В 1982 году вышла «Первая кровь» — заметная веха в кинематографе, породившая принципиально новый образ киногероя. Правда, есть мнение, что изначальная задумка авторов была совершенно иной. И получись всё, как они хотели, сегодня Рэмбо ассоциировался бы не с пулемётом, луком и огромным ножом, а с трагедией всех американских солдат, прошедших через Вьетнам.
Некоторые киногерои имеют неприятную привычку плевать на замысел своих создателей — то и дело норовят выйти из тех рамок, что были им обозначены. Скажем, автор уготовил им яркую и короткую жизнь всего на полтора – два часа экранного времени. А они, мерзавцы, успевают так приглянуться зрителям, что жадные продюсеры тут же дают добро на продолжение. Что? Нашего героя убили ещё в первой части? Плевать, всегда есть «бог из машины» — вон, вспомните «Терминатор» и роль Арнольда Шварценеггера. За семь лет, что прошли между первой и второй частями, Т-800 не только заново родился, но и кардинально изменил своё мнение о людях.
Что ж, обычно мы от этого только выигрываем: любимые персонажи — благодаря нам самим в том числе — живут и здравствуют десятилетиями. Правда, не всем так везёт, как Т-800. В 1982 году вышел фильм «Первая кровь» — мир увидел Джона Рэмбо. И Джон Рэмбо так ему понравился, что мир не захотел его отпускать.
Смерти вопреки
У нас с вами был вполне реальный шанс увидеть только одну картину о ветеране Вьетнамской войны, который в одиночку может положить целую армию. Режиссёр Тед Котчефф замыслил для своего фильма концовку в духе романа-первоисточника — в нём Рэмбо погибал. И знаете что? Проклятые тестовые просмотры, будь они неладны, показали, что зрители не хотят смерти своего героя. Фильм и так был достаточно депрессивным, поэтому Джону Рэмбо в итоге сохранили жизнь. Отличное решение для тогдашних зрителей — и настоящий кошмар для образа. Теперь человечество ассоциирует этого персонажа с пулемётом М60, луком, ножом Боуи и повязкой на лбу. Про вьетнамский синдром и думать забыли.
Конечно, виноваты вторая и третья части. Это они сделали из несчастного ветерана машину для убийства, сместив акцент с выживания одиночки на тотальное уничтожение противника. В итоге имя Рэмбо стало нарицательным и даже вошло в Оксфордский словарь — c дефиницией «исключительно жёсткий, агрессивный человек». Как-то не очень вяжется с начальной сценой фильма «Первая кровь», что скажете?
Сильвестр Сталлоне, исполнитель главной роли, а заодно и соавтор сценария, попытался исправить несправедливость и вернуть герою хотя бы толику драматизма. В итоге в 2008 году вышла четвёртая часть — беспредельно жестокая, но куда более проработанная в смысле характера заглавного персонажа. На сегодня это последний фильм серии, хотя слухи о пятой части упорно не желают сдаваться. Счастье-то какое.
Понять и простить
Но давайте вернёмся к началу — той самой ленте 1982 года, которая и заварила эту кашу. В принципе, «Первая кровь» не рассказывала ничего нового: кино о вьетнамском синдроме снимали и раньше. В 76-м Мартин Скорсезе показал «Таксиста», а два года спустя вышло «Возвращение домой» Хэла Эшби. Обе картины получили кучу наград, снискали любовь зрителей и критиков, а главное, со всеми удобствами обосновались в золотом фонде мирового кинематографа. Но вряд ли вы станете часто пересматривать эти фильмы — не самое лёгкое зрелище. А вот «Первую кровь» — легко. С чего бы так?
Экшен — зрители его обожают. И вот лента Теда Котчеффа — экшен в чистом виде; здесь нет места долгим сценам с рефлексирующими героями. Режиссёр с самого начала даёт понять: Рэмбо — человек действия. Значит, и описывать его нужно соответственно. За полтора часа экранного времени только одна минутная (и очень крутая) сцена с флэшбэками. Она — последний кирпичик, который авторы вкладывают в характер главного героя.
Однозначное толкование (и последующее оправдание) зрителем действий Джона Рэмбо — сверхидея «Первой крови». И Котчефф со своей командой следуют ей с упорством фанатиков. Вы только гляньте на камеру Эндрю Ласло: каждый план максимально информативен, никаких рассусоливаний. Ну не чудо ли.
Мы сперва об этом не задумываемся — но нас уже купили с потрохами. Все художественные особенности фильма работают на то, чтобы вызвать у нас однозначное сочувствие к заглавному персонажу. Ни единого сомнения: Рэмбо — отличный парень, он из тех, кого хочется иметь в числе самых близких друзей.
Вот только у него самого друзей больше не осталось.
Белые начинают. И проигрывают
Зато новых знакомых хоть отбавляй, верно? Смотрите-ка, кто тут у нас: шериф Уилл Тизл, самодовольный надутый деревенщина, который мнит себя богом местного значения… или нет?
Тизл неприятен, этого не отнять. Но давайте поставим себя на его место: он защищает свой родной город, в котором прожил всю жизнь. Знает здесь всех и каждого, может с закрытыми глазами пройти от бара до своей койки. А тут какой-то сомнительного вида бродяга, который ко всему ещё и нарывается на неприятности.
Тизл очень неглуп; он давно служит в полиции, а до этого явно успел побывать на войне — в одном из эпизодов видны три боевые награды. Выходит, шериф совсем не тот увалень, которым хочет казаться. Он ещё толком ничего не знает о Джоне Рэмбо, но тот ему не нравится с первого взгляда — интуиция. Тизл чувствует исходящую от него угрозу — а если война чему-то и научила шерифа, так это стремлению к миру всеми средствами. Значит, от гостя нужно избавляться.
Печальная ирония: в принципе, шериф Тизл всё делает правильно — но его методы устарели, да и времена военной службы давно прошли. Уже много лет он думает и поступает как гражданский — в отличие от Рэмбо проблем с социализацией в мирном обществе у него не наблюдается. И вполне логично, что Тизл недооценивает противника. Кто ж знал, что с того времени, когда он был молодым и воевал за свою страну, правила войны изменились. Сюрприз: армия США успела взрастить настоящих дьяволов.
Как и главный герой, Тизл человек действия. Он решает любыми способами не дать чужаку пройти через свой город — и бьёт первым. Это начало конца для шерифа и всего города. Джон Рэмбо начинает защищаться — а значит, сбрасывает с себя и без того хрупкие оковы цивилизованности.
Война Джона
Вот она, трагедия: наш герой становится врагом общества в родной стране, которой отдал всего себя без остатка. Но, по обыкновению, режиссёр Тед Котчефф ни на секунду не останавливается, чтобы порассуждать об этой несправедливости. Дерьмо случается, надо как-то с этим справляться.
Рэмбо бежит — ещё есть шанс закончить всё без кровопролития. К сожалению, его противнику не хватает дальновидности — зато не занимать упорства. Город Хоуп начинает серьёзную охоту на бродягу, который посмел ослушаться власть имущих. Здесь все за одного — в других бы обстоятельствах такое единодушие впечатлило. Но авторы фильма изначально дали зрителю больше информации. Зритель знает, что роли в этой охоте неизбежно изменятся. А когда местные поймут, что происходит, будет слишком поздно поворачивать назад.
Угроза полномасштабной войны сообщает картине крайне депрессивное настроение. А постоянный экшен добавляет болезненного возбуждения. Мы всё время ждём, что вот-вот начнётся настоящий кошмар. И нам не терпится: поскорей бы — эти заслужили.
Да только в отличие от романа-первоисточника в фильме Рэмбо никого не убивает. Трудно поверить, ведь сегодня образ ассоциируется с самыми кровожадными способами лишения жизни — но факт: за всю «Первую кровь» гибнет лишь один человек. Из-за несчастного случая.
Последний рудимент
Различий между фильмом Теда Котчеффа и книгой Дэвида Моррелла очень много — и почти каждое можно легко объяснить. А вот некоторые общие черты вызывают вопросы. Например, полковник Траутман. В книге он играет решающую роль — это олицетворение власти. Власть создаёт кошмарную машину смерти, а когда считает, что срок эксплуатации истёк, уничтожает её.
Но авторы фильма отошли от концепции Моррелла: Джон Рэмбо в экранизации выглядит куда человечнее книжного прототипа. И выходит, что полковнику Траутману попросту нечего здесь делать — так что он с важным видом ошивается вокруг, пока местные пытаются по-своему решить проблему.
Траутман раздражает всех: и Тизла, и зрителей. Первый справедливо бесится, считая, что полковник приехал спасти своего протеже; а мы никак не можем понять, неужели нельзя было сделать этого парня не таким бесполезным бревном.
Впрочем, финал «Первой крови» вроде бы должен внушить нам надежду: Траутман служит голубем мира и не позволяет конфликту превратиться в настоящую войну. Всё хорошо, все живы и должны быть довольны, да?
Но тонкий противный голосок внутри нас стрекочет: «Надо было просто убить его, как в книге. И дело с концом. Никаких вторых и третьих частей. Никакого дурацкого Оксфордского словаря. Только тлен, безысходность и искалеченная судьба очередной пешки».
Что ж, в мире, где кинематографисты не торопятся идти на компромисс, так бы и произошло. Но это совершенно точно не наш мир.
