В германском городе Марбурге есть архив Института им. Гердера. В нем хранится одна любопытная рукопись на русском языке. Помимо нее по соседству хранятся черновые наброски, письма, вырезки из газет – и ленточки от трех солдатских Георгиевских крестов (одна с бантом) и офицерских орденов. Все это принадлежало русскому аристократу, генерал-лейтенанту Борису Сергеевичу Пермикину.
Он начал воевать еще в 1912 г. на полях Балканской войны, в 1914 г. добровольцем ушел на фронт Первой мировой войны. В последующие 6 лет он прошел весь путь от вольноопределяющегося до генерал-лейтенанта. В августе 1914 г. он начал служить в 9-м уланском Бугском полку. К 1917 г. он – уже штабс-ротмистр – был награжден множеством боевых орденов. Прекрасная карьера смелого офицера, самоотверженно бросавшегося в гущу битвы.
Октябрьского переворота (несмотря на то, что его избрали в полковой комитет в марте 1917 г.) не принял, участвовал в неудавшемся восстании юнкеров в Петрограде. После долгих метаний по охваченной пожаром гражданского противостояния стране Пермикин попал в Псков, где начал активно формировать антибольшевистские силы. В конце 1918 г. сформировал Талабский батальон (впоследствии развернутый в полк). Весной 1919 г. храбро сражался на Нарвском и Петроградском фронтах, был произведен в полковники и вновь награжден. В следующем году судьба бросала его из Финляндии в Польшу, где он был назначен командующим 3-й Русской армией. Но было поздно: войска вынуждены были отступить в район Волочийска, были интернированы. Лишь благодаря хлопотам генерала Пермикина солдаты и офицеры к лету 1921 г. были отпущены и смогли выехать в Европу.
Сам он в 1925 г. переехал из Польши в Париж, туда же позже прибыла и его жена. Начался долгий период изгнания и скромных заработков в фотоателье. С большим недоверием Пермикин относился к деятельности тайных боевых групп, засылаемых на территорию СССР, считая, что вся организация пронизана советской агентурой (что было недалеко от правды).
В годы нацистской оккупации Франции чета Пермикиных жила очень бедно, старый генерал брался за любую черную работу. Однако уже в 1944 г. он, желая продолжить свою борьбу с большевиками и видя потенциал именно во власовском движении, прибыл в Берлин. Был зачислен в РОА с чином генерал-майора, был старшим преподавателем тактики в офицерской школе в Мюнзингене. Однако отношения с власовцами не сложились, и Пермикин из школы выехал. После войны более 20 лет жил в американской зоне оккупации Австрии, в лагерях для беженцев.
Сами записки Пермикина производят смешанное впечатление. С одной стороны, это все та же трагедия раскола и Гражданской войны, раны от которой продолжали сильно болеть еще 20–30 лет. Некоторые вообще считают, что и до сих пор эти раны не уврачеваны. На частном примере всегда легче увидеть характерные для группы признаки: жизнь эмигранта Пермикина, блестящего офицера, вынужденного браться за любую работу ради куска хлеба, была тяжела. Можно спросить: «А кому было легко?». Нет, никому из них или почти никому. Но основное впечатление, которое складывается после прочтения текста, – это ощущение невыраженного одиночества.
Сам автор эмоционально сух и скуп: он не сильно вдается в детали, почти отсутствуют моральная, духовная рефлексия или глубокие долгие рассуждения. Однако кажется, что за всеми этими строчками стоит душевная боль, и только – терзания, о которых Пермикин предпочитал молчать, но которые были для него, быть может, даже тяжелее, чем для других. Ощущение покинутости, какой-то трагической безнадежности, в которую автора бросала жизнь до конца его земных дней. Краткие вспышки надежды – и снова череда неудач. Молчание, которое само по себе говорит даже не столько о характере автора – жестком, прямом, последовательном, – сколько о том, что о некоторых вещах он предпочел не рассуждать вообще.
В записях отсутствует желание как-то «оправдаться» (особенно оправдать свой выбор в годы Второй мировой). Иногда, как в случае с ВМВ, есть краткое, сухое, лаконичное объяснение, «подведение итогов». Нет в записях и гнева в адрес тех, кто не был согласен с автором или занимал другую позицию. А такие были. Сделав один раз свой выбор, Пермикин жил в соответствии с ним, принимая и неся на себе и только на себе всю ответственность за него.
Последние годы жизни Пермикина сопровождали последствия от ранения в голову, полученного в 1919 г. Боль была постоянной и беспрерывной. Жена, втайне от мужа, старалась собрать денег на лечение. Муж же предпочитал терпеть, чем просить, и, по-видимому, продал свои боевые награды. Именно поэтому в архиве остались только ленточки…
Сама книга состоит из вступительной статьи исследователя Северо-Западной армии С. Г. Зирина, в которой он подробно восстанавливает биографический путь автора записок (с. 3–34). Затем следует сам текст Пермикина (с. 35–213). Завершается книга приложением (с. 214–277) в виде мартиролога чинов Талабского полка, который был создан Пермикиным в октябре 1918 г., и краткого биографического указателя.
Книгу издал «Посев» (говорящее для некоторых название). Само издание – не в пример обычным, «потоковым» сериям, которые заполняют полки магазинов: твердая обложка и текст на белой бумаге. Фотографии, некоторые из которых публикуются впервые, отражают весь путь автора: тут и Белая армия, и эмиграция, и даже Вермахт.
Стоит отдельно отметить и тщательную работу редактора-составителя: публикация источника всегда гораздо сложнее, чем создание собственного текста, так как «конструировать реальность» самому проще. Выверенные комментарии, помогающие читателю не запутаться в тексте, сопровождают почти каждую страницу оригинальных записей.
Трудное, но интересное чтение. Рассказ о человеке, который всю жизнь нес в себе свой собственный стержень, выкованный в горниле двух войн начала XX века. Принципы, сформированные этим человеком, вели его всю жизнь. Кто-то, конечно, скажет, что не всегда «туда» они его вели, но таков был его жизненный путь, давно уже окончившийся.
Быть может, это рассказ о том, как тяжело было этот стержень в себе сохранить, несмотря ни на что.
Комментарии к данной статье отключены.