Сражение у Превезы 27 сентября 1538 года нанесло удар по престижу европейского флота и по самооценке военачальников. Союзники по Священной лиге собрались на Корфу. Нужно было решать, что делать дальше. После долгих прений европейцы сошлись на том, что надо как-то сохранить лицо и оставить за собой последнее слово в этой кампании. Войскам лиги нужна была красивая, но безопасная цель.
Военный совет
Утром 29 сентября 1538 года на острове Корфу военачальники Священной лиги собрали военный совет. Первейшим вопросом было состояние союзного флота. Собственно, в главных силах потерь почти не было, кроме двух итальянских галер и двух имперских парусников. Ещё пять или шесть парусников остались без людей. Зато галеры не были повреждены, могли сражаться и «отмстить Барбароссе за нанесённое оскорбление». Для пущей пользы надо было удалить из боевого состава несколько галер, чтобы за счёт людей с них усилить прочие.
Гримани, потерявший одну галеру, думал исключить ещё две и, «коль уж кажется, что не так хороши римские бойцы», запрашивал для своих галер ещё по 20, по 30 или по 40 испанцев, а отряд свой просил поставить в авангард. Капелло сообщил, что предполагает исключить 3–4 галеры, но бойцов ему не надо: «своих» (итальянцев) и «кандиотов» (греков) капитану было довольно. Когда же Дориа и Гонзага ему «немного возразили», он согласился, что возможно, кое-где и понадобятся, но не более 10–12 человек. Дориа и Гонзага вновь возразили, что от такой помощи мало толку и галеры Капелло не поразят неприятеля как следует. Венецианский обычай, по которому сражались и гребцы, себя не оправдывал, поскольку к часу битвы боец не должен быть уставшим.
Если же проблема в недоверии к испанцам, то Капелло волен взять пехоту из Ломбардии или «добрых людей капитана Эспинолы», которые «будут послушны как монахи». На каждый такой отряд главнокомандующий давал по начальнику, который будет подчиняться капитану галеры — за исключением часа битвы, когда такой начальник обязан будет принудить капитана к наступлению и не допустить отступления. А чтобы генерал Капелло и Синьория не полагали, что у них хотят отнять галеры, сам синьор вице-король Гонзага готов был отдать себя в заложники на венецианский флагман и дать ещё других заложников, сколько генерал пожелает. Если же эти предложения не будут приняты, то станет ясно, что воевать венецианцы не хотят, а велики́ лишь на словах.
Имперскую сторону неожиданно занял патриарх Гримани, племянник Капелло, убеждавший родича принять предложение. Тот же «с некоторым гневом» напомнил, что за несколько дней до того племянник говорил обратное. По мнению же Гримани, мудрость как раз заключается в том, чтобы менять решение хорошее на лучшее, по времени и необходимости. На каждую галеру необходимо брать столько же солдат, сколько там гребцов и моряков, то есть до 150 человек.
Поговаривали, что Барбаросса посадил на каждую галеру по двое янычар или других добрых бойцов из расчёта на каждую скамью (до 50–60 человек на галеру). А в рукопашной (абордажной) схватке союзникам потребуется численное преимущество. Эти соображения подтверждал и рассказ капитана Масиния и его людей — единственных союзных бойцов, вышедших непобеждёнными из рукопашной 27 сентября. Сошлись на том, что на следующий день Гонзага осмотрит все галеры, и если он посчитает необходимым какие-то из них усилить солдатами, то его слово будет решающим.
Второй проблемой была пехота. Приближение зимы и возможный уход Хайредддина с флотом на зимние квартиры заставляли думать о том, где разместить на зиму войско. Предполагавшаяся ранее зимовка «во вражеских землях на востоке» оказалась невозможной «ввиду случившегося». Военачальники не желали ни платить солдатам, ни распускать их. Постановили, что придётся сократить «одного из трёх» (то есть всё войско на треть), после того, как станет ясно, «что будут делать враги и союзники».
Например, если Барбаросса останется зимовать с флотом в Артском заливе или в Лепанто, то союзный флот надо будет держать до конца октября на Корфу, «дабы не оставлять венецианцев». В конце месяца придётся распределить 5 тысяч пеших, ранее собранных в Апулии, на зимние квартиры в Котроне, Таранто, Галлиполи (Апулия), Отранто и Бриндизи, а также в других местах неподалёку. 1 200–1 300 пехотинцев, взятых на Сицилии, вернутся туда на зиму. Кроме того, «чтобы лучше защитить Корфу», предполагалось высадить на остров 1 200–1 300 человек испанской пехоты, а провизию для них доставлять из Апулии, потому что «сей остров (Корфу) беден и безлюден» после разорения в 1537 году.
Галерам Синьории и папы надлежало зимовать в Венеции, а имперским кораблям — большей частью в Таранто, а частью в портах Апулии, чтобы в марте 1539 года соединиться как можно раньше. Но совершенно непонятно в таком случае, что делать с четырьмя тысячами испанцев из терцио Флоренции, Ниццы и Пьемонта, собранных на войну в Неаполитанском и Сицилийском королевствах. Если просто вернуть их туда и содержать в бездействии, получится «полное разрушение этих королевств» в плане финансов. Отослать их в Ломбардию не представлялось возможным, а распустить и вовсе казалось немыслимым — это были лучшие войска лиги, и на них в грядущем 1539 году более всего надеялись, ибо «вся прочая (союзная) пехота против них — детишки (hay hijada)». К императору отправили гонца за указаниями.
С другой стороны, Хайреддин мог уйти на восток, так как ему трудно содержать флот в Адриатике. Тогда у союзников появится возможность завоевать какие-то крепости в заливе Лепанто или в Морее (Коринфе) и разместиться на зимние квартиры там, а снабжаться из Апулии и Сицилии.
Но до этого хорошо было бы вернуться к Превезе и поискать новой битвы с Барбароссой — при условии, что венецианцы примут усиление своих галер испанской пехотой. Галер и людей у противников было примерно поровну, так что в битве протяжённостью два-три часа, а хоть бы и день, риск был невелик, а выиграть можно многое.
Другим неплохим вариантом было оставить на Корфу доброе войско, пойти с галерами и с 30–40 крупнейшими и сильнейшими парусниками на Авлону (Валлону) и, высадив пехоту, взять крепость приступом, заново её укрепить. Здесь же можно было зимовать всей пехоте, никого в земли Его Императорского Величества не возвращая, и копить силы. Захоти Барбаросса напасть из Превезы, чтобы отбить Авлону, ему пришлось бы действовать из весьма невыгодной позиции: союзный флот, имея на месте запасы каменных ядер и воды, сможет защищаться, не выходя из гавани, османам же придётся пополнять запасы не ближе 30 миль от Авлоны.
По мнению Гонзаги, наилучшим вариантом развития событий стал бы уход Барбароссы на зимние квартиры на восток. В таком случае союзники могли бы взять лучшую часть своего флота в Берберию и захватить «в несколько часов» Сусу и Монестерио (в нынешнем Тунисе), отдать эти порты под руку тунисского царя Мулей-Хасана, ставленника императора Карла, и самим зимовать там.
Колебания и решения
На следующий день, 30 сентября, смотр союзного флота «завершился дымом», то есть ничем. За сутки венецианцы не успели довести свои галеры до надлежащего состояния, и выход «на поиски Барбароссы» пришлось отложить.
В первые дни октября, пока флот лиги приводил себя в порядок, Хайреддин, «одолевший наших без боя», приблизился к Корфу и некоторое время маневрировал вблизи, иногда обстреливая остров, — «более для виду, чем ради вызова». Пока союзники собирали флот, а капитаны убеждали Дориа напасть на врага, 7 октября Хайреддин ушёл в Артский залив.
Сулейман узнал хорошие новости, возвращаясь со своим двором из Молдавии в Константинополь. В это время турки осаждали португальскую колонию Диу на западном побережье Индостана, в осаде оставались венецианские крепости Наполи и Мальвазия в Коринфе. После отступления союзников на Корфу под ударом оказалась крепость Парга, где венецианцы оставили отряд в 150 человек под началом капитана Андреа Сируго из Фурли. Снять его отправились две галеры: одна — Джакопо Дандоло, а вторая — из Шибеника (Sebenzana).
Союзники же по-прежнему расходились во мнениях, что делать дальше. Гонзага, как и ранее, настаивал на каком-либо сухопутном варианте, Дориа — на морском. Капелло предлагал идти с флотом к Архипелагу, в Эгейское море, где может выпасть новый шанс сразиться с неприятелем. В противном случае поход мог принести иные верные и значительные выгоды. Можно было без труда захватить немало торговых судов, шедших в Константинополь. Можно было выручить осаждённые крепости Наполи и Мальвазия, а также вернуть венецианцам многие острова Архипелага, потерянные лишь недавно. Используя многочисленные гавани на островах, можно было не пропустить Барбароссу в Константинополь и заставить его зимовать в Артском заливе, где ему было бы непросто снабжать крупный флот. Тогда в следующем году османский флот вынужден был бы бездействовать или хотя бы выйти в море с большим опозданием. Иначе, уверял Капелло, не вернуть честь и славу, утраченные у Превезы, и не доказать, что сразиться европейцам помешали лишь ветер и удача, а не плохие воеводы и трусость бойцов. Кроме того, завоевания на материке окажутся бесполезными и напрасными, ибо не получится удержать их против многочисленных турецких армий.
Иные же, а главным образом Дориа, склонялись к мысли идти на Дураццо (албанский город Дуррес). Они считали, что опасно выходить в эту пору в море, а все завоевания в Архипелаге и так будут утрачены: там нет сильной базы для кораблей лиги, и первый же значительный турецкий флот добьётся успеха. Дураццо же — это ворота в Албанию, стратегическое значение этого порта известно было ещё древним римлянам.
Однако и этот вариант встретил возражения. У Дураццо не было удобной гавани, особенно для больших парусников, которым пришлось бы оставаться в море. Соседние же земли были «полны турецкой конницы», которая могла помешать предприятиям союзников. При желании Барбаросса смог бы действовать из Авлоны, и союзники не имели бы возможности ни высадить пехоту, ни снабжать свой флот. Стоило бы вести войну таким образом, чтобы неприятель не мог использовать свои лучшие силы — конницу и пехоту. Османский флот был слабее христианского — вот с ним бы и стоило сражаться.
Тем временем адмирал Дориа «рассылал во все стороны лодки и шпионов», чтобы узнать, где, собственно, находился Хайреддин и какие имел намерения: «венецианские синьоры знали об этом не более, чем если бы неприятель пребывал в Индиях», как сообщал Франсиско Дуарте. Впрочем, тот же Дуарте, соглашаясь с мнением князя Дориа, не советовал оглашать свои донесения, за исключением общих мест, поскольку сведения, сообщаемые им о венецианцах, могли учинить раздоры между союзниками. Венецианская Синьория слала адмиралу Дориа уверения «в несомненной правильности его действий». Время окончательного раздора между союзниками по лиге ещё не наступило. Более того, после того, как Капелло получил письменное указание Синьории «подчинить все галеры воле князя мельфийского», то есть Дориа, на венецианские галеры посадили по 60 имперских пехотинцев, как испанцев, так и итальянцев.
Примерно во второй декаде октября из осаждённого Наполи пришли четыре галеры с просьбой о помощи для крепости. С ними отослали два транспорта «с хлебом и вином и солёным мясом», а также 200 человек пехоты из числа 2 тысяч итальянцев Августино Спинолы.
22 октября император Карл объявил на следующий год новый поход лиги. Для участия в нём готовились ещё более крупные силы: 60 тысяч пехоты и 5 тысяч конницы, 2 тысячи пушкарей и 7 тысяч сапёров, 200 галер и 100 транспортов — и это не считая войска французского короля, которое, «буде тот пожелает присоединиться», составит отдельный корпус. После императорского объявления рисковать собранными в Адриатике силами не имело смысла. Но даже Дориа не отважился завершить кампанию 1538 года таким провальным результатом, какой сложился для союзников к октябрю. В итоге было решено выбрать какую-нибудь цель, которой можно было достигнуть «просто и безопасно».
Такой целью стал Кастельнуово (Кастельнуово-ди-Каттаро, Кастильново; ныне черногорский город Герцег-Нови) на входе в Которский залив. Крепость была важной морской базой, угрожавшей морскому сообщению с венецианским Каттаро (современный город Котор в Черногории) в глубине залива. Но по большому счёту это был второстепенный объект.
Крепость взята
Город Кастельнуово располагался на берегу Адриатического моря, у самого устья Которского залива. На суше крепость стояла у входа в узкую долину между двумя горами, Артифария и Монте-Кабальеро, как называют её испанцы. Укрепления Кастельнуово были старого образца, но возведённая на труднодоступной горе крепость господствовала, по возможностям тогдашней артиллерии, над большей частью узкого входа в Которский залив.
Союзный флот 20 октября вышел с Корфу. 24 октября в полдень он встретился у устья Которского залива с прикрывавшим Каттаро отрядом Каналето в 25 галер. «Лёгкие силы» флота — галеры — вошли в залив и остановились у противоположного от Кастельнуово берега, за пределами досягаемости крепостных орудий. Здесь союзники и провели ночь. «Галеоны и барза и большие парусники» остались у устья залива. Сереседа называл в отряде прикрытия «галеон Святого Марка», то есть венецианский, «княжеский галеон», барзу и неф из Феррары.
На следующее утро, в пятницу 25 октября, на пляж (luogo piano), «не очень отдалённый» от Кастельнуово, высадилась пехота: один полк итальянцев, один — испанцев. Итальянский полк имел два лёгких орудия. Гонзага выслал четыре отряда стрелков в прикрытие, «и не позднее, чем это было сделано», из Кастельнуово по месту высадки попыталась ударить османская конница (Сереседа утверждал, что участвовала и пехота). Атаку удалось отразить ружейным огнём. При этом погибли шестеро испанских стрелков. Пехота построилась в боевой порядок и подошла к крепости: испанский полк с одной стороны, итальянский — с другой. Начался ружейный и орудийный обстрел укреплений.
В ночь на 26 октября с галеона Франко Дориа выгрузили пять орудий калибром 50 фунтов (у Сереседы — «14 самых сильных орудий»). Днём «на доброй высоте», на близлежащей горе Монте-Кабальеро, были сооружены две осадные батареи. В тот же день с них удалось нанести большой урон Верхнему замку. Нижний замок бомбардировали около 30 венецианских и римских галер. Они четвёрками приближались к укреплениям, давали залп и отходили на перезарядку, а тем временем к крепости приближалась и стреляла следующая четвёрка. Подобный манёвр успешно применялся в 1532 году против Корона и в 1535 году против Голетты в Тунисе.
Утром 27 октября, «спустя два часа после ночной темноты», то есть около 9 часов утра по местному времени, по сигналу трубы венецианские и римские галеры возобновили обстрел Нижнего замка. Они успели выпустить 20 зажигательных и 20 железных снарядов, после чего движение их строя нарушилось. Чтобы избежать толчеи или остановки под орудиями крепости, некоторые галеры продолжили движение вперёд. Их капитаны, «превращая необходимость в добродетель», «устроили гонку» к берегу и крепости. Так восемь судов неожиданно оказались под одним из ронделей, стены которого уже были разрушены бомбардировкой.
Моряки и пехотинцы с галер бросились на приступ, используя вёсла и доски, из которых они устраивали импровизированные лестницы. Последовала ожесточённая рукопашная схватка. Со стороны суши на приступ крепости бросилась имперская пехота. Гарнизон в 500 человек «замка над морем» (Нижнего замка) Кастельнуово сдался генералу Винченцо Капелло под обещание жизни. При штурме погибли испанский капитан Бокканегра и Чезаре Джозия да Фермо, один из римских капитанов. Над укреплениями поднялись флаги капитанов (полковников) Валерио Орсино и Августино Спинолы. Защитникам был назначен выкуп в 40 золотых с души, а победители могли отобрать «всю рухлядь» (вещи и драгоценности), какая им понравится.
Гарнизон Верхнего замка («замок над Кастельнуово»), насчитывавший 1 200 человек, вступил с союзниками в переговоры. 28 октября он сдался на тех же условиях, что и Нижний замок. Европейцы захватили в Кастельнуово более 70 тысяч золотых в деньгах и товарах. При разделе добычи между союзниками возникали ссоры: «…говорят, что испанцы хотели забрать себе в добычу всех пленных и всё, что на них, (и всё,) что было в замке на горе́, ценность чему полагалась в 50 тысяч дукатов, а всему прочему войску отдать в добычу замок на берегу, где мало было ценного, и сие не очень-то понравилось итальянцам».
Более того, сицилийский вице-король Гонзага вызвал недовольство императора Карла тем, что самовольно забрал в свой арсенал два орудия из числа «не менее 15 тяжёлых орудий», захваченных в Кастельнуово, а его «люди» (видимо, капитаны отрядов) «крали более лёгкие» орудия (видимо, для вооружения своих отрядов). Император поставил Гонзаге на вид «введение опасной новины» и потребовал вернуть орудия императору или возместить их стоимость, а по «украденным» пушкам распорядился назначить следствие.
В любом случае, главнокомандующий Гонзага занял крепость именем испанского короля, а значит, и императора. Комендантом стал испанский маршал (maestre de campo) Франсиско Сармиенто. Он получил гарнизон из четырёх тысяч испанцев, «среди капитанов коих Луис из Аргии, Хуан Бьяскайно (Бискаец), Луис Дарон, Санджей ди Фриас, Оливейро Склина и Лазарро Альбанезе (Албанец), капитан конницы». По другим данным, гарнизон насчитывал 2,5 тысячи человек, а в числе их капитанов названы «Масиний де Монгийа, Маркеза, Луис де Харо, Хуан Вискайно, Мендоса Сильва, Санчо де Фриас, «бургундец Замбрана», Арриаран, галисиец Перо Руис, заменивший Луиса де Алькосер, дон Педро де Сотомайор, коему вицекороль (Гонзага) вручил знамя и отряд погибшего капитана Бокканегра, а с этими испанскими капитанами ещё капитаны Лазаро, Пауло и рыцарь Хорхе и ещё четыре албанских капитана, а с теми четырьмя албанскими капитанами 20 конных, хорошо снаряжённых, и ещё 80 албанцев пеших».
Согласно уставу лиги, следовало вернуть Кастельнуово Венеции. Венецианский командующий Капелло официально обратился по этому поводу к главнокомандующему Гонзаге. Однако возвратить замок испанцы пообещали лишь «в будущем», а венецианцам передали Ризано (ныне черногорский город Рисан).
Пора подводить итоги
31 октября, в День всех святых, после мессы собрался военный совет. К тому времени военачальники союзников в Кастельнуово знали о Хайреддине лишь то, что он вышел из Превезы и сжёг оставленную Паргу в 25 милях от Корфу. На Корфу к 1 ноября было известно, что Барбаросса со всем флотом находился в проливе Корфу, незадолго до того причинив некий урон «Фарахе» (Парге) и Кефалонии, а также что он захватил в проливе «какие-то» суда. Позже выяснилось, что это были два торговых судна: одно с Кипра и одно с Кандии (Крита). Венецианцы стали спешно вооружать ещё 30 галер под началом «опытного в морских делах» Эрмолао Моресини.
На самом деле после 20 октября Хайреддин получил вести о выходе флота союзников с Корфу. Тогда он вывел из Превезы свой флот в числе «140 латинских парусов», оставив в Артском заливе лишь отряд прикрытия, и направился к Кастельнуово на выручку. Однако он опоздал. Видя крепость в руках христиан, Барбаросса миновал Которский залив, не вступая в битву. «Следующей же ночью» разразился жестокий шторм, в котором османский флот потерял от 30 до 70 галер. Другие суда получили серьёзные повреждения. Турецкий флот оказался рассеян по морю. Он утратил боеспособность и вернулся в Авлону.
Между 31 октября и 13 ноября союзники в Кастельнуово узнали о том, что неприятель «божьим промыслом» ослаблен «более, чем в битве под Превезой». Капитаны, особенно венецианские, рвались добивать врага. Но Дориа заметил, что не время поздней осенью в Средиземном море начинать новые предприятия и что «такое же счастье может и их постигнуть». Адмирал объявил, что «корабельные команды устали». 13 ноября он приказал грузить войска на корабли и пополнять корабельные припасы — готовиться к уходу на зимние квартиры.
Венецианский и римский контингенты отправились в Венецию и Анкону, испанские галеры — в Бриндизи и далее на Сицилию. Имперские парусники сразу двинулись в Отранто и там, вдали от врага, понесли потери: в сложных навигационных условиях, ночью, неф герцога феррарского протаранил транспорт, на котором шёл маршал дон Диего де Сартилья со своим отрядом. В кораблекрушении погибла часть отряда, а также были потеряны «пленные турки и драгоценности», взятые в Кастельнуово на долю вице-короля сицилийского. Если бы не шедший следом неф, позвавший на помощь двумя пушечными выстрелами и тем настороживший капитанов других транспортов, имперцы утратили бы ещё больше кораблей.
Из Отранто транспорты перешли в апулийский Галлиполи. Здесь командование уволило 2 тысячи солдат итальянской пехоты. 23 ноября транспортный флот пришёл в Таранто, откуда суда с испанской пехотой отправились на остров Липари, где та должна была зимовать. Солдаты, однако, отказались высаживаться на остров, где они ожидали большой нужды в продовольствии. Поэтому испанцев перебросили на Сицилию и в другие места. После разгрузки галеонов и транспортов «вице-король и князь» (Гонзага и Дориа) расплатились с их капитанами и отпустили корабли. Дориа со своей эскадрой ушёл на зиму в Геную.
wikiwand.com
В Анконе римские галеры, «вообще плохо снаряжённые и снабжаемые», разоружились в ноябре – декабре 1538 года. Опыт устройства отдельного папского флота союзники признали неудачным: лучше бы Его Святейшество помогал деньгами, а не галерами. Однако уже имевшиеся корабли планировали вернуть в строй — «чем больше галер, тем лучше».
Для Священной лиги и «христианской Европы» 1538 год завершился неплохо. Силы флота удалось сохранить. В Кастельнуово стояли гарнизоном 4 тысячи испанцев во главе с маршалами Хуаном де Варгасом и Франсиско Сармиенто. В ноябре была снята правильная осада с Наполи-ди-Романья. Тогда же османская экспедиция отступила от португальской крепости Диу. На юго-востоке Европы сохранялся статус-кво в «Венгрии двух королей».
Но война 1538 года подтвердила, что эпоха венецианского морского владычества приближалась к концу. «Удручённый ничтожными достиженьями и позором, понесённым христианским воинством» Винченцо Капелло подал в отставку. В Синьории вновь взяла верх мирная партия, и в 1539 году начались тайные переговоры о сепаратном мире с Османской империей.
Комментарии к данной статье отключены.