В 1925 году маршал Филипп Петэн получил неприятное задание прибыть в Марокко и сообщить маршалу Юберу Лиотэ о скорой отставке. Когда две «звезды» французской армии встретились, Петэн начал неловко оправдываться, указывая на то, что получил приказ и привык подчиняться. На это Лиотэ ответил, что он получил маршальский жезл, потому что никогда не подчинялся приказам. Приведённый диалог — ярчайшая иллюстрация разницы между армией метрополии и колониальной армией. Мы проследим, как формировалось это различие, и что привело к появлению специфической культуры французского военного колониализма.
Французский колониализм
Во Франции колониальная идея всегда была уделом довольного узкого круга лиц. В парламенте существовала мощная оппозиция заморским предприятиям, а широкие массы выказывали к ним равнодушие. Казалось, поражение 1870-1871 годов должно было приковать всё внимание французских политиков к Европе, «природному врагу» немцу и потерянным Эльзасу и Лотарингии, но вышло иначе. Несколько лет ушло на то, чтобы накопить достаточно сил, а потом, после 1880 года, Франция сделала мощный рывок и за двадцать лет отхватила немалый кусок колониального «пирога».
Некоторую роль в этом сыграли купцы и миссионеры, но главная причина лежала в политической плоскости. Умеренные республиканцы после «ужасного 1871 года» попали в ту же ловушку, что и предыдущие правительства после падения Наполеона. Нация жаждала величия, восстановления утраченной славы, но политики прекрасно понимали, что страна не в состоянии бросить вызов Европе, поэтому громких побед приходилось искать за морями. Французов обуревал пламенный патриотизм, который тянул за собой колониализм. В конце концов, XIX век был для их родины эпохой относительного упадка — где-то внутри французского общества это осознавалось и заставляло чутко относиться к вопросам престижа.
В Сен-Сире существует традиция, которая хорошо иллюстрирует рост привлекательности колоний. Каждый выпуск принимал какое-либо имя (обычно в честь важного события или исторического лица). Первый послевоенный выпуск, как и положено, принял имя «Реванш», второй — «Эльзас и Лотарингия», но затем колониальные имена появляются всё чаще:
Год |
Имя выпуска |
Год |
Имя выпуска |
---|---|---|---|
1878 |
Плевна |
1888 |
Шалонь |
1879 |
Нови-Пазар |
1889 |
Тимбукту |
1880 |
Зулусы |
1890 |
Великий Триумф |
1881 |
Знамёна |
1891 |
Дагомея |
1882 |
Крумиры |
1892 |
Кронштадт |
1883 |
Египет |
1893 |
Судан |
1884 |
Чёрные знамёна |
1894 |
Сиам |
1885 |
Мадагаскар |
1895 |
Жанна Д´Арк |
1886 |
Фучжоу |
1896 |
Александр III |
1887 |
Аннам |
1897 |
Антананариву |
Соответственно менялись приоритеты выпускников. Морская пехота (основная сила в колониях) презиралась, несмотря на отдельные подвиги в 1870 году. «Морскими свиньями» (прозвище морпехов) становились ученики военных училищ из подвала выпускного списка, но потом ситуация начала улучшаться. В 1881 году 8 выпускников Сен-Сира из 35 выбравших колонии для службы были из верхней четверти списка. В 1884 году таких было уже 25. В том же году впервые средние оценки тех, кто выбрал морскую пехоту, были выше, чем у пошедших в пехоту обыкновенную.
Причины этого явления ясны — слава, награды и чины принадлежат не тем, кто дожидается большой европейской войны в провинциальном гарнизоне, а тем, кто совершает головокружительные подвиги в экзотическом антураже Африки или Азии. Характерно, что почти все французские колониальные офицеры имели демократическое происхождение, то есть не обладали теми связями, которыми ещё могли пользоваться отпрыски аристократических родов. Колонии давали шанс на блестящую карьеру. Историки внимательно проанализировали социальный статус выпускников Сен-Сира, выбравших для службы заморские владения в 1872-1891 годах. Только 6% из них имели партикюль, то есть «де» перед фамилией — относительно надёжное указание на дворянство. 68% учились за государственный счёт, а, значит, доказали отсутствие серьёзных доходов. Общие показатели в Сен-Сире в то время были таковы: дворян — около 20%, казённокоштных — около 33%.
Итак, колониальные офицеры были чаще бедными и незнатными. Их заставляли покинуть Францию амбиции и жажда славы. Товарищи по службе, оставшиеся в метрополии, считали этих людей авантюристами, и часто это было недалеко от истины.
Тимбукту
Среди множества историй о колониальных приключениях особое место занимает покорение французами Тимбукту. В 1888 году осторожный подполковник Жозеф Галлиени покинул французскую Западную Африку. За собой он оставил исправное наследство: колония была неплохо развита в плане коммуникаций, что позволило развернуть здесь бурную деятельность. В Париж начали поступать сообщения о победах. Взоры французов обратились к городу Тимбукту, некогда центру торговли и культуры, о сказочных богатствах которого ходили легенды. 16 декабря 1893 года над его глиняными башнями взвился триколор, который принесли за 1200 км от ближайшего побережья 19 французских матросов лейтенанта Буато. Они оказались там вопреки приказам полковника Эжена Боннье, который сам спешил к Тимбукту, чтобы стать его покорителем. К слову, полковник тоже действовал вопреки инструкциям из Парижа. Вскоре моряки попали в опасное положение — к громадному удовольствию Боннье. Его отряд пришёл на выручку, заново «покорил» Тимбукту, но сам попал в засаду и погиб почти полностью. Это была самая крупная неудача для французов в их западноафриканских кампаниях. Остатки колонны нашёл подполковник Жозеф Жоффр (будущий главнокомандующий в 1914 году), который, в конце концов, и получил все лавры.
Пикантности этой истории придаёт то, что Тимбукту уже давно был бледной тенью некогда великого города. По сути, четырёхтысячное местечко, платившее дань туарегам, обладало лишь символическим капиталом — то есть, было на слуху у европейцев. Впрочем, именно такие символы нередко рождали легенду, в которую так хотелось попасть колониальным офицерам. В 1868 году лейтенант Эрнест Дудар де Лагре погиб в поисках несуществующего пути в Китай по реке Меконг. В 1898 году капитан Жан-Батист Маршан совершил эпический марш, чтобы не дать англичанам занять в верховьях Нила стратегически важный пункт Фашода (тривиальную глиняную крепостцу, которую позже пришлось оставить). Такие авантюрные предприятия совершались либо вовсе без ведома Парижа, либо под политическим прикрытием колониального лобби. В офицерских собраниях британских колониальных полков воротили нос от такого неприкрытого карьеризма, но для французских колонизаторов это стало визитной карточкой — так они вписывали своё имя в историю.
Индокитай
Возможно, именно соревнование за лавры покорителя Тимбукту заставило быстрее паковать чемоданы уже не молодого, но столь же амбициозного офицера Юбера Лиотэ. Этот человек был утончённым аристократом, неплохо известным в артистических кругах Парижа. Существует множество предположений по поводу того, что заставило его покинуть Францию. Одни винят в этом проблемы в личной жизни (неудачная попытка женитьбы и подозрения в гомосексуализме). Другие указывают на его нашумевшую статью «О социальной роли офицера» (1891), которая шла вразрез с устоявшимися взглядами. Письма Лиотэ оставляют ощущение, что его просто тошнило от Парижа и парижан, «которые верят, что живут, потому что обедают у Дюрана (знаменитый парижский ресторан — прим. автора), аплодируют очередной пьесе, проводят вечер в парижских кафе в компании доступных женщин либо привязаны к юбкам своих жён, обсуждая часами цвет своих брюк или форму своих ботинок».
Лиотэ всегда был «белой вороной», но, прибыв в Индокитай, вдруг почувствовал себя в своей тарелке. Ползучий захват этого региона Францией начался ещё в 1858 году и резко активизировался в 1883 году, когда правительство возглавил большой энтузиаст колоний Жюль Ферри. Этот умеренный либерал был мэром Парижа во время его осады в 1870-1871 годах и получил прозвище Ферри-Голод. Премьер считал, что приобретение колоний смоет позор поражения и обогатит Францию. К тому времени уже стало известно, что Меконг не доходит до китайской границы, но оставалась Красная река, которая широкой дельтой разливалась в Тонкине (нынешний северный Вьетнам). О богатствах соседней китайской провинции Юньнань ходили такие же баснословные легенды, как о Тимбукту. Попытка захватить Тонкин в 1885 году окончилась сокрушительным фиаско, которое привело к отставке правительства. Ферри получил прозвище Ферри-Тонкин.
Во Вьетнаме было неспокойно. В центральной провинции Аннам поднялось восстание против французов, а в северном Тонкине царствовала анархия. Страна идеально способствовала партизанской тактике: дельта Красной реки была покрыта регулярно затопляемыми рисовыми полями, поселения, как правило, окружались земляным валом, а верхний Тонкин был горной местностью, труднодоступной для больших масс войск. Наконец, убежище всегда можно было найти в соседнем Китае. Эта территория была наводнена повстанцами, которые называли себя «чёрными знамёнами».
Скорее всего, французы увязли бы здесь на долгие годы, если бы не счастливое стечение обстоятельств. В 1891 году в Индокитае появился умный и тактичный генерал-губернатор Жан-Мари де Ланессан. Он передал военным контроль над горными районами, убрал оттуда ненадёжные туземные части и предоставил своим подчинённым широкую инициативу. Среди офицеров де Ланессана был полковник Галлиени, в штаб которого в 1894 году и прибыл Лиотэ. Именно в этой среде стала формироваться так называемая доктрина «прогрессивной оккупации».
Трудно сказать, кто внёс решающий вклад в формирование новых идей. В Тонкине уже много лет творился хаос. Всем было более или менее ясно, что его можно замирить, только дав провинции нормальное управление. Если местные крестьяне почувствуют выгоду французского присутствия, у «чёрных знамён» не останется опоры. К 1894 году работа уже шла полным ходом. Французские моряки и морские пехотинцы строили дороги, открывали рынки и школы рядом со своими постами. Посты распространяли свой контроль на округу и входили в контакт с соседними постами. В регион приходил мир и благополучие, а повстанцы оказывались выдавлены за его пределы. Это называлось доктриной «масляного пятна».
Такой метод предполагал гораздо более мягкий подход к населению, чем брутальные раззии в духе Бюжо. Галлиени писал де Ланессану по поводу агрессивных действий:
«Этот метод даёт только иллюзорные результаты, потому что он не уничтожает банды, а просто выдавливает их за границы, откуда они возвращаются, они выталкиваются на соседнюю уже замирённую территорию, так что работу всегда приходится начинать заново […] Солдаты, брошенные на новую территорию, должны оставаться там, жить там, колонизировать её»
Создание колониальной армии
К 1896 году кампания в Тонкине практически завершилась, и Галлиени с Лиотэ отправились на Мадагаскар. На «красном острове» они повторили свой успешный опыт — Мадагаскар был практически полностью покорен и аннексирован Францией уже в 1899 году. Становилось понятно, что тандем угрюмого генерала Галлиени и его подчинённого обладает каким-то секретом колониальных войн. Трудно сказать, кто разработал метод «прогрессивной оккупации», но сформулировал его определённо Лиотэ.
Унижение, которое Франция испытала в 1898 году, когда Маршану пришлось уйти из Фашоды, заставило задуматься о причинах слабости французов. Очевидная проблема была на институциональном уровне. Со времён Ришелье войска в колониях подчинялись морскому министерству. Для флота морская пехота всегда была пасынком, и это негативно сказывалось на её развитии. С 1881 года регулярно создавались проекты, которые должны были исправить эту странность, но они не находили отклика. Чтобы «продавить» проект переустройства колониальных войск, потребовалось бойкое перо Лиотэ.
В 1900 году Лиотэ опубликовал статью «О колониальной роли армии», в которой представил «доктрину Галлиени» в самом лучшем виде. В статье говорилось, что военных методов недостаточно, чтобы подавить сопротивление, а потому необходимо реорганизовать социальную и экономическую жизнь, лишить повстанцев почвы и превратить колонию в хорошо организованную страну — в таких странах восстаний не бывает. Лиотэ справедливо указывал, что для этого необходимы отборные кадры. Он жаловался, что в колонии приезжают оторванные от жизни доктринёры, «чтобы повторить Аустерлиц», искатели приключений вроде Боннье, не готовые к терпеливой работе, и формалисты с «фетишизмом чина, который существует только в России». Колонии требуют творческого труда, в котором военные становились бы администраторами, инженерами, учителями и «первыми проводниками для рас», по отношению к которым французы имеют «провиденциальную миссию разработать путь индустрии, сельского хозяйства, экономики, и даже можно сказать, более возвышенной моральной жизни, жизни более полной».
Статья должна была подготовить общественное мнение к созданию отдельной колониальной армии, подчинённой военному министерству. 7 июля 1900 года соответствующий закон был принят. Призывников для службы в колониях старались не привлекать, так что надевали форму с якорем, как правило, добровольно — этим обеспечивалось качество, и подчёркивался автономный статус нового вида войск. «Морские свиньи» теперь претендовали на элитное положение. При этом высшие чины могли занимать посты в армии метрополии. Колониальные войска могли быть, «в случае необходимости», использованы во Франции или в экспедициях вне французской территории.
Лиотэ в Марокко
Некоторое время полковник (с 1902 года – бригадный генерал) Лиотэ служил в метрополии, где опять скучал, пока в 1903 году его не пригласили на беспокойную мароккано-алжирскую границу. В то время французский МИД готовил почву для подчинения Марокко, но Лиотэ не желал сидеть, сложа руки. Его войска постепенно просачивались на территорию султаната, используя разнообразные предлоги. Лиотэ задействовал свои связи в столице, чтобы обеспечить политическое прикрытие. В ход шли разные хитрости. Когда генералу категорически приказали не занимать приграничный пункт Бешар, он основал рядом пост под названием Коломб и занял его.
Устремления новоиспечённого генерала и министра иностранных дел Теофила Делькассе были одинаковыми (захватить Марокко), но Лиотэ бежал впереди паровоза. Дипломаты сумели договориться с Италией, Испанией и даже Великобританией, но кайзер Вильгельм II объявил себя защитником независимости султаната. Франция могла быть втянута в войну с Германией, но строптивый колониальный начальник отказывался это понять, и действовал не в русле общей политики. Расклад политических сил в Париже оказался в его пользу, и в итоге смещён был Делькассе. Дважды Франция оказывалась на пороге войны с Германией из-за Марокко, но оба раза всё решалось дипломатическими средствами. В 1912 году султанат превратился во французский протекторат, а Лиотэ достиг вершины своей карьеры, став в нём генерал-резидентом и фактически управляя страной.
Марокканский кризис подчёркивал две вещи: во-первых, потенциальных колоний почти не осталось; во-вторых, колониальные дела теперь всё чаще были связаны с большой европейской политикой. Соответственно, всё больше обращалось внимания на то, что происходит в Европе. Вряд ли ситуация радовала офицеров из колоний. На рубеже XIX-XX веков армию метрополии сотрясал скандал за скандалом. Лиотэ почти ненавидел эту «цитадель всякой рутины, всякой тупости». Не меньше коллег-офицеров его раздражали политики своей нерешительностью, болтовнёй и бессмысленными дипломатическими манёврами. Бюрократизация, политический паралич и скандалы казались отражением моральной деградации французов. Готова ли была Франция к схватке с Германией?
Оставшись незапятнанной делом Дрейфуса, накопив бесценный опыт экспедиций и уверенности в себе, чувствуя своё превосходство, но во многом исчерпав свою роль за морями, колониальная армия могла обрести новую роль внутри страны. Раньше она демонстрировала флаг в тропических широтах, работала на престиж страны — теперь ей предстояло спасти родину в случае германской агрессии. Колонии могли дать Франции решительных начальников, неисчерпаемые людские ресурсы, а, главное, необходимый порыв. В молодости эти люди отвернулись от идеи реванша, чтобы добыть славу за морями. Теперь они один за другим возвращались домой, потому что страна нуждалась в их опыте и решимости. К 1911 году Галлиени был самым авторитетным военным в стране, но отказался возглавить армию, сославшись на возраст. Начальником Генерального штаба с широкими полномочиями стал его бывший адъютант Жоффр, покоритель Тимбукту. Воспитанник колониальной школы, он принял агрессивный План XVII и тактическую доктрину в духе культа наступления.
Итоги
Решающие битвы 1914 года остались за Францией благодаря «марнскому такси». Неслучайно эта блестящая импровизация принадлежала престарелому Галлиени — колонии воспитывали находчивость и отучали от уставной рутины. До 1918 года заморская империя дала Франции 518 000 солдат, 200 000 заводских рабочих и ещё несколько блестящих командующих. Авторитет колониальной армии после Первой мировой войны достиг своего пика.
Можно сказать, что в колониальной армии существовало две модели поведения или две школы. Первая во многом опиралась на традиции Бюжо. Она стояла на трёх китах: агрессивности, авантюрности и весьма вольном отношении к дисциплине. Её днём рождения был день, когда вопреки инструкциям Бюжо перешёл границу Марокко и разбил войска султана в битве при Исли, представив Парижу дело как свершившийся факт. Пример «папаши» Бюжо вдохновлял гонку Боннье и Буато к Тимбукту, поход Маршана к Фашоде и многие другие колониальные подвиги. В этом же духе действовал Лиотэ, когда «переименовал» Бешар в Коломб. При всей сомнительности этих методов авантюризм французских колониальных офицеров, направленный в нужное русло, превращался в решимость, которая помогла нации выстоять в Первую мировую войну.
Что же касается Лиотэ, то он стал знаменит как представитель совершенно другой школы, связанной с именем Галлиени и развивавшей идеи «прогрессивной оккупации». Этим идеям была суждена долгая жизнь. При посредстве теорий Давида Галюла они легли в основу многих концепций противоповстанческой борьбы ХХ-ХХI веков. Методы, опробованные в Индокитае в 1890-е годы, оказались востребованы в горячих точках в наши дни. Доктрина «прогрессивной оккупации» трансформировалась в американскую стратегию «сердец и умов» (hearts and minds strategy), а «масляное пятно» превратилось в «чернильное» (inkspot strategy). Американский подход «зачистить, удерживать, строить» (clear, hold, build strategy) в Афганистане очевидно рифмуется со статьёй «О колониальной роли армии». Французские уставы FT-01 (2007) и FT-02 (2008) прямо цитируют маршала Лиотэ, а выпуск французской Общевойсковой военной школы 2010 года принял его имя.
Источники и литература:
- Loi sur l´organisation des troupes coloniales (le 7 juillet 1900) // 67400.free.fr/Loi_sur_l´organisation_TDM.htm.
- Lyautey [H.], col. Du rôle colonial de l´armée. Paris, 1900
- Potiron de Boisfleury G. The Origins Of Marshal Lyautey’s Pacification Doctrine In Morocco From 1912 To 1925. (Master of Arts Thesis, presented to the Faculty of the U.S. Army Command and General Staff College, Fort Leavenworth, Kansas, 2010)
- Porch, D. The March to the Marne: The French Army, 1871-1914 (Cambridge Univ. Press, 1981)
- Vandervort, B. Wars of Imperial Conquest in Africa, 1830-1914. 2001
Комментарии к данной статье отключены.