«Когда меня не станет, то в Москве будут ходить по колена в крови».
Князь Иван Хованский
Кинокомедию Леонида Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию» по пьесе Михаила Булгакова видели и помнят, наверное, все. На экране попаданец выдавал себя за князя Милославского, стрельцы охотились на «демонов» по всему Кремлю, а затем поднимали бунт – ведь, говорят, царь ненастоящий! Между тем, эта комедия напоминает о трагических событиях, произошедших без малого столетие спустя после смерти Ивана IV – на исходе XVII века. Тогда на престол готовился взойти новый грозный царь десяти лет от роду… Но обо всем по порядку.
Сын «Тишайшего» государя Федор Алексеевич по единому мнению современников был весьма болезненным человеком, и правил недолго. Когда он умер в апреле 1682 года, то не оставил наследника. Скипетр и держава ждали кого-то из братьев Федора – 16-летнего Ивана или 10-летнего Петра. За каждым из мальчиков стояла сила из рядов тогдашней аристократии. Сыну первой жены Алексея Михайловича Ивану покровительствовали бояре Милославские. Петру – Нарышкины, мелкопоместные дворяне, возвысившиеся после женитьбы царя на красавице Наталье. Иные знатные роды считали Нарышкиных выскочками и едва ли не презирали со всей своей боярской спесью. Каждую из сторон представляли волевые женщины – родная сестра Ивана царевна Софья Алексеевна и мать Петра царица Наталья Кирилловна.
Тем временем, стрельцы уже не были первым и единственным регулярным войском, как при Иване Грозном. «Полки нового строя» понемногу вытесняли их на роль стражей порядка. Стрельцам скупо и нерегулярно платили жалованье, ими помыкали, подряжая на возведение хором войсковой верхушки. «К полатному строению в селе Мячкове камень белой и бутовой ломали и известь жгли паче работных их крестьян…», — жаловались красные кафтаны в челобитной ещё царю Федору Алексеевичу. В стрелецких слободах медленно, но верно копилось недовольство, становясь все более взрывоопасным. «Бунташный» век наглядно показал, что в таких случаях бывает довольно всего одной искры. Правда, на сей раз пламя мятежа раздувалось более двух недель, а искрой стало избрание царем Петра Алексеевича.
Уязвленные Милославские тотчас же принялись внушать стрельцам, что теперь их ждут жизнь и служба горше прежних. Агитация работала: стрельцы не повиновались воинским начальникам, несколько поборников дисциплины и вовсе были убиты. Наконец, 15 (25) мая 1682 года боярин Иван Милославский с племянником призвали людей государевых в Кремль, восклицая, что Нарышкиными злодейски умерщвлён царевич Иван. Стрельцы ринулись на Соборную площадь, и… обомлели, когда царица Наталья храбро вышла к разгневанному войску с Иваном и Петром Алексеевичами. «Меня никто не изводит, и жаловаться мне не на кого», — подтвердил якобы убитый юноша, недоумевая от происходящего. Навет оказался ложным, набат гремел попусту. Тут бы беспорядкам сойти на нет, но масла в огонь подлил князь Михаил Долгоруков. Он стал бранить стрельцов и обвинять их в измене. Рассерженные воины не стерпели ругани. Князя Долгорукова жестоко убили, сбросив с крыльца на копья. Кровь пролилась, и не спешила униматься.
Жертвами погрома стали многие Нарышкины и их сподвижники. Не спасся даже боярин Стрелецкого приказа князь Юрий Долгоруков, отец растерзанного Михаила. Кремль был взят под вооруженный контроль, все его обитатели сделались заложниками. Стрельцы вручили власть Милославским и рассчитывали на их милость. Первая челобитная стала требованием выплаты всех накопившихся долгов. Софья Алексеевна приказала собирать деньги по всему царству и даже переплавлять утварь для чеканки монет – стрельцов нужно было уважить. Следом бунтовщики пожелали бить челом не только Петру, но и Ивану на троне, а царевну Софью видеть правительницей при них. Перечить было некому, и патриарх Иоаким венчал на царство двух братьев сразу. Казалось бы, и стрельцы, и Милославские достигли своих целей, но на поверку и те, и другие стали заложниками ситуации.
Стрельцы могли диктовать свою волю боярам только из Кремля. За его стенами с красными кафтанами как минимум перестали бы считаться, а то и сурово припомнили бессудные расправы над Нарышкиными. В свою очередь Софья Алексеевна сознавала, что ей впору рассчитывать на верность стрельцов лишь до поры-до времени. Стремясь обезопасить себя и приближенных, она поставила над мятежниками боярина Ивана Хованского.
Князь Хованский был далек от мысли о покорности. Он недвусмысленно намекал молодой регентше: «Когда меня не станет, то в Москве будут ходить по колена в крови». Наконец, камнем преткновения в который раз за XVII век стала вера. Гонимые отцом и царей, и регентши старообрядцы потекли в столицу. Их проповеди подтолкнули стрельцов вновь требовать справедливости, то есть благ. Князь Хованский охотно поддержал раскольников: лучшего рычага для давления на Софью было не найти. Отказ староверам в милости был чреват новыми беспорядками, но благосклонность к ним означала предательство наследия отца. Раскольники вызывали никониан на диспут на Красной площади. Князь Хованский был только «за», патриарх Иоаким – «против», предлагая в качестве площадки Грановитую палату. Немудрено догадаться, что диспут о тонких материях перетек в спор и едва ли не потасовку. Староверы нарекли себя победителями, запрудив Красную площадь. Видя это, Софья Алексеевна пристыдила попустительствующих такому безобразию стрельцов и пригрозила: «Пойдем в другие города и возвестим всему народу о таком непослушании…». Погрома было не избежать. В ходе него погиб лидер раскольников Никита Пустосвят, а суливший им покровительство князь Хованский еле спас остальных «ревнителей древлего благочестия».
Софья ждала возможности привести свою угрозу в действие до конца лета — и дождалась. Вместе с царями, их сёстрами и матерями она покинула Кремль якобы для участия в крестном ходе и молебне. Но маршрут царствующих особ вместо Донского монастыря пролегал в Воздвиженское близ Троице-Сергиевой лавры. Смекнув, что дело пахнет могилой без креста, князь Хованский поспешил вслед за регентшей, но оказался взят под стражу в пути – Софье Алексеевне было уже не до переговоров. Предводителя стрельцов обвинили в измене и казнили. Хованщина закончилась.
Рядовые стрельцы вымолили у власти прощение ценой жизней других зачинщиков. Милославские вернулись в Кремль, но Наталья Кирилловна с сыном предпочла остаться за городом – в Преображенском. Семь лет спустя туда с гонцами прибудет весть о подготовке покушения на царевича. Интрига начнётся бегством юного Петра в Троице-Сергиев монастырь, а закончится водворением Софьи Алексеевны в монастырь до конца дней. Отчаянную попытку в 1698 году возвести ее на престол Петр I не простит и жестоко покарает за нее. Тогда для стрельцов и сбудется страшное пророчество князя Хованского.
Комментарии к данной статье отключены.