27 сентября 1538 года в союзном флоте Священной лиги воцарилась неразбериха, а «во всех отрядах поднялся ропот против генуэзца» Андреа Дориа. Адмирал маневрировал и пытался атаковать. Хайреддин выжидал, ограничиваясь перестрелкой с парусниками. Около пяти часов длилась «странная битва», не имевшая никаких весомых результатов. Наконец, вечером у острова Санта-Маура поднялся штормовой ветер, и адмирал Дориа приказал отступать. Эти события оказались прологом морского сражения, в котором флот Священной лиги потерпел поражение, — но сам Дориа при этом парадоксальным образом оказался в выигрыше.
Отступление союзников
Между 17:00 и 18:00 Дориа приказал флоту уходить на Корфу, «не давая объяснений и под страхом смерти» за неисполнение приказа. Ещё до этого момента «многие думали»: уж теперь-то, когда — как им казалось, по замыслу Дориа — неприятель ввязался в бой с парусниками, вот-вот галеры пойдут в атаку. Вместо этого пришёл приказ отступать. Причём отступление осуществлялось столь решительно, что «Дориа не повернул ни разу, чтобы дать отпор, и никому не дозволялось выстрелить хотя бы раз даже для своей защиты».
Неожиданное — и снова «неожиданное» — отступление привело союзный флот в смятение. Пытаясь последовать за адмиралом, корабли нарушали строй, мешали друг другу, «и напади тотчас Барбаросса, много больше было бы потерь». Османы, озадаченные манёвром Дориа, подозревали в нём великую военную хитрость. Однако вскоре, убедившись, что флот лиги действительно отходил, османы перешли в наступление. «Их фланги нападали на наши фланги»: Сереседа говорил о наступлении османов силами примерно 50 галер и фуст.
Для атаки оказались открыты парусники, взявшие невыгодный курс или опоздавшие с подъёмом парусов. По свидетельству Риччи, «некоторые говорили, что там (в бою с османами после ухода галер Дориа) оказались четыре – шесть (парусников)». Ходким и хорошо вооружённым кораблям удалось уйти без особых трудностей. Барза Тривизано, на которую напали быстрые галеры, отбила атаку огнём и ушла. Так же поступил и галеон Франко Дориа.
Однако союзный флот начал нести потери. От главных сил отбились две галеры: одна из римского отряда, под началом аббата Бибьены, кавалера Джанбатисто Довизи, «родом из Тосканы», а вторая — венецианская, под началом Франческо (в некоторых источниках Паскуале) Мочениго. Причины назывались разные: и усталость гребцов этих галер, и банальная нерасторопность.
Так или иначе, эти две галеры вынуждены были вступить в бой с противником, имевшим численное преимущество. На римской галере «добрые бойцы, но гребцы устали» — в своё время экипаж был усилен 50 испанцами из отряда Диего Велес Мендосы. Галера отбила атаку двух галиотов и, не подойди ещё четыре галеры из отряда Торгута, смогла бы уйти. За оружие взялись и гребцы. Но после получасового жестокого сражения боеспособных защитников на палубе не осталось. На закате, около 6 часов вечера, галера была захвачена, а её капитан — пленён. О последнем бое «галеры аббата Бибьены» известно от единственного спасшегося матроса, который, прыгнув в море, проплыл под днищем османской галеры и «со многими молитвами» добрался до одного из союзных парусников. Венецианская галера двигалась быстрее, но попала под сильный ружейный огонь и также была захвачена. Её капитан погиб в бою. По словам Риччи, «бойцы там не такие, (как на папских галерах)», поэтому «верно, было там больше пленных, чем мёртвых».
Ближе к 6 часам вечера с венецианского галеона, весь день отражавшего нападения противника, увидели, что на них в атаку вышел большой османский отряд, с флагманской галерой Хайреддина в центре («галера со множеством красных знамён»). Однако османы, опасаясь то ли близости галер Дориа, то ли неудачи, какую ранее потерпели другие, не приближались к галеону, а потихоньку отвернули к югу и напали на транспортные суда. Галеон, имевший повреждения в парусах и рангоуте, защитить транспорты не мог.
На уходящих галерах тоже видели и это нападение, и бой двух отставших галер, но на помощь не пришли: и по причине строгого приказа не задерживаться, и потому что ветер был противный. Да и ночь наступала, а кроме того «дюже устали гребцы» на галерах, которые успели пройти в направлении Корфу по одной – две мили усиленным ходом, «гребя без передышки».
Два мелких невооружённых транспорта — один из них принадлежал «высочайшему Марко Антонио Корнаро» и шёл с грузом сухарей, а второй был «кандийским» (то есть с Крита) — остались в одиночестве. Их команды побросали корабли и спасались на лодках и вплавь. Османы «молниеносно» захватили транспорты.
Атаке подверглись и два больших транспорта из имперского контингента. Один из них, шедший «на другом конце строя (от середины строя транспортов)», перевозил отряд капитана Вильегаса де Фигероа (Фигароа). Гримани ошибочно писал о 600 ломбардских пехотинцах маршала Хуана де Варгаса на борту судна. После обстрела и абордажа корабль был захвачен, а сам Фигероа и его малолетний сын «благородного вида» оказались в плену. Позже некоторые из пленников были обменяны и вернулись на родину. Сын же Фигероа в константинопольском плену «сделался турком».
Крепкий орешек капитана де Монгийа
Вторым из атакованных на закате солнца имперских транспортов был неф «Рагузеа» под командованием капитана Пауло де Форе (Форен). Возможно, это был неф из сицилийского города Рагуза (Рагузия). В источниках он называется «naue (la) ragusea». Во всяком случае, маршала Сармиенте на нём не было. «Бывший в середине (строя)» неф перевозил отряд испанской пехоты капитана Масиния де Монгийа (Гуаццо называл его capitano Bocca negra) — «люд из земли басков, из областей Бискайи (по-итальянски — Кантабрия) и Гипускоа». Гуаццо насчитывал в отряде 500 человек, Сереседа — 200 аркебузиров и 100 латных пикинёров. Транспорт был вооружён, в том числе и тяжёлыми орудиями (d'Artelarie grosse era male agiata).
Вначале корабль даже не отстреливался от настигавших его османских галер (по свидетельству Риччи их было 15). Де Монгийа, расставив бойцов, приказал им «туркам не показываться» и без его команды огня не открывать. Когда же османы сблизились с судном и начали взбираться на борт, пехота открыла столь сильную стрельбу из орудий, ружей и арбалетов и столь яростно бросилась в рукопашную с пиками, пальниками и со «всеми прочими средствами защиты», что османы «в великой спешке» отступили. Командир османского отряда выслал к де Монгийа парламентёра и предложил почестную сдачу и великие милости султана. На это капитан ответил, что есть уже у него великий господин, которому он служит и который такой сдачи не пожелал бы. А он, де Монгийа, с божьей помощью надеется корабль защитить и в добрый час уйти восвояси.
Экипаж транспорта, кроме капитана и плотника, после турецкой атаки сел на лодку и сбежал с корабля. Эта лодка то ли потонула, то ли была расстреляна с корабля. Поэтому де Монгийа заменил беглый экипаж своими пехотинцами-басками, сроду знакомыми с морским делом.
Получив ответ де Монгийа, османские галеры взяли судно под сильнейший обстрел. Османы сбили грот-мачту, сломали рангоут, сорвали или сожгли все паруса, разбили руль и «прочие корабельные устройства». На корабле открылись течи, а помпа была сломана. На захваченный ранее венецианский транспорт турки погрузили 300–400 человек пехоты и отбуксировали к кораблю де Монгийа, чтобы с него идти на приступ. Однако люди капитана столь умело отстреливались из пушек и аркебуз, что османы не отважились на абордаж, хотя поблизости и находилась галера самого Барбароссы.
С наступлением темноты, «в один час ночи», то есть в 7–8 часов вечера, турки бросили преследование. Но прежде они подожгли захваченный транспорт, чтобы «при свете его пожара видеть, как потонет несдавшийся корабль». Именно этот пожар и увидели на уходивших союзных кораблях.
Потери на нефе были серьёзными: убиты альферес (лейтенант) и 20 солдат, ещё 30 человек ранены, в том числе и сам капитан. Из-за полученных повреждений корабль находился на грани гибели. На союзном флоте транспорт в тот момент и вовсе считали погибшим. Однако люди капитана заделали течи, соорудили подобие руля и «в третьем часу ночи» (около 9–10 часов вечера), когда «даже турки их считали погибшими», подняли остатки паруса на фок-мачте. Корабль с великим трудом начал движение к Корфу.
Бег к Корфу
Вечером и ночью уходивший флот союзников пребывал в беспорядке и растерянности. Небо затянули тяжёлые тучи, шёл сильный дождь, наступила полная темнота. Поднялся шквалистый ветер с юго-востока, который в течение ночи ещё более посвежел. Галеры подняли паруса.
Флагманская «Капитана» Андреа Дориа замыкала строй, но «все знали, что сие не отвага и не чувство долга, а лишь уверенность в том, что его галера одна из самых быстрых и легко избежит опасности». Вместе с Дориа шла галера Капелло. Кормовые огни на флагмане погасли — то ли от налетевшего шквала (по официальной версии), то ли намеренно (как впоследствии утверждали критики адмирала и потешался Барбаросса). И «было так темно, что если с одной галеры не слышали людей с другой, то найти с одной другую нельзя было до середины ночи».
Отступление в трудных навигационных условиях вызвало панику в части союзного флота. По свидетельству Риччи, «…и таким почестным было бегство, что хоть неприятеля (в окрестностях Корфу) и не видали, до сего дня (30 сентября) нет многих галер, которые направились к берегам Апулии». Сюда ушли до 20 галер: 1 папская, 6–8 имперских и «столько же или более» венецианских. Капитаны некоторых судов выбрасывались на берег, завидев любую галеру — хотя бы и союзную, «а иные делали по 30–40 лишних миль, лишь бы держаться подальше от всех и каждого, даже от своих». Капитаны отдельных галер якобы приказывали бить из пушек по скалам, приняв их за турецкие корабли, — хотя вполне вероятно, что здесь Риччи в сердцах приукрасил.
За ночь к западному побережью Корфу вышло 10–12 союзных галер. А позже «все рассказывали, что вот они-то и убежали (от Санта-Мауры) последними, и именно за ними неприятель гнался 15 миль».
На самом же деле Хайреддин вечером, убедившись в своём неожиданном триумфе, направил флот в погоню «с громкими криками и превеликой пушечной пальбой». Но преследовали турки союзников не слишком долго. Гримани сообщал, что османские корабли отстали после пяти часов ночного преследования, то есть около 11 часов вечера. По иным данным, османы дошли до островка Паксос в 12 милях от Корфу, где и остановились. После этого Хайреддин, опасаясь как потерь в ночном штормовом море, так и контратаки союзников, дал сигнал выстрелом пушки со своей галеры, зажёг адмиральский фонарь и увёл флот обратно к Превезе.
Подведение итогов
К утру 28 сентября Дориа «близ острова» в проливе Корфу собрал до 54 галер. «День и ночь» этот отряд провёл здесь же, а утром 29 сентября вошёл в порт Корфу, где встретил и другие корабли союзного флота. Часть же кораблей ночью с 27 на 28 сентября ушла с ветром вместо Корфу в Таранто и вернулась на Корфу не сразу. По словам же Риччи, «божьей милостию все (то есть все галеры, не считая двух захваченных турками и некоторых убежавших к Апулии) собрались на Корфу» 28 сентября, и «ни на одной не было потерь, кроме одной родосской (орденской), потерявшей восьмерых от одного удара (снаряда)».
«Через три дня» (но, видимо, всё же «на третий день» после 27 сентября, то есть 29 или 30 числа по староитальянскому исчислению дней) на Корфу пришёл считавшийся погибшим венецианский галеон. 30 сентября западного берега Корфу у залива Тимон достиг почти не имевший хода транспорт с отрядом капитана Масиния де Монгийа.
Наблюдательный пост у Тимона заметил «неизвестный корабль без мачты и сильно побитый». Донесение об этом адмирал Дориа получил во второй половине 30 сентября. Навстречу отправились шесть галер Антонио Дориа. Они должны были снять людей, а само судно бросить. Но когда выяснилось, в чём дело, неф взяли на буксир и торжественно привели в порт «под пушечную пальбу и к великой радости всех, ибо капитана де Монгийа многие любят и весьма горевали, считая погибшим».
В итоге союзный флот потерял две галеры и три транспорта, а также от 1 000 до 1 300 человек (число, названное Риччи). Потери османов в людях на 27 сентября неизвестны. Гримани сообщал о безвозвратной потере шести турецких галер: три из них были потоплены галеоном, ещё три пошли ко дну в боях с другими парусниками. В том же бою с галеоном сильные повреждения получили ещё до 20 галер.
Таким образом, к 1 октября стало понятно, что собственно в главных силах союзников потерь почти нет. Галеры не были повреждены и могли сражаться и «отмстить Барбароссе за нанесённое оскорбление». В сухих цифрах урон сил лиги несущественен. Они могли бы снова выйти на битву и рассчитывать на победу. Однако командование Дориа привело к полной потере боевого духа и взаимного доверия, в том числе и к руководству. Сам Дориа «со слезами на глазах» признавался Эрнану Гонзаге, что он виновен перед богом и что выбил из рук христианства великую победу. Адмирал избегал показываться на людях.
Строго говоря, единственным участником лиги, понесшим непосредственный и весомый урон, оказалась Венеция. Но не было и речи о том, что для Лиги всё потеряно. Тем не менее в Европе события произвели тяжёлое впечатление, и дальние последствия битвы оказались весьма ощутимыми.
Уже 29 сентября 1538 года через Анкону и Бриндизи новости о поражении достигли Рима и Венеции.
Последствия Превезы
Начались разбирательства: «все искали причин случившегося, лишь немногие их доискивались, и никто не отваживался об этом (открыто) написать». В частных сообщениях и в позднейших историях упоминались якобы тайная дружба Дориа с Хайреддином, приближение «пиратского галиота» к борту флагмана под Превезой, выгодность для Дориа наличия «пиратов», враждебное отношение Дориа к Венеции и даже покраска рей в чёрный цвет как некий тайный знак врагу, а также его амбиции, его страх за собственную персону, его сребролюбие и нежелание рисковать личной эскадрой, без которой он императору не был бы и нужен. Как писал де ла Гравьер, англичане расстреляли адмирала Бинга за меньшее, но окончательно погубила Бинга, — а Дориа спасла, — «политика»: адмирал угодил лишь одному человеку, но зато этим человеком оказался император Карл.
Действительно, политическое влияние Дориа в Империи не только не потерпело урона, но ещё и возросло. Ни одно важное решение по Средиземноморью император не принимал без его совета. На одном из обсуждений Превезы Карл заявил: «Клянусь верой, Его Святейшество в этом предприятии сплоховал, я сплоховал, да и венецианцы сплоховали, и никто своего долга не исполнил, один лишь князь Дориа».
Скорее всего, осторожность Дориа под Превезой и удовольствие императора Карла имели иные причины. Дориа тщательно берёг — и сберёг — корабли и пехоту для предприятия, которое в 1538 году интересовало Карла гораздо более «освободительных войн на Востоке», — для удара по Алжиру. Отсюда исходила угроза важнейшим для Империи морским торговым путям между Испанией и Италией. Если смотреть шире, при участии Дориа руками османов было нанесено поражение венецианцам, а бессилие Венеции укрепляло власть императора в Милане. Рим и Сицилия искали у Карла защиты от нападений с моря. Но и османы осторожничали, ибо Священная лига 1538 года показала мобилизационные возможности христианской Европы.
Тем не менее, как заметил молодой Миниато Риччи 30 сентября 1538 года, в 24 часа было потеряно столько, что и за много лет не восполнить.
Бой стал первой фактической победой османов над европейцами в прямом столкновении больших флотов. Это зародило в европейской военно-политической мысли миф о «турках, непобедимых на море». Изжить его не удавалось до 1571 года — до битвы при Лепанто.
Усилилось проосманское направление европейской политики. В Венеции действия Дориа расценивали как скрытое предательство со стороны императора, коему Дориа был вернейшим слугой. В следующем, 1539 году, в Венеции взяли верх сторонники соглашения с султаном. После тайных переговоров с недавним неприятелем Венеция фактически вышла из Священной лиги. Ещё одним итогом стал тяжелейший сепаратный мир 1540 года с Османской империей, по которому Венеция утратила значительную часть своих средиземноморских владений. Суровые экспортные ограничения, установленные для венецианцев, позволили республике Рагуза (ныне хорватский город Дубровник), в то время прямому османскому протекторату, практически сравняться в объёме средиземноморской торговли с Венецией в её лучшие времена — даже несмотря на необъявленную войну, которую флот Венеции вёл с 1537 года с рагузанским торговым судоходством.
Одиночный бой венецианского галеона окончательно продемонстрировал военным специалистам качественное превосходство высокобортного парусного корабля над низкобортной галерой в «настоящем» морском бою: прецеденты успешной защиты одного парусника против множества гребных или лёгких были известны и до того. События у острова Санта-Маура предвещали конец многовековому господству галер в военных флотах, в том числе и на Средиземном море.
Техника: оружие корабля
Венецианские галеры в целом были вооружены артиллерией количественно и качественно лучше всех прочих галер Средиземноморья. Типичный состав вооружения судна был таков:
- одно тяжёлое орудие на носовой платформе: пушка или кулеврина калибром, как правило, не менее 50 фунтов, иногда — камнестрел (petriero; орудие со сравнительно тонкостенным стволом под каменное ядро и уменьшенный пороховой заряд);
- два средних и два лёгких орудия там же;
- два лёгких орудия на кормовой платформе;
- некоторое количество лёгких и легчайших пушек и камнестрелов на бортах.
Основным оружием венецианских и генуэзских галер к середине XVI века стало 50-фунтовое (по венецианской мере, то есть от 35 фунтов по немецкой) орудие со стволом длиной 18 калибров. Весило орудие 2,15 т (до 2,5 т со станком) и способно было делать один выстрел в минуту – минуту с четвертью. Дальность выстрела достигала 600 венецианских саженей (около 1 км), хотя достаточно точная стрельба наверняка возможна была лишь на существенно меньших расстояниях.
Отметим, что венецианские калибры до 12 фунтов включительно измерялись и учитывались по весу свинцового ядра, хотя обычно стрельба велась железными ядрами — то есть вес железного ядра составлял 0,65–0,7 от указанного калибра. Венецианцы применяли в измерении калибров малые фунты (301,2 г). Таким образом, для перевода венецианского калибра до 12 фунтов включительно в немецкую и французскую меры следует умножать калибр на 0,4–0,45. Калибры более 12 фунтов — то же самое, но с множителем 0,6. Иными словами, 100-фунтовое орудие имело канал ствола 21,1–21,5 см, 50-фунтовое — 17,5 см, 12-фунтовое — 10 см, 6-фунтовое — 7,5 см, 2-фунтовое — 5,5 см.
Аналогичное вооружение было и на османских галерах. Лишь для индийской экспедиции в 1538 году флот на свои галеры средиземноморского типа получил с египетских заводов 20 20-окковых (примерно 50 нюрнбергских или 75 венецианских фунтов) «бальемез». В данном случае это аналог немецкой картауны или итальянской «пушки» — canone. Помимо «бальемез» поступили 30 средних «дарбзен» и 40 малых «дарбзен» и «колунбурна». Скорее всего, и эти орудия были отлиты в Каире в 1537–1538 годах. В 1554 году типичное вооружение турецкой галеры составляли семь орудий: одно тяжёлое в носу на скользящем лафете, два меньших по бортам и четыре лёгких орудия на носовой платформе.
Одна из венецианских галер-бастард в 1533 году несла одну 100-фунтовую кулеврину, две пушки калибром 20 фунтов, два аспида в 12 фунтов, два сакра в 12 фунтов, четыре фалькона в 6 фунтов, четыре фальконета в 3 фунтов, шесть мушкетов в 1 фунт. Отдельные галеры были вооружены ещё лучше. Например, галера проведитора Бондумьеро в 1540 году имела одну 50-фунтовую кулеврину, два 12-фунтовых сакра (короткие кулеврины), два 12-фунтовых аспида (пушки), один мушкет «da zuogo» (фактически, это была учебная и салютная пушка), 36 1-фунтовых мушкетов на вертлюгах (moschetto da braga). Галера проведитора Джустиниани в 1543 году несла одну 100-фунтовую пушку, два аспида в 12 фунтов, два фалькона в 6 фунтов, семь фальконетов в 3 фунта, четыре мушкета «da zuogo» и 29 мушкетов на вертлюгах.
Схема вооружения венецианских фуст была такой же, что и у галер, но с меньшими калибрами: одно орудие главного калибра 12–20 фунтов, четыре средних и лёгких орудия в 3–6 фунтов, 12–20 орудий-мушкетов. Для сравнения, в середине XVII века венецианские галиоты и фусты типично были вооружены шестью камнестрелами в 9–12 фунтов и шестью мушкетами на вертлюгах (калибр 1 фунт). Венецианские бергантины в то же время располагали двумя 9-фунтовыми камнестрелами, одним фальконетом в 3 фунта и двумя мушкетами на вертлюге.
Парусники вооружались основательнее. Венецианская барза, которой в 1538 году командовал Николо Тривизано, в 1534 году несла 115 орудий: одну бомбарду-камнестрел калибром в 30 фунтов, три кулеврины в 50 фунтов, одну кулеврину в 40 фунтов, две кулеврины в 20 фунтов, шесть пушек в 50 фунтов, восемь пушек в 20 фунтов, два сакра в 12 фунтов, четыре аспида в 12 фунтов, 12 фальконов в 6 фунтов, шесть фальконетов в 3 фунта и 70 мушкетов в 1 фунт на вертлюгах.
Венецианский галеон в 1535 году имел 128 орудий: десять пушек в 50 фунтов, восемь пушек в 20 фунтов, две кулеврины в 20 фунтов, шесть сакров в 12 фунтов, два камнестрела в 30 фунтов, две кулеврины «in vida» в 40 фунтов (Морин предполагает, что это два ствола калибром, вероятно, 20 фунтов, скреплённые вместе), два фалькона в 6 фунтов, два камнестрела в 100 фунтов, 12 фальконов в 3 фунта, два камнестрела-кортальды в 45 фунтов и 80 мушкетов на вертлюгах.
Стрелок на венецианской и испанской галере к концу 1530‑х годов был вооружён аркебузой, хотя на испанских галерах ещё до начала 1540‑х годов были и арбалетчики. На османских галерах арбалет и восточный лук использовались дольше, но и здесь всё более важное место начало занимать ружьё. Под Превезой галеры Хайреддина были «полны солдат» («более сотни на каждом, кроме обычных людей»), и помимо лучников и арбалетчиков на каждом было по 2–3 аркебузира, а на всех боевых платформах «полно́ людей в доспехах и шлемах». В 1554 году на османской галере, как правило, был пехотный отряд в 25 аркебузиров, который в то же время снабжался и двумя ящиками стрел или болтов. Он мог дополнительно усиливаться отрядом в 25–30 янычар с их собственным начальником.
Продолжение следует
Литература:
- Ермолаев, Г. Г. и др. Морское судовождение. Москва, 1970.
- Ágoston, G. Early Modern Ottoman and European gunpowder technology // Multicultural science in the Ottoman empire. Brepols, 2003. P. 13–27.
- Angelucci, A. I cannoni veneti di Famagosta l' Armeria dell' Arsenale ed il Museo Civico di Venezia // Archivio Veneto. 1874. Vol. 8. P. 5–24, 378.
- Candiani, G. Une tradition différente: La construction des navires de guerre à voile à Venise du milieu du XVIIe siècle au début du XVIIIe siècle // Cahiers de la Méditerranée. 2012. Vol. 84. P. 293–307.
- Casson, L. Speed under sail of ancient ships // Transactions of the American Philological Association. 1951. Vol. 82. P. 136–148.
- Cerezo Martínez, R. La táctica naval en el siglo XVI // Revista de historia naval. 1983. Vol. 1. P. 23–61.
- Cernuschi, E. Conflitto d’interessi // Lega navale. 2016. № 7–8. P. 26–32.
- Cooper, I. P. The Wind is Free: Sailing Ship Design, Part 1: Propulsion.
- Crowley, R. The empires of the sea: the siege of Malta, the battle of Lepanto, and the contest for the center of the world. Random House, 2008.
- De Laiglesia, F. Cómo se defendian los españoles en el siglo XVI. Madrid, 1906.
- Dotson, J. E. (2008) Everything is a compromise: Mediterranean ship design, Thirteenth to Sixteenth centuries // The Art, Science, and Technology of Medieval Travel. Ashgate Publishing, Ltd., 2008. P. 31–40.
- Dotson, J. E. Foundations of Venetian naval strategy from Pietro II Orseolo to the battle of Zonchio 1000–1500 // Viator. 2001. V. 32. P. 113–125.
- Eliav, J. Tactics of Sixteenth-century Galley Artillery // The Mariner's Mirror. 2013. Vol. 99. P. 398–409.
- Giustiniani, P. Le historie Venetiane. Venetia, 1576.
- Gravière, J. de la. Doria et Barberousse. Paris, 1886.
- Guazzo, M. Historie di tvtte le cose degne di memoria… Venetia, 1544.
- Guerazzi, F. D. Vita di Andrea Doria. Vol. 1. Milano, 1864.
- Guglielmotti, A. La guerra dei pirati e la marina pontificia dal 1500 al 1560. Vol. 2. Firenze, 1876.
- Guilmartin, J. F. The weapons of sixteenth century warfare at sea // Gunpowder and galleys: changing technology and Mediterranean warfare at sea in the sixteenth century. Rev. ed. United States Naval Institute, 2003.
- Iovius, P. Historiarvm sui temporis. T. 2. Florentiae, 1552.
- Káldy-Nagy, Gy. Suleimans Angriff auf Europa // Acta Orientalia Academiae Scientiarum Hungaricae. 1974. Vol. 28. P. 163–212.
- Lamb, H. Suleiman the Magnificent: Sultan of the East. Doubleday, 1951.
- Lane, F. C. Venetian naval architecture about 1550 // The Mariner's Mirror. 1934. Vol. 20. P. 24–49.
- Le galere: a forza di remi e di staffile [Электр. ресурс] / Aldo Cherini.
- Madunić, D. The Adriatic Naval Squadron (1645-1669): Defense of the Adriatic during the War for Crete // Historical contributions = Historische Beiträge. 2013. Vol. 45. P. 199–234.
- Marmora, A. Della historia di Corfv. Venetia, 1672.
- Morton Nance, R. The ship of the Renaissance // The Mariner's Mirror. 1955. Vol. 41. P. 180–192.
- Morton Nance, R. The ship of the Renaissance // The Mariner's Mirror. 1955. Vol. 41. P. 281–298.
- Norwich, J. J. A history of Venice. Penguin Press, 1982.
- Norwich, J. J. The Middle Sea: a history of the Mediterranean. Random House, 2006.
- Pantera, P. L'armata navale. Roma, 1614.
- Paruta, P. [Paruta 1605] Historia vinetiana. Vinetia, 1605.
- Paruta, P. [Paruta 1658] The history of Venice ; transl. by Henry, Earl of Monmouth. London, 1658.
- Raffaello Sanzio ~ Drawings [Электр. ресурс] / Tutt'Art@ ; Maria Laterza.
- Relazione dell'impero ottomano del clarissimo Domenico Trevisano tornato bailo da Costantinopoli sulla fine del 1554 // Documenti di storia ottomana del secolo XVI. Firenze, 1842. P. 111–192.
- Relazione di Francia del clarissimo Marino Giustiniano tornato ambasciatore dal re cristianissimo l’ anno 1535 // Illustrazioni storiche del secolo XVI tratte da inediti documenti. Firenze, 1840. P. 145–196.
- Sagredo, G. Memorie istoriche de monarchi ottomani. Venetia, 1673.
- Saito, H. Venice after the battle of Prevesa (1538) : the smuggling of Greek wheat and the confiscation of the cargos of captured foreign ships // Mediterranean world. 2004. Vol. 17. P. 79–103.
- Sardi, P. L' Artiglieria. Venetia, 1621.
- Servantie, A. Information on Ottoman shipbuilding and on the moves of the Turkish fleet to the West (1522–1547) // El Archivo de la Frontera.
- The history of the maritime wars of the Turks. Translated from the Turkish of Haji Khalifeh by James Mitchell. Chapters I. to IV. London, 1831.
- Von Engerth, E. Nachtrag zu der Abhandlung über die im Kaiserlichen Besitze befindlichen Cartone, darstellend Kaiser Karls V. Kriegszug nach Tunis, von Jan Vermayen // Jahrbuch der Kunsthistorischen Sammlungen des Allerhöchsten Kaiserhauses. 1889. Bd. 9. S. 419–428.
Комментарии к данной статье отключены.