В 1964 году на мировые экраны вышел фильм Стенли Кубрика «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал волноваться и полюбил атомную бомбу». Эта комедия, высмеивающая параноидальную обстановку самых напряжённых лет холодной войны, получила огромную известность и по праву вошла в золотой фонд кинематографа. Один из самых запоминающихся персонажей второго плана в картине — комичный и неуклюжий посол СССР Алексей Десадецкий, нелепо выглядящий на фоне холёных и брутальных офицеров Пентагона. Однако из всего актёрского состава «Доктора Стрейнджлава» именно этот толстяк с одутловатым лицом, кажущийся сугубо гражданским штафиркой, был единственным, кто знал, что такое война. Роль Десадецкого стала самой звёздной в карьере ныне почти забытого английского актёра Питера Булла, который в годы Второй мировой войны командовал десантным кораблём Королевского флота.
«Я Вас знаю, но…»
Питер Сесил Булл (Peter Cecil Bull) родился 21 марта 1912 года в Лондоне в уважаемой обеспеченной семье сэра Уильяма Булла (William Bull) и его супруги Лилиан Булл (Lilian Hester Bull). Сэр Уильям был представителем старинной династии лондонских адвокатов и сделал блестящую карьеру политика-консерватора. С 1900 года он являлся членом парламента от округа Хаммерсмит и непрерывно избирался в палату общин от этого округа на протяжении почти 30 лет, что является своеобразным рекордом. В 1905 году Уильям Булл был возведён в рыцарское достоинство, в 1918 году стал членом Тайного совета королевства, а в 1922 году по совокупности заслуг, в том числе за участие добровольцем в Первой мировой войне, получил титул баронета.
О характере отца будущего актёра лучше всего свидетельствует случай на выборах в 1910 году: когда на выступлении перед рабочими один пролетарий стал перебивать Булла и обвинять его во лжи, титулованный член парламента без колебаний спустился в толпу и от души врезал избирателю, завязав драку, которую прекратило только вмешательство полиции.
Питер был четвёртым и самым младшим сыном в семье, поэтому его особо не готовили к продолжению дела отца, да и получить наследственный титул по старшинству ему тоже не грозило. В отличие от старших братьев, которые получили высшее образование в университетах Кембриджа и Оксфорда, в случае с Питером родители ограничились престижным Винчестер-колледжем, после окончания которого юноша был предоставлен самому себе.
Питер чувствовал в себе склонность к литературе и некоторое время пытался заниматься журналистикой, однако очень скоро его полностью захватила новая страсть — театр. Испытывая непреодолимую потребность играть на сцене, он начал брать уроки актёрского мастерства у известной лондонской преподавательницы драматического искусства Элси Фогерти (Elsie Fogerty) и в 1933 году добился своего, дебютировав в роли привратника в спектакле «Если бы я был тобой» лондонского театра Шафтсбери.
Много лет спустя Булл признавал, что ни его внешность, ни даже имя не были подходящими для актёра, но его это мало волновало, и он охотно брался за любые, даже самые незначительные роли. Жизненным кредо молодого актёра стал юмор и умение найти смешное в любой ситуации. Однажды после крошечной роли в какой-то пьесе в гримёрку Булла ворвался его ровесник, такой же начинающий актёр Роберт Морли (Robert Morly) и заявил опешившему Питеру, что выступление Булла на сцене было худшим из того, что он видел в своей жизни. Булл немедленно подружился с коллегой — и они оставались лучшими друзьями до самой смерти.
Разразившаяся в 1939 году Вторая мировая война не сразу прервала его актёрскую карьеру. В учебном центре Королевского флота «Рэли» (HMS Raleigh) Питер прошёл обязательную шестимесячную начальную военную подготовку, там же он подружился с восходящей звездой английского театра и киноактёром Алеком Гиннессом (Alec Guinness de Cuff). Они вместе подали заявления о зачислении в Королевский военно-морской резерв, но учебный центр резерва «Кинг Альфред» (HMS King Alfred) был полностью загружен переподготовкой довоенных резервистов, и в ожидании вызова Питер успел сняться в нескольких фильмах. При этом его имя зачастую даже не указывалось в титрах.
В начале 1941 года Булл и Гиннесс приступили к обучению, а после получения базовой подготовки были назначены в центр комбинированных операций. Там из них начали готовить командиров десантных кораблей. В ходе учёбы Питер получил известие о гибели старшего из братьев, сэра Стивена Булла (Stephen John Bull). С началом войны Стивен, после смерти отца унаследовавший титул баронета, добровольно вступил в Королевские ВВС и погиб в воздушном бою с японцами над Явой 9 марта 1942 года.
В 1943 году актёры-сослуживцы уже воевали на Средиземном море, командуя кораблями. Булл стал командиром зенитного LCF 16 — Landing Craft Flak, Гиннессу достался большой пехотно-десантный корабль LCI(L) 124 — Landing Craft Infantry (Large).
После высадки на Сицилию боевые пути друзей разошлись: Питеру предстояли десантные операции у Салерно и Анцио, корабль Алека был назначен для тайной доставки грузов югославским партизанам.
Судьба оказалась благосклонна к ним обоим: оба актёра остались в живых и вернулись к своему любимому делу. Питер обошёл друга по званиям и наградам, получив звание лейтенант-коммандера и крест «За отличную службу», но у Гиннесса впереди было всё — титулы, ордена, великие роли, премия «Оскар» и множество других наград. Булл же вернулся к своему амплуа «характерного актёра», играя небольшие роли. При этом особенно хорошо ему удавались всякие неприятные типажи, прокуроры, жулики и алчные бизнесмены.
Спустя 10 лет после войны актёр вспомнил о своём увлечении литературой и написал серию автобиографических книг в юмористическом ключе. Первой из них стали мемуары о войне под названием «В море на решете» (To Sea in a Sieve), вышедшие в 1956 году. Одна американская кинокомпания купила у Булла права на экранизацию этой книги. Каково же было его удивление, когда ему любезно сообщили, что главную роль хотят предложить Алеку Гиннессу!
В целом жизнь и карьера Булла протекали ровно и размеренно, а сам Питер не уставал подтрунивать над собственным положением в мире кино и театра. Сотни людей узнавали его, подходили и говорили одну и ту же фразу: «Я Вас знаю, но…» Никто не мог вспомнить его имени! Эту фразу Булл сделал названием для одной из своих ироничных книг. Он оставался убеждённым холостяком и истинным англичанином с эксцентричным хобби: собирая уникальную коллекцию плюшевых медведей, написал о них книгу «Медведь со мной», которая до сих пользуется большой популярностью в Англии и США. Булл также увлекался астрологией и на закате жизни открыл маленький магазинчик, где торговал всем, что имело отношение к знакам зодиака. Он ненавидел телевидение, в котором вынужден был сниматься ради заработка, и никогда не скрывал своего убеждения, что телевизоры когда-нибудь погубят человечество.
20 мая 1984 года мастер второго плана скончался от сердечного приступа на 72-м году жизни.
В 1967 году известный английский писатель-маринист Джон Пратт (John Pratt), издававшийся под псевдонимом Джон Уинтон (John Winton), задумал создать хронологическую антологию воспоминаний и поэзии моряков Королевского флота, посвящённую их участию во Второй мировой войне. Он попросил у Питера Булла разрешения использовать для этого издания отрывок из его книги «В море на решете», который вошёл в антологию под названием «Анцио, Анцио, Анцио». Почему Джон Пратт выбрал именно этот отрывок, довольно легко понять: в нём раскрывается вся суть натуры актёра, который с помощью юмора боролся со своими страхами и вселял уверенность в людей, за которых нёс ответственность.
Всю жизнь игравший на вторых ролях, Питер Булл не получил никаких значимых премий в области кино и театра, но буквы LCDR DSC (лейтенант-коммандер, кавалер креста «За отличную службу») навсегда остались перед его именем как высшая награда за единственную настоящую главную роль. Ниже тот самый отрывок из мемуаров Булла (перевод Максима Дианова).
«Анцио, Анцио, Анцио»
«Мы должны были высадить войска и всё сопутствующее снабжение на небольшом участке побережья у местечка Анцио, весьма популярного у римлян курорта, всего в 20 милях от столицы. Целью десанта было ослабить напряжение на фронте у Кассино, открыв прямую дорогу на Рим. На бумаге всё выглядело просто отлично, и в этот раз я не видел никаких поводов для тревоги.
Вместе с нами высаживались американцы, которые уже оборудовали в Неаполе сеть аэродромов и складов снабжения, что однозначно вселяло надежду на успех.
Мы совершали переход в безлунную, но прекрасную ночь 20 января 1944 года, в возвышенном неведении о предстоящих нам испытаниях. Прист, как обычно перед каждой высадкой, упражнялся в остроумии, затем его внимание привлекли два острова, мимо которых мы проходили.
«Эти острова ведь уже заняты нами, сэр?» — спросил он. Хотя мой ответ был утвердительным, я, признаться, понятия не имел, так ли это на самом деле, рассудив, что время покажет. В любом случае это было наименьшее, что нас должно было сейчас волновать.
На рассвете 22 января мы находились в полутора милях от места высадки. Десантные ракетные корабли уже выполнили свою потрясающую работу, и пехотно-десантные корабли сквозь дымовую завесу направились к прибрежным пляжам. Это было просто поразительное утро, потому что не было никаких признаков присутствия противника: дальше к северу мы видели, что тральщики подвергаются редкому обстрелу у римского порта [имеется в виду устье Тибра, где находилась древняя римская гавань Остия — прим. переводчика], но в нашем секторе всё было абсолютно тихо и спокойно.
Я помню, что вражеских самолётов в этот первый день появилось так мало, что мы обнимались от восторга. Было совершенно очевидно, что врага застали врасплох, и мы наивно представляли, как наши войска уже реквизируют Колизей для выступления Томми Триндера (Thomas Trinder) [популярный в Великобритании комик — прим. переводчика].
Только позднее мы узнали, что вместо наступления войскам было приказано закрепиться и занять оборону, чтобы избежать повторения Салерно. Я не стратег и не тактик, чтобы рассуждать о достоинствах и недостатках такого решения, и нет ничего проще, чем критиковать, даже с небезопасного расстояния, однако, когда я узнал, что мы продвинулись всего на три мили, то был просто ошеломлён. Хотя мы и преподнесли немцам сюрприз, теперь настала их очередь неприятно удивлять нас.
У меня на борту был офицер штаба флотилии, постоянно вмешивающийся в мои распоряжения, из-за которого количество съестного в каюте убывало в два раза быстрее, — эти два обстоятельства меня крайне раздражали. И всё же 22 января я находился в таком прекрасном расположении духа, что ничто не могло его омрачить, и радостно махал своим приятелям с LCT, проходивших рядом с нами бесконечным потоком.
Мы заняли позицию примерно в 1000 ярдах от берега и наслаждались великолепным видом происходящего. С сумерками поступило несколько сигналов тревоги, но ничего существенного не произошло. В 03:00 утра нам было приказано произвести патрулирование против вражеских торпедных катеров, хотя я не имел никакого представления, что делать в случае их обнаружения, за исключением немедленного призыва о помощи.
Следующий день прошёл без происшествий, но, как только стемнело, два эсминца, находящихся мористее в миле от нас, подверглись сильному налёту бомбардировщиков. Один из них получил прямое попадание и затонул в течение нескольких секунд.
С чувством гордости я могу сказать, что мы сбили одного из ублюдков, сделавших это. Это был «Дорнье-217», на этот раз я не ошибся в своей заявке, отметив мельчайшие детали и подробности, и Адмиралтейство засчитало нам эту победу.
Ночью мы снова патрулировали против торпедных катеров, чувствуя себя по меньшей мере крейсером.
24 января нам приказали сопроводить к другому берегу залива несколько судов типа «Либерти», и в полдень мы снова бросили якорь у входа в гавань [имеется в виду очень небольшой порт самого Анцио — прим. переводчика]. Именно в это время офицер флотилии сказал, что позаботится о корабле, если я устал и хочу немного прилечь. Я очень мало спал с начала операции, поэтому с готовностью принял его предложение.
Дул лёгкий бриз, и я попросил офицера флотилии разбудить меня, если случится что-то смешное. Видимо, наши с ним понятия о юморе сильно различались, так как, когда спустя четыре часа я снова появился на мостике, мы медленно дрейфовали напротив Неттуно, в паре миль от исходной позиции. Я приказал поднять якорь и совершенно не удивился его отсутствию. Потеря якоря всегда предвещала беду, и этот случай не стал исключением. Я перешёл в другое место, более укрытое от волнения моря, где бросил запасной якорь. Он продержался почти сутки, но потом я заметил, что нас снова понемногу сносит.
В 23:30 25 января начались наши невзгоды. Все признаки надвигающегося шторма уже были налицо, мачта звенела под напором ветра, на поверхности моря возникла бешеная толчея волн, из глубины моего желудка поднималось знакомое тошнотворное чувство. Но худшее было впереди: после запуска двигателей Сэнди доложил мне, что левый двигатель вышел из строя, и я могу рассчитывать только на один правый.
Это была реальная проблема, так как теперь я не мог поворачивать на правый борт, а ветер был с берега. Работающий правый двигатель сильно разворачивал нас влево, даже если руль был до отказа положен вправо. Хотя мне удалось отойти с места стоянки, я не мог выйти в открытое море, а укрываться в гавани Анцио было запрещено всем, кроме судов снабжения. Все сложные инструкции в оперативных приказах, описывающие порядок действий в нашем положении, были практически бесполезны.
Мы медленно дрейфовали к южному сектору, где огонь противника начал доставлять определённые неприятности. Вражеские снаряды уже рвались на пляжах, море было полно кораблей, как вдруг я увидел впереди объятый пламенем LST.
Когда мы приблизились к нему, наше положение стало очень опасным. Я знал, что нашему под завязку набитому боеприпасами кораблю хватит одного раскалённого осколка, но всё же, несмотря на все усилия, просто не мог повернуть свой LCF. Когда до горящего остова оставалось 200 ярдов, я тихо сказал: «Господи, пожалуйста, заставь его повернуть на правый борт». Я произнёс это три раза, после чего заорал в переговорную трубу: «Право на борт, правому двигателю самый полный ход!» Позвонив Сэнди в машинное отделение, я доходчиво объяснил ему нашу ситуацию, и вопреки всем законам навигации, техники и природы Его Величество LCF 16 повернул на правый борт, а спустя несколько часов запустился и левый двигатель.
Воспользовавшись затишьем, мы вернулись на назначенную позицию в 500 ярдах от входа в гавань, где мне предстояло провести две самые худшие недели в жизни, хотя я полагаю, ещё слишком рано приходить к таким определённым выводам.
Мы находились на постах по 20 часов в сутки, нам предстояло знакомство со всеми новыми хитроумными уловками и оружием врага, и нервы наши были натянуты до предела.
Реактивные бомбы, хотя они предназначались для «игры по-крупному» — их первым успехом был новейший линкор [имеется в виду потопление планирующими бомбами Fritz-X итальянского линкора «Рома» — прим. переводчика], — всё равно было страшно видеть, как они маневрируют во время своего полёта. Были сверхмалые подводные лодки, подкрадывающиеся по ночам, и шнелльботы, постоянно рыщущие на тропе войны. Но хуже всего были акустические мины, которые немцы сбрасывали с самолётов в сумерках на малой высоте. Они срабатывали только тогда, когда несколько кораблей благополучно проходили над ними: хотя немцы пытались сбрасывать мины на главный фарватер, было и множество промахов.
Фарватер тралили каждое утро, и только после этого LST и LCT допускались в гавань. Для меня это было время лихорадочного выбора: поднять якорь и переместиться в протраленную зону, или оставаться на якоре и надеяться, что течение не снесёт нас на мины.
Однажды мы видели два подрыва на расстоянии в сотню ярдов друг от друга, но оба судна вместе со своими экипажами счастливо избежали гибели. Первым был спасательный катер Королевских ВВС, который шёл на максимальной скорости и успел «убежать» от взрыва, вторым был плавающий бронетранспортёр DUKW, которому только разворотило корму.
Мы с благоговением наблюдали за этими чудесными случаями спасения, но, руководствуясь здравым смыслом, всё-таки спустили шлюпку, чтобы собрать всплывшую после взрывов рыбу.
Иногда, в минуты отчаяния, я прикладывался к бутылке, но не думаю, что это давало какой-нибудь эффект, положительный или отрицательный. Я вообще перестал уходить с мостика и только и делал, что отпускал в микрофон УКВ-связи дикие шуточки. Один раз по радио передали предупреждение, что 80 «Юнкерсов» направляются к нашей гавани. «О, но я вижу только 79!» — бормотал я в микрофон. «Я думаю, это «Хендли-Пейдж!»» — сообщал я, когда немец последней модификации проносился мимо, сбрасывая свою «любовную записку».
Я надеюсь больше никогда не испытать тот страх, который поселился в те дни в моей голове. Сейчас мне нравится думать, что страх сдрейфить перед своими парнями тогда победил мой личный ужас, но страшная физическая усталость, вызванная постоянной бдительностью, действительно была невыносимой.
Мне говорили, что во время этой операции было множество случаев дезертирства, как в наземных частях, так и в плавсоставе, но благодаря вмешательству медицинских специалистов, заявивших, что условия были исключительные, суровых наказаний удалось избежать. Про себя я знаю, что несколько раз был в состоянии полного развала, но два обстоятельства спасли меня: вера в командира, которая читалась на лицах моих парней, и фантастический пример, поданный экипажами LCT.
На 13-е утро операции LCF 10 — штатный спасатель нашей флотилии в Салерно — появился, чтобы сменить нас, и они были просто поражены, с какой теплотой мы встретили их. Я откровенно наплевал на все уроки, которые преподала жизнь, и практически вальсировал кораблём на пути домой.
Казалось, что невероятное облегчение экипажа от ухода из этого места передалось и нашему LCF 16, и я мысленно отметил, что вряд ли когда-нибудь ещё испытаю такое чувство».
Примечание Джона Уинтона: «Тем не менее LCF 16 предстояло вернуться в Анцио, и в конечном итоге он провёл у его пляжей больше времени, чем любой другой корабль соединения. Автор был награждён крестом «За выдающиеся заслуги», о чём узнал только после войны, прочитав об этом в журнале, издающимся колледжем, в котором он обучался».
Источники и литература:
- Freedoms Battle. Vol.1. The War at Sea 1939-1945. An Antology of Personal Experience. Edited by Jonh Winton — London: Vintage books, 2007
- Winser, J. de S. British Invasion Fleets: The Mediterranean and Beyond 1942-1945 — Gravesend: World Ship Society Limited, 2002
- https://www.geni.com
- http://www.combinedops.com
- https://www.ibiblio.org
- https://navsource.org
- https://www.imdb.com
- http://www.unithistories.com
Комментарии к данной статье отключены.