Байконур в состоянии суточной готовности без заправки носителя. Его запуск мог состояться при двух нештатных ситуациях: невозможность стыковки с «Аполлоном» корабля №75 или в случае длительной (более пяти суток) задержки старта «Аполлона», после которой запущенный ранее «Союз» вынужден был бы совершить посадку. Для полёта на №76 готовились дублёры — Анатолий Филипченко и Николай Рукавишников. Корабль №74 был «запасным», находился на космодроме, но не заправлялся топливом и не стыковался с ракетой.
Все эти тщательные приготовления оказались лишними. 15 июля 1975 года с 1-й площадки Байконура стартовал «Союз-19» (7К-ТМ №75) с экипажем в составе Алексея Леонова и Валерия Кубасова. Запуск состоялся в намеченное время, несмотря на неисправность: вышла из строя бортовая телевизионная система. Технический директор программы Константин Бушуев высказался за перенос пуска, но его убедили, что задержка вызовет кривотолки в иностранных средствах массовой информации, часть которых и без того критически отзывалась о надёжности советской космической техники после аварийного запуска 5 апреля.
Выход на орбиту прошёл без замечаний, и все остальные бортовые системы работали нормально. По результатам проверки было дано разрешение на запуск корабля «Аполлон» (Apollo-ASTP, командно-служебный модуль CSM №111, стыковочный модуль DM №2). Его старт тоже состоялся в расчётное время — через семь с половиной часов после «Союза».
Проведя анализ ситуации, советские специалисты пришли к выводу, что телевизионная система «Союза» не работает из-за отказа в коммутационном блоке. Лётчик-космонавт Валерий Кубасов позднее вспоминал:
«Чтобы добраться до него [коммутационного блока], нужно было каким-то образом вскрыть обшивку, сделать в ней окно.
Из инструментов у нас тогда на борту в наличии имелись: небольшая отвёртка, плоскогубцы, ножницы и охотничий нож, который, по совету Леонова, был куплен прямо на Байконуре. Ножницы — обычные, простые, а не по металлу. Не совсем подходящий набор для ремонта. С Земли нам посоветовали вначале сделать ножом надрезы в алюминиевом листе обшивки, а уж потом ножницами вырезать окно. Я попробовал — не получается! Металл толстый, режется плохо. Да ещё невесомость! Здесь, как только начинаешь что-то делать с усилием, сила реакции тебя тут же отталкивает, ты начинаешь плавать, болтаться внутри корабля. Мы долго примерялись, но в конце концов сделали так: Леонов держал меня за ноги, чтобы фиксировать, и вдобавок светил фонариком, так как под столом, где шла работа, было темно. Я же, сделав отверстие в листе ножом, стал рвать обшивку плоскогубцами, откусывая от неё небольшие кусочки. Так мы добрались до нужного блока.
Когда мы его всё-таки сняли, нам предстояло соединить между собой два электроразъёма. Но оба разъёма оказались «мамами», штатно соединить их было невозможно. С Земли нам предложили использовать проволоку. Но где её взять? Тут я вспомнил, что у нас на борту есть гайки, законтренные как раз подходящей проволокой! Сняли её оттуда, сделали дужку и соединили разъёмы. С Земли поступает следующее распоряжение: нужно изолировать контакты. Но чем? Изоляционной ленты на корабле у нас не было. Тут я опять вспомнил, что в аптечке есть лейкопластырь. Спрашиваю, можно ли его использовать? Оказалось, можно. И всё это тогда, когда мы должны были спать перед стыковкой. Поспать тогда удалось часа два…
На следующий день мы включили телевизионную систему. Работала лишь одна камера. Я спросил Землю, есть ли изображение? Отвечают — есть! У меня тогда невольно вырвалось: «Не может быть!» Но изображение действительно появилось, и всё, что мы делали, было не напрасно».
В то же время экипаж «Аполлона» решал свою техническую проблему — более серьёзную. После выведения корабля на орбиту командно-служебный модуль CSM отделился от второй ступени ракеты, отошёл на безопасное расстояние, выполнил разворот на 180° по тангажу и состыковался с модулем-адаптером DM (Docking Module), закреплённым на переходнике ступени S-IVB. После отделения от ступени астронавты открыли носовой люк CSM и приступили к демонтажу стыковочного механизма «Аполлона», чтобы пройти в адаптер. Однако механизм не поддавался их усилиям, а без его удаления стали бы невозможны взаимные переходы экипажей из корабля в корабль.
Специалисты в Хьюстоне срочно разработали новую методику удаления стыковочного механизма. Когда на «Союзе-19» заработало цветное телевидение, астронавтам «Аполлона» удалось справиться и со своей проблемой.
На следующий день, 17 июля, состоялась первая в истории стыковка космических кораблей двух стран — СССР и США. Активную роль при этом играл «Аполлон», а «Союз-19» обеспечивал поддержание требуемой ориентации. После проверки герметичности стыка Томас Стаффорд и Дональд Слейтон перешли в модуль-адаптер. Примерно через три часа после стыковки астронавты открыли люк DM, а космонавты — люк «Союза». Стаффорд и Леонов поприветствовали друг друга и пожали руки. Их действия транслировалось на весь мир в прямом эфире через геостационарный спутник ATS-6 (Applications Technology Satellite 6).
После перехода экипажам были переданы приветствия Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева и американского президента Джеральда Форда, в которых отмечалось большое значение происходящих в космосе событий. Затем Леонов и Стаффорд приступили к символической деятельности: соединяли памятные медали, подписывали совместные документы, обменивались сувенирами. Тем временем Слейтон и Кубасов начали эксперимент «Универсальная печь» по изучению влияния невесомости на металлургические и кристаллохимические процессы в металлических и полупроводниковых материалах.
В завершение космонавты организовали на «Союзе» совместную трапезу. Валерий Кубасов вспоминал:
«Мы с Алексеем знали, что после успешной стыковки у нас с американцами должен состояться совместный обед на нашем корабле. И решили немного разыграть астронавтов. С Земли мы захватили с собой несколько этикеток от водки «Столичная», а уже в космосе наклеили их на тубы с соком и борщом. Когда состыковались с «Аполлоном» и сели обедать с американским экипажем, мы достали эти «раритеты», выставили их на стол. Астронавты были удивлены и радовались как дети! Ещё бы — настоящая русская традиция в действии: выпить «по маленькой» за встречу. Но когда они попробовали угощение — они развеселились ещё больше. И наша с Алексеем Леоновым шутка была оценена по достоинству».
На четвёртый день полёта, 18 июля, Алексей Леонов перешёл утром на борт «Аполлона», а к Валерию Кубасову на «Союзе» присоединился Вэнс Бранд. Затем Леонов вместе со Стаффордом вернулся на «Союз», а Кубасов с Брандом перешли в «Аполлон». В процессе второго перехода вечером прошла пресс-конференция экипажей.
Выполняя научную программу миссии, космонавты и астронавты выполнили совместные эксперименты «Рост микроорганизмов», «Зонообразующие грибки», «Микробный обмен», завершили эксперимент «Универсальная печь», а также провели фото- и киносъёмки.
19 июля состоялась расстыковка кораблей. При их расхождении до 200 м выполнялся эксперимент «Искусственное солнечное затмение»: «Аполлон» закрывал Солнце, а с борта «Союза» велось фотографирование солнечной короны. Затем была выполнена повторная стыковка, в которой активную роль играл «Союз». Валерий Кубасов рассказывал:
«Когда мы состыковались во второй раз и началось стягивание, на «Аполлоне» неожиданно для всех, «случайно» включились двигатели ориентации — и корабль начал раскачиваться из стороны в сторону. Мы испугались, что не выдержат стыковочные узлы. Возможно, что большой беды от этого не произошло бы: программа полёта была к тому времени практически выполнена, а неисправный стыковочный узел можно было просто отстрелить при необходимости. Но кто знает?.. В общем в тот раз, что называется, обошлось».
Вскоре была проведена окончательная расстыковка, и в течение трёх половиной часов корабли совершали совместный полёт, сопровождавшийся экспериментом «Ультрафиолетовое поглощение», сутью которого было измерение концентраций кислорода и азота на высоте орбиты.
21 июля Алексей Леонов и Валерий Кубасов благополучно вернулись на Землю, а американский экипаж оставался в космосе ещё трое суток. Астронавты проводили наблюдение и съёмку Земли, выявляли загрязнение вод в прибрежных районах Мирового океана, выполняли астрономические, медицинские и биологические эксперименты.
Во время возвращения «Аполлона» в ночь с 24 на 25 июля произошёл серьёзный инцидент: при раскрытии парашютов в гермокабину экипажа проникли пары азотного тетраоксида из магистралей двигателей управления спуском. Быстрее остальных сориентировался командир Томас Стаффорд: сразу после приводнения он отстегнул привязные ремни и раздал всем кислородные маски. Вдыхая пары, экипаж всё же получил отравление, но, к счастью, нетяжёлое. Почти две недели астронавты находились под пристальным наблюдением врачей и принимали медикаменты для снижения влияния на организм опасного вещества.
Политика против космоса
Несмотря на выдающийся успех, экспериментальный полёт не смог сбить растущую напряжённость в отношениях между сверхдержавами, как того хотели бы его вдохновители. Международная космическая программа стала выгодным поводом для различного рода политических акций. Западные антисоветчики воспользовались ситуацией, чтобы привлечь внимание к «тяжёлому положению советских диссидентов»: с плакатами в руках они пикетировали консульство СССР в Нью-Йорке и космодром во Флориде. Хуже того, часть американских политиков полагала, что ЭПАС способствовал «опасной утечке технологий на Восток».
Отражая крепнущий скепсис в общественном мнении, Роберт Хотц, главный редактор журнала «Aviation Week and Space Technology», писал в июле 1975 года:
«Настоящей трагедией для страны было решение вложить свои скудные космические доллары в политические фанфары проекта «Аполлон-Союз». <…> Теперь, когда всё закончилось, очевидно, что решение запустить «Аполлон-Союз» вместо нового «Скайлэба» или чего-то другого, что могло бы принести хорошую прибыль на сделанные вложения, было таким же глупым и беспомощным, как и другие идеи Никсона».
Хотя новый президент Джимми Картер, заступивший в должность в январе 1977 года, продлил «Соглашение о сотрудничестве» от 1972 года и начал предварительные переговоры по миссии, аналогичной ЭПАС, с использованием разрабатываемого корабля «Спейс Шаттл» (Space Shuttle) и советских станций типа «Салют», его администрация была настроена скептически по отношению к перспективам этой инициативы. Возможно, решающее влияние на отказ от дальнейших контактов как раз и оказали слухи о «широкомасштабной утечке технологий».
Сотрудничество между странами возобновилось лишь в 1992 году — после распада СССР. С точки зрения Белого дома, новая Россия не представляла опасности, поэтому её достижения в области пилотируемой космонавтики можно было использовать, в том числе с целью экономии собственных средств.
Источники и литература:
- Афанасьев И. Другой корабль // Новости космонавтики. 2003. №5
- Афанасьев И., Глушко А., Желтоногин Ю. Возвращение из космоса. Хронология посадок пилотируемых кораблей. 1961-2011: [альбом]. — М.: Фонд «Русские Витязи», 2012
- Афанасьев И., Маринин И. Рукопожатие без продолжения. Как сорвался второй ЭПАС // Русский космос. 2020. №5
- Бажинов И., Ястребов В. Навигация в совместном полёте космических кораблей «Союз» и «Аполлон». — М.: Наука, 1978
- Бушуев К. Подготовка и осуществление программы ЭПАС. — М.: Знание,
1976 - Бушуев К. Технические аспекты совместимости космических кораблей //
Земля и Вселенная. 1976. №1 - Герои космоса рассказывают… Алексей Архипович Леонов // Новости
космонавтики. 2002. №10 - Герои космоса рассказывают… Валерий Николаевич Кубасов // Новости
космонавтики. 2005. №3 - Ермолаев Д. Космический улов // Мурманский вестник. 2015. 28 февр.
- Железняков А. Тридцать шесть страниц космической летописи. Очерки из истории космонавтики. — СПб.: ООО «КИФАБ», 2018
- Караш Ю. Тайны лунной гонки. СССР и США: сотрудничество в космосе. —
М.: Олма-Пресс Инвест, 2005 - Кравец В. «Союз-Аполлон»: программа выполнена // Земля и Вселенная.
1975. №4 - Леонов А. Время первых. Судьба моя — я сам. — М.: АСТ, 2017
- Леонов А. Экспериментальный полёт «Аполлон»-«Союз» // Земля и Вселенная. 1974. №2
- Мировая пилотируемая космонавтика. История. Техника. Люди. / Под ред. Ю. Батурина. — М.: Изд-во «РТСофт», 2005
- Никашин И. Виктор Благов: «В космосе — здоровый дух!»: https://www.energia.ru/ru/news/news-2015/news_07-15_2.html
- Ребров М. Байконур-Канаверал: единая программа // Земля и Вселенная. 1975. №3
- Рукопожатие на орбите. К 35-летию международного космического полёта по программе ЭПАС: http://vystavki.rgantd.ru/epas/index.htm
- Самсонов В. История ЦУПа: труд, радости, мытарства // Наука и жизнь. 2005. №7-8
- Соколов В. Спасательные операции в космосе // Земля и Вселенная. 1974. №4
- «Союз-Аполлон»: 45 лет встрече над Эльбой: https://www.roscosmos.ru/28774/
- «Союз» и «Аполлон». Рассказывают советские учёные, инженеры и космонавты — участники совместных работ с американскими специалистами / Под общ. ред. К. Бушуева. — М.: Политиздат, 1976
- Сыромятников В. 100 рассказов о стыковке и о других приключениях в космосе и на Земле. Часть 1: 20 лет назад. — М.: Логос, 2003
- Хозин Г. СССР-США: орбиты космического сотрудничества. — М.: Международные отношения, 1976
- Хрунов Е. «Союз» и «Аполлон» — совместные эксперименты // Земля и Вселенная. 1973. №6
- Шубин П. Программа «Аполлон» в секретных советских документах. Сборник материалов. — Кемерово: Издатель Шубин П.C., 2019
- Apollo-Soyuz Test Project. Information for Press, 1975: http://apollo.josefsipek.net/Documents/ASTP2.pdf
- Ezell E., Ezell L. The Partnership: A History of the Apollo-Soyuz Test Project: https://www.hq.nasa.gov/office/pao/History/SP-4209/cover.htm
- Footprints in the Dust. The Epic Voyages of Apollo, 1969 – 1975. Edited by C. Burgess. The Board of Regents of the University of Nebraska, 2010
- Pugh E. NASA's Lost Boilerplate – The Story of BP-1227: http://www.jonessite.net/upload/LRD/stories/1227withpics.pdf
Комментарии к данной статье отключены.