Поздней осенью 1864 года русские войска готовились захватить Чимкент. Понимая, насколько опасна для него потеря этого города, правитель Коканда Алимкул готовил ответную операцию и собирался неожиданно ударить на Туркестан, уже занятый русским гарнизоном. Разведка, произведённая казачьей сотней есаула Серова, сорвала эти планы, но казаки заплатили непомерно высокую цену, чего определённо можно было бы избежать: душевные метания коменданта Туркестанского гарнизона стоили жизни десяткам оренбургских казаков.
Захват Чимкента
В 1864 году, когда русские готовились захватить Чимкент, о чём мы рассказывали ранее, в самом Чимкенте разворачивалась борьба между сторонниками Коканда и приверженцами укрепления связей с Россией. В ходе этой борьбы шестеро наиболее видных представителей прорусской партии были зарезаны.
Однако в решающий момент правитель Коканда Алимкул получил известие о том, что эмир Бухарский наступает на Ферганскую долину. Алимкул тотчас отправился в Ташкент с большей частью своих войск, а в Чимкенте оставил крупный гарнизон. Об этом обстоятельстве шпион тотчас донёс генерал-майору Черняеву. Не согласовывая своих действий ни с Петербургом, ни с Омском, 3 сентября 1864 года Черняев приказал подполковнику Лерхе двигаться из Аулие-Аты на Чимкент. Сам он выступил из Туркестана.
19 сентября русские вновь появились под стенами Чимкента. На сей раз у Черняева было десять пехотных рот и две с половиной сотни казаков при 19 пушках. Кроме того, в походе участвовала приблизительно тысяча казахов.
В ночь на 20 сентября начался обстрел Чимкента. К стенам повели траншею. Кокандцы выкопали перед стенами контрминную траншею, в которой расположились пушки и пехота для обстрела ходов сообщения передовой русской батареи.
Утром 22 сентября четыре роты во главе с подполковником Лерхе атаковали кокандцев, засевших в этой траншее, опрокинули противника штыковым ударом и ворвались в городские ворота. Черняев захватил внутреннюю цитадель, и Чимкент пал.
Теперь предстояло объясняться с Петербургом. Черняев направил в Главный штаб письмо, где указывал, что «…овладение Чимкентом до наступления зимы не только полезно, но даже необходимо для спокойствия края». Кроме того, писал он, опасно недооценивать силы Коканда:
«У них руководители не хуже наших, артиллерия гораздо лучше, доказательством чего служат нарезные орудия; пехота вооружена штыками, а средств гораздо больше, чем у нас. Если мы их теперь не доконаем, то через несколько лет будет второй Кавказ».
Военный министр Милютин выразил опасение:
«Кто поручится, что за Чимкентом Черняев не признает необходимым взять Ташкент, а там – Коканд, и конца этому не будет?»
Разумеется, всё обстояло именно так, как и провидел Милютин: Черняев действительно нацеливался на Ташкент.
Цель – Ташкент
Черняев даже не стал дожидаться ответа из Петербурга на свои письма и 27 сентября с отрядом в 1500 человек с 12 пушками двинулся к Ташкенту. Начальник артиллерии Новококандской линии Качалов считал поход сущей авантюрой:
«Самая безумнейшая мысль – с отрядом в тысячу человек овладеть Ташкентом, городом с сотней тысяч жителей, раскинутым на пятьдесят вёрст в окружности!»
Следовало бы ещё припомнить, что Ташкент окружала стена протяжённостью более 25 километров с 12 воротами. В юго-западной части города находилась цитадель. На доводы своего начальника артиллерии Черняев отвечал «успокоительно»:
«Мы подойдём к Ташкенту, жители вышлют посольство, это посольство я тотчас отправлю в Петербург и, простояв день-два под Ташкентом, возвращусь назад. Затем буду ожидать распоряжения, как поступить».
Но вышло иначе: рассчитывать на сторонников России среди жителей Ташкента Черняев не мог, поскольку в городе находился большой кокандский гарнизон. Четыре человека, посланные в город (раньше они торговали с ташкентскими купцами и намеревались с ними переговорить), были перехвачены кокандским разъездом.
Тем не менее, 2 октября Черняев начал обстрел Ташкента. В стене удалось пробить брешь, к которой бросились две роты во главе с подполковниками Лерхе и Обухом. Они ворвались в ров перед стеной, но не смогли подняться по его крутому склону и попали под огонь противника. Кроме того, кокандцы бросали в ров ручные бомбы.
Ранены были Лерхе, Обух, оба ротных командира. Штурм захлебнулся, и Черняев приказал открыть по крепости массированный артиллерийский огонь, чтобы под его прикрытием солдаты могли отойти. «Ташкентцы до того обрадовались, что многие сели верхом между зубцами и, страшно ругаясь, посылали вдогонку нам пули», – рассказывал участник событий. 7 октября отряд вернулся в Чимкент, потеряв 16 человек убитыми и 42 ранеными.
Через две недели после окончания похода Черняев решился наконец написать донесение военному министру. Судя по этому посланию, Черняев вовсе не собирался занимать Ташкент, но постоянно получал сведения о том, что в городе «…население мирное, промышленное, живущее преимущественно торговлей с Россией, и сильно тяготится настоящими военными действиями… большинство жителей [желает] русского подданства»… Иначе говоря, Черняев опять представил свою эскападу как очередную рекогносцировку, которая «случайно» превратилась в штурм.
«Черняев отнюдь не ставил перед собою цели овладеть Ташкентом», – пытался выгородить своего друга ответственный сотрудник Главного штаба В. А. Полторацкий, которому Черняев регулярно отправлял «полуофициальные» письма. На это Милютин в недоумении воскликнул: «Зачем же иначе было ходить туда?»
Фактически военный министр проговорился: официально – «нет», но если бы получилось – тогда, естественно, – «да». Александр II величественно начертал на донесении о неудачном штурме Ташкента: «Сожалею весьма, что [Черняев] решился на ненужный штурм, стоивший нам стольких нужных людей».
И, тем не менее, дерзкая вылазка сошла Черняеву с рук. Военный министр Д. А. Милютин в мемуарах объяснял этот факт следующим образом:
«Страх ответственности за всякое уклонение от инструкций может убивать энергию и предприимчивость. Бывают случаи, когда начальник должен брать на свою ответственность предприятие, которое в заранее составленной программе не могло быть предусмотрено».
Схватка в степи
Поздней осенью 1864 года из форта Перовский вышла в Туркестан казачья сотня 2-го Уральского полка под командованием есаула Василия Родионовича Серова. В первый день декабря Серов вступил в Туркестан.
Как раз в это время в Чимкент из Туркестана снаряжался большой транспорт. Отправлять его просто так, без разведки, сочли неблагоразумным. Ходил слух, будто правитель Коканда Алимкул покинул Ташкент и направился к себе – усмирять какое-то волнение. На самом деле слух распустил сам хитроумный Алимкул – в действительности он собрал все силы, какие нашёл в Ташкенте, и двинулся, минуя Чимкент, прямо на Туркестан.
Покуда считалось, что Алимкул идёт на юг, тот продвигался на север. 4 декабря отряды Алимкула дошли до селения под названием Икан. От него до Туркестана было всего 20 или 25 верст, так что 5 декабря, скорее всего, Алимкул внезапно появился бы под стенами Туркестана. Но его план оказался сорван.
«Мирные кокандцы» из Икана, ранее принявшие русское подданство, сообщили коменданту Туркестана о том, что появились «большие шайки» немирных кокандцев. Казакам Серова было поручено разведать местность и в случае встречи с неприятелем (численность которого оценивалась от ста до четырёхсот человек) вступить с ним в бой.
В отряде Серова насчитывалось 98 казаков, два обер-офицера, пять урядников, четыре артиллериста, фельдшер, фурштат и трое киргизов – погонщиков верблюдов. Всей артиллерии у сотни имелся один горный единорог и к нему 42 заряда.
Сотня двигалась осторожно, высылая вперёд разъезды. Скоро казакам начали встречаться кочевники, которые в один голос твердили о том, что где-то за Иканом есть неприятель. Сколько? «Как камыша в озере», – звучал неопределённый ответ.
Было уже около 4 часов вечера 4 декабря, начинало темнеть. Казаки подходили к Икану, лежащему на высоком месте. Оттуда открывался отличный вид на степь, и появление казачьей сотни, разумеется, давно уже было замечено неприятелем.
Заметив огни возле Икана, казаки остановились и заняли позицию возле небольшой канавки. Они спешились, развьючили верблюдов и оградили себя завалом из мешков с провиантом.
Кокандцы на конях двинулись от Икана – сперва «тихим молчанием», а затем с громкими криками, паля из ружей и размахивая саблями. Их встретили ружейный огонь и картечь единорога. Отпор оказался убедительным, и враг сначала отошёл, но затем вновь нахлынул. После нескольких атак кокандцы «угомонились» и отошли на ночь, разведя костры. Понятно было, что передышка ненадолго, и казаки решили просить помощи из Туркестана.
Ночь оказалась бессонной: кокандцы обстреляли отряд Серова из фальконетов, забросали гранатами (погибло несколько лошадей), затем попытались пробраться в лагерь казаков под покровом темноты и кого-нибудь зарезать, но бдительный «служивый народ» перехватывал «разбойников», так что тайные вылазки не удались.
Наступило утро, и кокандцы поняли, наконец, что противостоит им всего сотня человек. Казаки стреляли экономно: только по смельчакам, которые, красуясь, приближались к врагу, по орудийной прислуге и по «начальству» – расшитым халатам, чалмам, богатому убору. У противника, как теперь выяснилось, было три орудия, а у русских – всего один единорог, и тот вышел из строя. После восьмого выстрела колесо орудия сломалось, и к нему, как сумели, приладили колёса от орудийного передка. Теперь приходилось перетаскивать единорог с места на место вручную – точнее, на спинах.
Часть людей Алимкула, обойдя отряд Серова, двинулась к Туркестану.
Спасти есаула Серова
Комендант Туркестана подполковник Жемчужников слышал выстрелы. Затем прибыл нарочный и сообщил о большом отряде неприятеля, с которым столкнулась сотня Серова. Тотчас собрали отряд «охотников»-добровольцев: 152 человека из числа лучших стрелков. Командиром этого отряда назначили подпоручика Сукорко. Отряд получил два единорога и спешно выступил из крепости – выручать товарищей.
Тем временем подполковника Жемчужникова «обуревали тяжкие думы». В крепости осталось 300 солдат, а слухи ходят, будто правитель Коканда намерен объединиться с эмиром Бухарским и совместно атаковать Чимкент и Туркестан. Вдруг враги узнают, что лучших солдат Жемчужников из крепости отправил, – и нападут прямо сейчас? Что делать-то?
Пометавшись какое-то время, Жемчужников не нашёл ничего лучше, как излить свои чувства в записке к Сукорко: «П. Л. [Петр Логинович], ежели увидите огромные силы, то, не выручая сотни, возвращайтесь назад, дабы дать средства здешнему гарнизону». Нарочный догнал отряд Сукорко и вручил командиру послание от начальства. Сукорко прочитал и сунул записку в карман.
Уже была видна цепь песчаников, из-за которых доносились выстрелы. Внезапно из-за холмов высыпались кокандцы и мгновенно окружили отряд Сукорко, пугая выстрелами. Затем, обойдя русский отряд, кокандцы двинулись по дороге на Туркестан. Сукорко сделал логичный вывод: крепость Туркестан подвергается большой опасности, враг многочислен, приказание от начальства – не ввязываться в бой, ежели встретятся «полчища», – в кармане. И подпоручик отдал приказ отходить к Туркестану.
В отряде началось недовольство: до казачьей сотни, попавшей в беду, оставалось всего ничего: может быть, верста (указывают и три версты, и одну, и даже «несколько сажен»). Но Сукорко настаивал на отходе, и отряд пошёл назад, к Туркестану, постоянно подвергаясь опасностям: то солдат обстреливали из каких-то руин, то выскакивала засада. К 6 часам вечера уставший отряд Сукорко находился уже возле Туркестана. Тогда же поблизости появился и неприятель.
Около девяти вечера в Туркестан прискакали трое нарочных из отряда Серова: сообщали, что сотня ещё держится, но положение тяжёлое, и Серов очень просит помощи. Поднялась суета, снаряжали новый отряд, искали телеги, чтобы везти раненых, «приискивали хомуты» – лошади, как оказалось, были отправлены «за капустой»… Только в час дня 6 декабря из Туркестана выступил новый отряд – чуть более 200 человек с двумя орудиями. К утру того же дня кокандцы отошли от Туркестана к Икану.
Тем временем Серов, потянув время за переговорами с Алимкулом (которые, естественно, ни к чему не привели), решил прорываться. В 7 часов утра 6 декабря начался последний бой. Заклепав орудие, переломав ненужные ружья, казаки с криком выскочили из-за своих завалов. Прорывались с большой кровью, потеряли у Икана 37 человек из сотни. Раненые старались идти – всех отставших кокандцы тотчас рубили на части. За три часа казаки прошли всего восемь верст. Становилось понятно, что до Туркестана им не добраться. Когда казалось, что всё кончено, сотня Серова соединилась с отрядом, вышедшим на выручку.
Последним погибшим стал сотник Павел Абрамичев: раненный сначала в голову, потом в бок, он всё продолжал идти, и только когда ему перебило ноги, упал. Проходившие мимо казаки прощались с ним как с мучеником, кланяясь: «Прости нас, Христа ради». Абрамичев был человеком молодым и очень сильным физически: «подломить» его не удавалось, он всё пытался встать, и кокандцы зарубили его на глазах у товарищей – те успели отойти всего шагов на пятнадцать.
Когда подсчитали потери, оказалось, что сотня Серова потеряла свыше половины личного состава убитыми и практически все были ранены. В крепость их доставили к 11 часам вечера – после этого ещё 11 человек скончались в лазарете.
Казачья сотня есаула Серова, обнаружившая отряд противника, спутала все его планы. Кокандцы обнаружили себя, потеряли время и с потерями вынуждены были удалиться.
Продолжение следует
Комментарии к данной статье отключены.