Записки выгоревшей души

Воспоминания солдата вермахта, написанные в 1944 году, в литературной форме рассказывают о том, как его изменила война.

Жил да был один молодой и ничем не примечательный немец по имени Вилли Петер Рис. Выходец из простой семьи, работал в банке, куда устроился, дабы угодить отцу. В свободное время интересовался литературой, поэзией, философией. Потом его призвали в армию, осенью 1941 года он попал на германо-советский фронт, где, с переменным успехом и отпусками, воевал до конца июня 1944 года, когда погиб где-то в районе Витебска.

Рис вёл дневник, который, как он сам утверждал, нужен был ему просто для того, чтобы продолжать жить. Впоследствии дневник использовался им для создания отдельного текста под названием «Исповедь»: 140 страниц А5, напечатанных на машинке в начале 1944 года, в отпуске. Печатал их уже другой человек: спустя три года войны и следа не осталось от наивного интроверта с «тонкой душевной организацией».

После конца Второй мировой, никто ничего о Рисе не слышал. Кому был нужен какой-то солдат, мало ли таких было? Его мать хранила тысячи страниц его писем и записей до своей смерти в 70-х. Позже их, вместе с кое-какой мебелью, получила кузина Ханнелора. Спустя годы и годы, будучи уже сама в преклонном возрасте, Ханнелора стала расшифровывать написанное, а в 2002 году начала искать того, кто мог бы это опубликовать. Но как-то не многое поменялось с конца 40-х: ещё одна немецкая история о войне — нет, не интересно. Так было до декабря 2002 года, когда, благодаря одному из журналистов из газеты Stern, удалось связаться с хранительницей записей.

Следующим летом в газете был напечатан большой отрывок из текста Риса. Необычные записки вызвали живой отклик, в конце лета 2003 года появилась и сама книга, попавшая в первые строчки бестселлеров. Напечатали второе издание, третье. За несколько месяцев было продано 100 000 экземпляров, было и немало хвалебных отзывов. В Kölner Stadt-Anzeiger назвал книгу «откровением», а в Die Zeit — «захватывающим чтением». Позже книгу перевели на английский язык. Так что же в ней было такого?

Это необычное сочетание прозы, именно как литературного описания переживаний персонажа, и того, что пережил автор. Казалось бы, что такого: то же миллионы других людей пережили. Однако не все могли это описать или не все захотели. Для Риса это было необходимым: его внутренний мир очень скоро был разрушен войной и её жестокостью. Он пытался быть человеком, но в армии как коллективе нет нужды в таких людях, да и самому это было невыносимо. Уже к концу первого года войны в СССР он обнаружил, что потерял все свои ориентиры. Идеология? — К ней он и до войны был холоден. Его одноклассника-еврея, с которым он продолжал поддерживать контакт, отправили в Аушвиц, где тот и скончался. Религия? — Её он потерял. Философия, культура, литература? — От них не было никакого прока, на фоне творящегося смертоубийства всё казалось миражом.

Рис не углубляется в детали, в тексте не всегда указаны места, почти нет имён, изредка он называет месяцы. В конце книги даны выдержки из дневника, который был основой для «Исповеди», с датами, с именами и описанием жизни, которое так знакомо по «стандартным» немецким мемуарам. Может быть, было бы лучше, если бы был опубликован именно этот дневник, но тогда вряд ли бы он столь ярко проявил свой писательский талант. Одна книга была бы полезнее для историков, другая — просто для людей интересующихся. Выбрали второе.

Главное тут — его переживания, то, как менялся он сам, отходя от привычных человеческих норм. По-видимому, это моральное отступление для него было единственным способом спасти своё сознание, приняв роль «исполнителя» и «наблюдателя», хотя всё равно к середине текста есть впечатление, что автор от пережитого рассудком всё же повредился. Поздней осенью 1941 года, будучи на постое в одной из деревень, Рис кормил маленькую девочку шоколадом и, не в силах сдержать слёз, выбежал из дома. Как он писал: «Ужасно было быть человеком и солдатом». Спустя несколько лет, уже другой человек — или «солдат», а не «человек» — откровенно записал в дневнике, что крестьянку с коровой разнесло противопехотной миной, и они с сослуживцами «старались увидеть забавную сторону ситуации».

Он участвовал в наступлении на Москву. Лично меня больше всего впечатлила именно эта часть, описание первой военной зимы и быта внутри армии. Никакого товарищества не было и в помине: каждый сам за себя, право сильного, примат инстинкта. Смог урвать кусок хлеба и припрятать его для себя? — Молодец, протянешь ещё день. Над слабыми и рассуждающими издевались, жестоко насмехались, поэтому благоразумнее было молчать. Деньги не имели вообще никакой цены: просто бумага, из которой самокрутки делали и играли на них в карты, проигрывая зарплатные суммы за несколько лет вперёд. Солдаты, пытаясь преодолеть психическое напряжение, бросались во все тяжкие, совершали жестокости, по любому поводу загорались гневом. Всё время было холодно и голодно, постоянно. Армии вшей, океаны грязи. Людей стало не хватать, поэтому многих так и не эвакуировали: у обмороженных лентами свисала с ног гнилая плоть, её срезали, обнажая кости, но даже в таком состоянии эти люди вынуждены были стоять на посту и идти в бой. Спасения не было, а Бог, в которого всё ещё Рис пытался верить, покинул своих детей.

В начале весны 1942 года Рис был эвакуирован в госпиталь (его ноги гнили). Уже к тому моменту он потерял себя. Человеческое умерло. Хотелось домой, но по прибытии оказалось, что дома больше нет. В морозной ночи в России он мечтал, как хорошо бы оказаться снова в родном городе, но прибыв туда, его тянуло назад, в окоп. Рис пытался вылечить себя с помощью общения, каких-то свежих чувств, но ничто уже не трогало его, лишь подчёркивая странную тягу поскорее сесть на поезд, который едет на Восток.

В конце июня он вернулся назад. Долго он не провоевал и в этот раз. Вся действительность была невыносима, пустота жизни и банальность смерти, все эти социальные маски, которые каждый из них носил, никчёмные бесконечные разговоры о еде и французских проститутках, которым поклонялись, как божествам. К чувству вины пристал алкоголизм. Ему хотелось убить себя, но удерживала мысль о матери и возможном счастливом будущем. В итоге, в феврале 1943 года он вылез из бункера и встал в полный рост. Первая пуля прошла мимо, а вторая ранила его в ногу. Рис был отправлен в госпиталь в тыл, где увидел страдания даже в большем масштабе, чем на фронте. У него появилась мысль, что при таком разгуле боли нормальный человек не может желать войны, любой войны. Затем он был комиссован.

Жизнь продолжалась? И вновь нет. В этот раз даже сильнее, чем раньше. Книги не трогали молодого немца, всё написанное и созданное им самим казалось бесформенным нагромождением слов. Не было любви и возврата к себе довоенному. Он пытался найти отдушину в религии, пошёл в церковь, но не понял (хотя силился) ничего из ритуала, увидев лишь движения — его высохшая духовная сущность молчала. Ни чувств, ни надежды. Поняв, что потерял на войне самое главное, свою личность, Рис попытался принять свою столь долго отторгаемую новую роль «бродяги солдата», у которого одна Родина — фронт, где бы он ни проходил. Он записался добровольцем в артиллерию. И вновь отправился воевать.

В этот раз он чувствовал себя немного лучше, в этом хаосе, в жестоком бесчувствии боя, однако всё равно спрашивал себя, зачем же он это сделал и как дальше жить. Временами он писал, что любит жизнь, и она ярко и чувственно являла себя в смеси опасности и непредсказуемости, когда он стоял на посту. Но нередко это было лишь иллюзией, когда он понимал, что ориентиры в целом стёрты, что он сломленный человек. Третий раз домой Рис вернулся уже весной 1944 года. Во время этого отпуска написал этот текст. Из следующей поездки на фронт один из миллионов солдат уже не вернулся.

Быть может, в самой по себе книге нет ничего прорывного, сродни научному открытию. Да, это ещё один взгляд на бесчеловечную войну. Однако, в отличие от других, именно здесь момент изменения личности вынесен на первый план. Записки выгоревшей души?