Погон появился на русской военной одежде в 1763 году, в эпоху правления Екатерины II. Сперва его назначение было сугубо утилитарным. Погон удерживал на плече перевязь или ремень патронной сумки, при этом сохраняя ткань мундира от потертостей.
Эпохи сменяли друг друга. Погон то становился, то переставал быть знаком отличия, затем при Александре I он стал парным для пехоты. Офицеры же русской армии полвека с гордостью носили на плечах эполеты. Наконец в 1855 году погоны вернулись на военную форму, и их эволюция продолжалась. В начале Первой мировой войны они окрасились в защитный цвет. К тому моменту погоны даже нижних чинов были весьма информативными. На них наносились литеры – шифровки названия частей, их номера, значки родов войск. Однако погоны обер- и штаб-офицеров помимо знаков отличия между чинами были символом офицерства вообще. Лишение погон с позорным увольнением со службы являлось тягчайшим наказанием и для юных кадетов, и для кадровых военных.
И когда в начале марта 1917 года в России пало самодержавие, одним из воплощений революции стал феномен «обеспогонивания» – борьба с наиболее ярким символом старого режима и его опоры.
Сохранились неоднократные примеры того. Еще в дни вооруженного восстания в Петрограде некоторые офицеры императорской свиты, казаки и солдаты личной охраны Николая II срывали с погон царские вензеля и декорировали униформу красными бантами. Наряду с добровольным отказом случались агрессивные эксцессы. «В других полках… без всякого суда арестовывали некоторых офицеров и срывали с них погоны» - вспоминал один солдат-фронтовик.
Во флоте Балтийского моря, оказавшемся на острие Февральской революции, ситуация складывалась еще острее. Капитан 2 ранга В. В. Руднев 8 марта извещал Главный морской штаб: «Офицерам свободным нельзя ходить в погонах, которые срываются, очевидно, худшими элементами из экипажа». Дело доходило до расправ, восставшими проливалась кровь. Командующий флотом вице-адмирал А. С. Максимов был вынужден в середине апреля 1917 года отдать приказ о замене погон нарукавными отличиями. Офицеры-балтийцы реагировали на него по-разному: одни соглашались отказаться от привычных и почетных знаков отличия. Другие – стыдились испорченных кителей, напоминавших теперь форму курьеров Морского министерства.
Однако в 1917 году погоны не канули в лету, более того – возникали их новые образцы. Ударные части Русской армии носили на плечах «адамову голову» - череп с костями. Тогда образ смерти был весьма расхожим в воинской среде. «Никакая сила не остановит меня от выполнения этого обета: я – воин смерти» – говорили добровольцы, принося присягу. Воины Корниловского ударного полка носили на плечах черно-красные цвета – символы борьбы за свободу и нежелания жить, если погибнет Россия. Наконец, завершением двух с половиной столетий погон стало 16 декабря 1917 года – в вооруженных силах Советской России погоны были отменены.
Но и после этого «погонная революция» (термин профессора Б. И. Колоницкого) не закончилась. В годы Гражданской войны погоны стали символом «белых». В борьбе за и против него проявлялась жестокость и белого, и красного террора. Попавшим в плен комиссарам порой вырезали звезды на коже, красные же прибивали погоны гвоздями к плечам пленным офицерам. Следует отметить, что и представители антимонархического в массе своей Белого движения отказывались от дореволюционных погон. Тот же адмирал А. В. Колчак носил их с «развенчанными» двуглавыми орлами – без корон. Но иногда само лишение этих знаков отличия становилось роковым ударом для военных. Герой походов Скобелева генерал в отставке П. И. Мищенко осенью 1918 года застрелился после того, как в ходе обыска у него конфисковали награды и погоны.
«Контрреволюционная» семантика погон прочно устоялась, став средством и символом политической пропаганды для нескольких поколений. Возвращение погон состоялось только в период Великой Отечественной войны.
Советское руководство придавало этому событию большое значение. Решение о переходе Красной армии и ВМФ на новую форму было принято в октябре 1942 г., когда итог войны отнюдь не был предрешен. Приказ о новом обмундировании был объявлен в армии 6 января 1943 года. Каждый военнослужащий должен был получить погоны до 15 февраля (дата введения погон в ВМФ), но дело затянулось до наступления весны. К апрелю для армии было изготовлено более 32 миллионов (!) погон – в их производстве задействовались огромные ресурсы.
Бесспорно, возвращение погон стало важным политическим ходом. Центральная газета Наркомата обороны СССР «Красная звезда» 7 января опубликовала в передовице такие строки:
После Октябрьской революции, когда реакционное офицерство выступило против советской власти с оружием в руках, молодая Красная Армия отказалась от формы, которую носили ее враги. С тех пор много воды утекло. Красная Армия выросла и окрепла. В ее рядах сформировались замечательные командирские кадры, и ныне страна дает своим сынам знаки воинского достоинства, украшавшие мундиры российской армии времен 1812 года, героев Севастопольской обороны и битв с немцами в годы первой мировой войны.
Примерно в то же время вводились новые ордена в честь героев отечественной истории: Александра Невского, генералиссимуса Суворова, фельдмаршала Кутузова, адмирала Ушакова и т.д.
Тогда же красноармейцы и моряки стали относиться к своему внешнему виду гораздо внимательнее. С начала 1943 г. солдатам не разрешалось появляться в общественных местах в нечищеной одежде и обуви, небритыми или непричёсанными. Реставрация погон порождала и складывание неписаного кодекса воинской чести.
Эту весть с восхищением восприняли представители белой эмиграции. Как в победном 1945 году вспоминал Борис Слуцкий:
Все эмигранты, оставшиеся в Белграде, от души умилялись Красной Армией. Но их чувства сосредоточивались на погонах, на орденах Суворова и Кутузова, на заветном слове «подполковник». В самой Красной армии мнения на сей счет отнюдь не были едины. Многие встретили погоны с неодобрением, ввиду укоренившейся негативной коннотации самого понятия «офицер». Порой фронтовики недоумевали: «…просто непонятно, почему решили вводить погоны. Было время, когда мы их ненавидели, а теперь решили по образцу старой армии надеть их». Другие реагировали на возвращение погон с явным одобрением. В одном из политических донесений уже в январе 1943 года говорилось: «Указ Президиума Верховного Совета о введении погон подымет авторитет и роль командного состава. Теперь будут все соблюдать честь русского военного мундира.
На практике «старые новые» знаки отличия подчас приводили к курьезным ситуациям. Сбитые с толку жители освобождаемых Красной армией территорий задавались вопросами: неужели в Советском Союзе возникла новая аристократия? Впрочем, более веским здесь представляются рассуждения некоторых военнопленных гитлеровцев: «Это не та Красная Армия, которую мы били в 1941 г. Теперь уже той армии… нет, сейчас появилась царская, русская армия».
Как бы то ни было, отныне погоны стали безусловным элементом военной формы. Их возвращение, помимо колоссального пропагандистского эффекта, стало вехой истории Великой Отечественной войны. В прежней униформе Красная армия отступала до Волги. В новой – с погонами на плечах, лучше вооруженная и закаленная в боях – она начала путь на Запад, к Победе.
Комментарии к данной статье отключены.