12 апреля 1961 года в 9 часов 7 минут по Москве Юрий Алексеевич Гагарин стал первым, кто на короткие 108 минут поднялся в космос на борту корабля «Восток» – и начал следующую эру существования землян как разумного вида: эру освоения Солнечной системы.
Типичная для Холодной войны секретность породила огромное количество мифов о полёте, временами самых диких, но благодаря современным архивам и труду исследователей подлинная картина событий известна с крайне высокой достоверностью.
Прежде всего, стоит упомянуть популярный миф о системе аварийного спасения. Для своего времени корабль «Восток» – сложный и высокотехнологичный объект, с жёсткими ограничениями по массе. Любая из стадий взлёта имела заранее написанный и заученный до автоматизма набор инструкций о поведении в нештатной ситуации. Катапульта позволяла выбросить космонавта из капсулы на малых высотах, на больших предусматривались заглушение нижней ступени и расстыковка с последующим спуском в более-менее штатном порядке.
Подлинную опасность представляли двадцать секунд от момента взлёта, поскольку ракета ещё не успевала набрать высоту гарантированного раскрытия парашюта, но решить эту проблему технологическими средствами эпохи при соблюдении массогабарита одноместного космического аппарата не представлялось возможным чисто технологически. Среди мер защиты предлагалась даже установка ловчих сетей из металлической проволоки вокруг места старта, но, с учётом вероятного подрыва заправленной под завязку ракеты, мера безопасности выглядела бессмысленной. В любой другой ситуации космонавт успевал бы предпринять верные действия и спастись.
Другая известная до старта проблема – с неотделением кабель-мачты при расстыковке спускаемого аппарата и приборного отсека при входе космического аппарата в атмосферу – также не подлежала своевременному устранению.
Штатная расстыковка выглядела достаточно сложной процедурой: несколько пироболтов резали крепления и высокочастотные кабели, после чего отстреливалась кабель-мачта. Вместо этого соединительная кабель-мачта двух отсеков снова и снова отгорала на проходе верхних слоёв атмосферы при возвращении и ни секундой раньше.
Те же испытательные пуски наглядно доказали, что последствия ограничиваются некоторым промахом относительно расчётной точки приземления. В итоге космонавтам даже не стали дополнительно сообщать о такой недоработке. Устранили проблему с последовательностью срабатывания пиропатронов лишь заметно позже.
Мелкие технические неполадки вообще частые спутники любой сложной техники, а космический аппарат с несколькими сотнями достаточно сложных электронных узлов на борту, несомненно, относился к таковой, поэтому на земле сделали всё, чтобы космонавты могли вовремя и точно осуществить вручную любую потребную операцию на борту.
Подготовка Гагарина и его дублёра Титова к вылету за день перед стартом включала последовательное рассмотрение всех действий космонавта на протяжении всего полёта, и эта стадия проверки заняла около полутора часов. То есть, полёт оказался разобран практически в пошаговом режиме. В том, что касалось человеческого фактора, придраться оказалось не к чему – готовность космонавтов к вылету сочли безупречной.
В ночь с 11 на 12 апреля Гагарин и Титов, пожалуй, оказались единственными людьми на космодроме, для кого оставили роскошь по-настоящему выспаться.
Неоднократно склоняемые в жёлтой прессе опасения, что космонавт может внезапно лишиться рассудка под воздействием каких-то внешних факторов космического полёта, как ни странно это кажется в послезнании, имели под собой вполне реальную почву.
Трансляции с космических аппаратов с животными на борту включали эпизод, когда собака Белка, ветеран космических запусков, пришла в необъяснимое (из-за недостатка медицинских телеметрических приборов на борту) состояние крайнего нервного возбуждения, начала метаться и паниковать. У опасений, что космонавт утратит самоконтроль под воздействием невесомости или чего-то ещё, была наглядная экспериментальная основа – и просто отбросить её как ложную на старте не имели права.
Именно поэтому Гагарин получил в дополнение к бортовым системам управления цифровой логический замок на панели ручного управления системой ориентации космического аппарата и запуска тормозного двигателя. Неверная ориентация аппарата в момент запуска двигателя могла привести к недопустимо долгому времени пребывания космического аппарата на орбите.
Расчётное время деградации орбиты «Востока» только под воздействием атмосферы и силы тяжести, при несрабатывании тормозного двигателя по любой из причин составляло около недели, запас автономности не превышал десяти суток. Мощности этого двигателя вполне хватило бы, чтобы в неблагоприятных обстоятельствах увеличить минимальную высоту полёта настолько, что одна неделя естественного торможения превратилась бы в две-три – и космонавт мог погибнуть.
Именно по этой причине установили дополнительную крышку и замок на панель. Но именно потому, что решение перестраховщиков казалось многим бессмысленным, Олег Ивановский, в чьи обязанности входила проверка срабатывания замка, тайком сообщил Гагарину правильный код ещё на Земле.
Правда, оказался только вторым – первым успел бывший лётчик-испытатель, инженер-методист Марк Галлай. Его любимое выражение «Поехали!» использовал Юрий Гагарин в момент старта. Именно вопросом «Ну что, поехали?» Галлай завершал инструктаж перед запуском тренажёра, когда требовалось подтверждение готовности космонавта.
В ходе подготовки «Востока» к старту все участники работ сохраняли полное спокойствие, много и с удовольствием шутили. Записи переговоров доступны к ознакомлению, например, в книге современного исследователя-энтузиаста космонавтики Антона Первушина «108 минут, изменившие мир».
Да, в момент пятиминутной готовности пульс на телеметрии подскочил до 108 ударов в минуту, а в первые секунды старта – до 150, но уже на 20 секунде Гагарин отрапортовал, что всё проходит нормально, самочувствие хорошее.
На 70 секунде вести репортаж о взлёте Гагарину не помешала даже пятикратная перегрузка. В момент отделения первой ступени перегрузки на время стихли, но вернулись с началом работы другой ступени.
На третьей минуте полёта отошёл головной обтекатель – и Юрий Гагарин стал первым человеком, увидившим Землю с борта космического аппарата.
На пятой минуте полёта снова прекратила работу ступень и снова наступили десять секунд невесомости. Блок Е, третья ступень «Востока» принялся за работу.
Несовершенство радиоэлектронных систем эпохи привело к тому, что уже через девять минут с момента старта начались помехи, сигнал начал слабеть. Дальнейший полёт Гагарина проходил в условиях неуверенной связи, что, впрочем, не имело опасных последствий.
Телеметрию с борта «Востока» успешно принимали даже станции прослушки США, хотя вовсе не торопились ей с кем-то делиться. На тот момент она была успешно расшифрована ещё с первых советских запусков с животными на борту и оказалась принята в достаточно большом объёме.
Куда неприятнее оказалось то, что разгонный блок «Е» отработал нештатно, и перигей орбиты «Востока» составил 178 километров, а вот апогей, максимальная высота над поверхностью Земли – 327,7 километра. В этих условиях несрабатывание тормозной установки означало, что полёт затянется на 15–20 суток, и космонавт погибнет.
В послезнании не составляет особого секрета и тот факт, что несовершенные средства наблюдения с поверхности не позволили адекватно оценить фактические высоты орбиты. Ошибка в измерении составила порядка 30 километров, такие же ошибки наблюдались и с фактическим наклоном орбиты, хотя на общую корректность оценки ситуации центром управления и не влияли.
Подготовка к спуску началась в момент отделения разгонной ступени – программно-временное устройство «Гранит-5В» включилось автоматически.
Более получаса космического полёта шли в условиях почти односторонней связи. Для общения с Хабаровском Гагарину пришлось использовать телеграфный код, голосовая связь не проходила.
В 9:51 на подходе к Америке включилась солнечная ориентация – система датчиков, основанная на привязке положения «Востока» к Солнцу как точке отсчёта. Она дублировала механизм контроля положения аппарата относительно планеты, для корректной ориентации тормозного двигателя.
В 9:57 советская наземная система потеряла возможность радиосвязи с космонавтом полностью. В Тихом океане для возобновления связи дежурили корабли «Сибирь», «Сахалин», «Сучан» и «Чукотка» – так называемая Четвёртая Тихоокеанская гидрографическая экспедиция. Радиосистемы на борту могли принимать даннные с борта космического аппарата, хотя и достаточно специфическим образом. Так данные о пульсе космонавта принимали буквально с электронно-лучевой трубки – один человек давал команду «ноль», инициируя отсчёт минуты секундомером, второй считал всплески на экране до команды «стоп!», после чего данные обычной радиосвязью телеграфировали в Москву.
В 10 часов 2 минуты диктор Юрий Левитан торжественно зачитал сообщение о факте первого в мире космического полёта.
Вскоре после этого устройство солнечной ориентации принялось разворачивать «Восток» для торможения. Гироскопы стабилизировали корабль, после чего Гагарин вручную проконтролировал корректность ориентировки аппарата в пространстве. Размеченный визор системы «Взор» на иллюминаторе наглядно показывал, что всё сделано правильно.
В 10:13 космонавт снова вышел на связь, на этот момент уже с Москвой. Связь оказалась ненадёжной, и поздравления с присвоением нового звания уже майор Юрий Гагарин так и не услышал.
В 10:25:34, на 71-й минуте орбитального полёта, прошла штатная команда на запуск тормозной двигательной установки. Несрабатывание одного из клапанов привело к тому, что установка прекратила работу на секунду раньше положенного, и не были достигнуты ни требуемая скорость, ни другие запрограммированные условия запуска главной команды на разделение отсеков. Поэтому газ наддува и окислитель продолжали идти через камеру под давлением в 60 атмосфер – и космический аппарат закрутило на скорости порядка 30 градусов в секунду.
Через две минуты этого «орбитального танца» приборы на панели управления окончательно потеряли адекватность показаний, но Юрий Гагарин принял решение телеграфировать на Землю сигнал «всё нормально» – по его оценкам, космический аппарат всё равно должен был оказаться на территории СССР.
Только через десять минут, по срабатыванию термодатчиков, отсеки разделились над Средиземным морем. Разделение сопровождали хлопок и толчок – более чем достаточные подтверждения того, что настало время закрыть шторку «Взора» и занять позицию для катапультирования.
В ходе прохождения атмосферы последовательно сгорели фольга на теплоизоляции, антенны и сама теплоизоляция из пропитанной бакелитовой смолой асбестовой ткани. Кабину озарял ярко-багровый свет за шторками иллюминаторов, температура поднималась, Юрий Гагарин отметил потрескивание и лёгкий запах гари.
Недолгая перегрузка в 10g помогла ему на время забыть о мелких неудобствах, после чего, на высоте 7 километров, сработала катапульта, и Юрий Гагарин оказался вне космического аппарата.
Отцепились кресло и стабилизирующий парашют. Неизвестно как сработал помимо основного и повис тряпкой резервный парашют. Оборвался фал носимого аварийного запаса. Кроме этих мелких проблем первому космонавту планеты доставил определённые неудобства и клапан дыхательной системы – первый скафандр не оснастили баллонами, так что Юрию Гагарину пришлось совершить достаточно неудобные манипуляции с чересчур сильно затянутым клапаном.
Полёт длиной 1 час 48 минут успешно завершился с минимальным для необлётанной техники числом неполадок. Первый космонавт планеты успешно приземлился в непосредственной близости от посёлка Смеловка Терновского района Саратовской области. Впереди у земной космонавтики лежала история множества новых взлётов и падений… но именно этот полёт стал первым.
Комментарии к данной статье отключены.