Четыре причины повернуть назад

Характеризуя личность последнего Ягеллона, короля польского и великого князя литовского Сигизмунда II Августа, русский исследователь Г.В. Форстен писал, что «при всей своей женственности, при свойственной ему лени и умственной неповоротливости он нередко был способен на весьма удачную дипломатическую уловку, составлял любопытные проекты, проявлял и лукавство, и жестокость». К этому стоит добавить мнение белорусского историка А.Н. Янушкевича, который отмечал, что для Сигизмунда война была не самоцелью, а лишь одним из политических инструментов, средством дипломатической и политической, внешней и внутренней, интриги. В этом отношении Иван Грозный и его литовский «брат» расходились — и существенно. Более прямолинейный русский царь был не столь искушённым интриганом, как Сигизмунд, и больше полагался на силу меча, тогда как король делал ставку на интригу, на «искрад». Исход осенней кампании 1567 года показал, кто из них был прав, а кто ошибался в своих расчётах.

Приём в Медном

Иван Грозный со свитой и полком покинул Москву 20 сентября 1567 года, через несколько дней после того, как «брат Жигимонт» собственной персоной отъехал к войску. Путь царя лежал к Твери. Подойдя к городу, он разбил свой стан в пригородном селе Медное. Здесь 5 октября, извещённый о том, каким образом принимали и чествовали его послов в Гродно и по пути туда и обратно, царь принял литовского гонца Ю. Быковского.

Обстановка, в которой Иван встретил сигизмундова посланца, была более чем символичной. «И был посланник у государя на стану на Медне, — сообщал неизвестный подьячий Посольского приказа, составивший «Выписку из посольских книг», — а стоял государь в шатрех», то есть по-походному. «А в кое поры был посланник у государя, — продолжал подьячий, — и в те поры государь был вооружен». Царь принимал гостя не один. Его окружала большая свита, также одоспешенная, «царевич Иван Иванович, и князь Володимер Ондреевич, и все бояре, и дворяне были в шатре в доспесех». По пути к царскому шатру Быковскому пришлось пройти через строй детей боярских и их людей, стоявших «перед шатром и по полем в доспесех».

Удивлённого, надо полагать, таким приёмом королевского посланца Иван «приветил» следующими словами:

«Ты Юрья тому ся не диви, что мы сидим в воинской приправе во оружии; пришел еси к нам от брата нашего от Жигимонта-Августа короля со стрелами, и мы потому так и сидим».

И на то были серьёзные основания. В королевской грамоте, что доставил Быковский царю, Сигизмунд всю вину за срыв переговорного процесса и возобновление боевых действий возлагал на своего московского «брата» и заявлял, что теперь он, «имя Божие на помочь взямши, ту кривду (которую, по мнению Сигизмунда, творил по отношению к нему Иван — прим. авт.) оборонь чинить хочет». «А своих рук невинная кровь взочнетца, и на том Бог взыщет», — подытожил свои слова король, де-факто объявляя Ивану Грозному войну.

Памятуя, как привечали его послов в Гродно (долг платежом красен), и имея общее представление о том, какое послание привёз королевский гонец, Иван обошёлся с Быковским более чем холодно. Сама обстановка недвусмысленно говорила о воинственном настрое царя и его окружения. Да и после столь «горячего» приёма сигизмундову посланцу не давали забыть о том, что здесь ему, мягко говоря, не рады. Иван пригласил гонца к столу, не допустив однако к своей руке, как это бывало прежде. На обеде Быковский сидел перед пустым столом, ибо «в столе ему от государя подачи ести и пити не было», равно как и в отведённой для него избе, куда его отвели приставы после встречи, против прежнего обычая «посылка к нему с меды не была».

Тем временем, пока проголодавшийся Юрий Быковский, сидючи в холодной избе, размышлял над тем, что его ожидает, царь совещался с боярами и со своим двоюродным братом о том, что делать дальше. 6 октября они решили, что «посланника литовского Юрья Быковского позадержати, потому что писал король в своей грамоте супротивные слова, и сам король на свое дело идет», у гонца «рухлядь его всю и товары и кони все переписати, и то все велел государь взяти на себя, а посланника послати в Москву и посадити его на литовском дворе, избы две-три огородити и велети его беречь». Под репрессии попали и те литовские гости, которые решили рискнуть и с товарами отправились в свите Быковского искать торговых прибытков в Москве. Их товары также были описаны и конфискованы в пользу царя.

Вот так аудиенция в Медном ознаменовала разрыв (уже в который раз за эту войну!) между Иваном Грозным и Сигизмундом Августом. Впрочем, жёсткий приём, который ожидал Быковского в царском стане, стал лишь логическим завершением непримиримых споров, начавшихся больше года назад. В обеих столицах вопрос о возобновлении военных действий был уже давно решен, и обмен дипломатическими миссиями служил лишь ширмой, за которой и Москва, и Литва заканчивали военные приготовления. Итак, несчастный Быковский отправился в заточение, а Иван Грозный спустя несколько дней пошёл «на свое дело к Торшку и к Великому Новугороду».

Государев поход

В Новгород Иван Грозный прибыл 24 октября 1567 года. Через неделю он выступил дальше, двигаясь на ливонские городки и замки Резицу и Лужу (Розиттен и Лудзен соответственно, современные Резекне и Лудза в Латвии). По дороге к царю должны были присоединиться земская рать и наряд, которые выступили из Великих Лук навстречу. 12 ноября на Ршанском яме (возможно, это был так называемый Велильский ям, учреждённый в 1540 году в полутораста верстах к юго-востоку от Новгорода, в Деревской пятине, ныне деревня Ям) состоялось совещание царя с прибывшими к нему земскими воеводами. Помимо самого царя, его сына, Владимира Старицкого и ближних бояр присутствовали великолуцкие воеводы бояре и князья И.Ф. Мстиславский, И.И. Пронский, П.С. Серебряный, а также И.В. Шереметев Меньшой, И.П. Яковлев, Л.А. Салтыков и М.И. Вороной. На этом без преувеличения историческом военном совете обсуждался один, но чрезвычайно важный вопрос: стоит ли царю продолжать поход в Ливонию, к «неметцким городом или поход свой отставить», отменить прежде сделанные распоряжения и повернуть обратно, распустив большую часть войска по домам?

Посовещавшись с воеводами, Иван решил поход отменить. Сам царь со своим старшим сыном и с князем Владимиром должен был через Великие Луки идти к Москве. «Большим» же воеводам с собравшейся к тому времени ратью «для береженья» от нечаянного нападения литовцев совет велел остаться на время в Великих Луках и в Торопце. Наряд же, с превеликими трудами двигавшийся из Великого Новгорода на соединение с войском, решено было оставить пока в Порхове.

Почему же Иван Грозный пошёл на такой шаг? Какими причинами было обусловлено его решение отменить начатый большой государев поход? В посольской книге (официальная московская летопись за осень 1567 года не сохранилась), в которой приведён достаточно полный отчёт о развитии событий в эти месяцы, указано несколько основных причин, по которым поход был отменён. Прежде всего к концу октября стало очевидно, что сосредоточение наряда серьёзно запаздывало, а без него идти походом на Ливонию не имело смысла — очередной набег, не более того. «Посошные люди многие к наряду не поспели, — говорилось в книге, — а которые пришли, и те многие розбежались, а которые остались, и у тех лошади под нарядом не идут».

Любопытные подробности относительно сбора посохи и доставки наряда сообщают псковский книжник и немецкий авантюрист А. Шлихтинг. Первый писал, что царь Иван «повеле правити посоху под наряд и мосты мостити в Ливонскую землю и Вифлянскую, и зелейную руду збирати; и от того налогу и правежу вси людие новгородцы и псковичи обнищаша и в посоху поидоша сами, а давать стало нечево, и тамо зле скончашася нужно от глада и мраза и от мостов и от наряду». «А во Пскове байдаки и лодьи большии посохой тянули под ливонские городы, — писал дальше летописец, — под Улех, и, немного тянув, покинули по лесом, и тут згнили, и людеи погубили». И хотя в летописи эти события отнесены к 7078 (1569–1570) году, но из описания следует, что книжник ошибся и сместил их на пару лет вперёд.

Немец же сообщал, что, вернувшись домой, царь приказал арестовать и казнить «канцлера» Казарина Дубровского (дьяка Казённого приказа К.Ю. Дубровского). Его обвиняли «в том, что он обычно брал подарки и равным образом устраивал так, что перевозка пушек выпадала на долю возчиков самого великого князя, а не воинов или графов». В составленном в начале 1580-х годов «Синодике опальных», в который царь приказал внести всех, кто был казнён по его приказу, вместе с Дубровским в одну статью было вписано ещё несколько земских дьяков и подьячих, очевидно, проходивших с ним по одному «делу». Гнев царя вполне объясним. Корыстолюбие Дубровского и его подельников поспособствовало срыву важной военной экспедиции, которая если и не закончила бы войну, то, во всяком случае, существенно приблизила бы её конец.

Другая причина, по которой было решено отменить поход и повернуть назад, была связана с тем, что «многим людем, которые со государем и которые с Лук с воеводами идут, в украинных городех прокормитись не мочно», как было записано в посольской книге. И тут нет ничего удивительного. Не только пятая русская стихия, «генерал Грязь», препятствовала подвозу фуража и провианта. Местные власти также не в силах были обеспечить сбор пропитания для ратных людей и их коней. Во-первых, из-за неурожая: в «Соловецком летописце» под 7076, то есть 1567–1568 годом, было записано, что «глад был на Руси велик». Во-вторых, из-за многолетней войны, опустошившей северо-западные уезды. Неоднократные прохождения ратных и свирепость сборщиков налогов разоряли местных крестьян и посадских не хуже неприятельского войска.

Наконец, позднее, отправляя выпущенного из узилища Быковского к Сигизмунду с грамотой, Иван писал своему «брату», что был вынужден отложить поход свой «затем, что по той дороге поветреи». Мор, начавшийся минувшей осенью, продолжал опустошать русский Северо-Запад и не думал заканчиваться. Само собой, это обстоятельство не самым лучшим образом сказывалось на военных приготовлениях Ивана Грозного.

Сигизмунд в поход собрался

Но была ещё одна причина, которую озвучили на совете воеводы. «Которых языков литовских из Копья из иных порубежных городов и выходцов литовских ко царю и великому князю воеводы присылают, — говорили царю воеводы, — и те языки и выходцы сказывают, что король с людми сбирается в Менску, а иные сказывают в Городне, а бытии ему в Борисове к Николину дни, или как путь станет». Кроме того, продолжали они, по сведениям разведчиков, «гетманы и рохмистры многие со многими людми в Борисове, и в Чашниках, и в Лукомле, и в других местех стоят». «И быти королю со всеми людми в Полотцку, или к Уле, или х Копью, — подытоживали царские стратилаты, — а иные говорили, что королю посылати рать своя на Лутцкие места».

Выходит, что на этот раз, вопреки установившейся традиции, литовцы не опоздали с мобилизацией. Напротив, они даже опережали Ивана и его воевод — и это настораживало. Не в московских правилах ведения войны было ввязываться очертя голову в «прямое дело» с неприятелем. Воеводы старались, насколько это возможно, не вступать в правильное полевое сражение с вражеским войском, предпочитая добиваться своих целей посредством «малой» войны. Прежде регулярные срывы военных сборов в Великом княжестве Литовском способствовали этому. Нынче же, как показывали собранные разведкой сведения, ситуация развивалась иначе.

Поначалу шляхтичи и паны не особенно торопились выступать на земскую службу «конно, збройно и людно». Однако с прибытием на «передовую» короля процесс ускорился. А.Н. Янушкевич приводит следующие цифры, демонстрирующие динамику сбора посполитого рушения осенью 1567 года. К примеру, с конца июня до середины сентября из Виленского повета в лагерь под Молодечно прибыло 65 шляхтичей, за вторую половину сентября — уже 156, за первые две недели октября — ещё 198, а в течение следующего месяца явился оставшийся 71 шляхтич из 490. Лидский повет во второй половине сентября выставил 94 человека и 589 — в первой половине октября. В течение следующего месяца съехалось ещё больше сотни. Более дисциплинированным оказался Ошмянский повет, от которого в военный лагерь до середины сентября прибыло 318 шляхтичей из общего числа 676, отметившихся в гетманских реестровых списках. Все прочие поветы только подтверждали общую закономерность. В целом же, если исходить из данных А.Н. Янушкевича, из внесённых в гетманские списки 27 588 явившихся на военные сборы осенью 1567 года лишь 5053 (18,3%) прибыли в военный лагерь до середины сентября. Во второй половине месяца съехалось уже 11 500 человек, обязанных службой, или 41,7%, а в первой половине октября к ним добавилось ещё 8720 человек, или 31,6%. Вместе с наёмниками и панскими почтами к середине октября Сигизмунд, прибывший к тому времени в военный лагерь, имел людей больше, чем Иван, причём они были собраны в одном месте, тогда как русское войско ещё находилось на марше к месту окончательного сбора.

Сбор посполитого рушения был назначен на 17 мая 1567 года. Напомним, он мотивировался тем, что московиты, мол, намерены возобновить строительство замков на Полоччине и что московское посольство все ещё не явилось. Правда, подписывая «военные листы», в которых указывался означенный срок, Сигизмунд не мог не знать, что московские послы уже пересекли границу и в конце марта прибыли в Оршу. Выходит, король лукавил. Впрочем, это ему было не впервой.

По словам А.Н. Янушкевича, сбор под Молодечно был наибольшим сбором посполитого рушения не только за время Ливонской войны, но и вообще за весь XVI век. Имея в своём распоряжении такие невиданные доселе силы, король уже мог выступить в поход и застать русских врасплох, нарушить планы Ивана Грозного и его воевод и заставить их импровизировать. Импровизация же никогда не была сильной стороной русского командования. Однако Сигизмунд не торопился принимать решение и выступать в поход во главе своего несметного воинства.

Из Молодечно король с ратью в середине октября 1567 года перешёл в Лебедево. «Около месяца, с 20 октября до 21 ноября, — писал русский историк М.К. Любавский, — простоял он (Сигизмунд — прим. авт.) с войском в Лебедево (Иван Грозный с воеводами порешил отменить поход ещё 12 ноября — прим. авт.), а затем передвинулся далее на юго-восток, в Радошковичи, где пробыл до половины декабря, после чего, передвинув войско в Борисов, сам остановился в Койданове». Здесь король пробыл до 18 января 1568 года, а затем покинул расположение войск и отбыл в Кнышин. С его отъездом и шляхта начала разбегаться по домам, мотивируя своё решение нехваткой провианта, фуража и зимними холодами. «Так разбилась попытка «потужной» наступательной «валки» с Москвою», — подытожил результаты осенней кампании 1567 года М.К. Любавский.

Вслед за Иваном Грозным и Сигизмунд свернул военные приготовлении, так и не доведя их до логического завершения. Ещё одна военная кампания закончилась безрезультатно — если не считать результатом убытки, которые понесли обе стороны из-за мобилизации войск и прохождения ратей по собственным землям к местам сосредоточения, да потери в людях и лошадях от болезней, распутицы и холодов.

---

Литература и источники:

1. Веселовский, С.Б. Синодик опальных царя Ивана, как исторический источник / С.Б. Веселовский // Проблемы источниковедения. — Сб. III. —М.-Л., 1940.
2. Ерусалимский, К.Ю. Ливонская война и московские эмигранты в Речи Посполитой / К.Ю. Ерусалимский // Отечественная история. — 2006. — № 3.
3. Зимин, А.А. Опричнина / А.А. Зимин. — М., 2001.
4. Любавский, М.К. Литовско-русский сейм. Опыт по истории учреждения в связи с внутренним строем и внешнею жизнью государства / М.К. Любавский. — М., 1900.
5. Любавский, М.К. Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно / М.К. Любавский. — СПб., 2004.
6. Скрынников, Р.Г. Царство террора / Р.Г. Скрынников. — СПб.,1992.
7. Флоря, Б.Н. Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI — начале XVII в. / Б.Н. Флоря. — М., 1978.
8. Хорошкевич, А.Л. Россия в системе международных отношений середины XVI века / А.Л. Хорошкевич. — М., 2003.
9. Янушкевич, А.Н. Ливонская война. Вильно против Москвы: 1558–1570 / А.Н. Янушкевич. — М., 2013.
10. Янушкевіч, А. Нявыкарыстаныя шанцы рэваншу: ВКЛ у канцы Інфлянцкай вайны 1558–1570 г. / Андрэй Янушкевіч // Беларускі гістарычны агляд. — Т. 15. Сш. 1–2. — 2008.
11. Bodniak, St. Z wyprawy radoszkowickiej na Moskwę w r. 1567/8 / St. Bodniak // Ateneum Wileńskie: czasopismo naukowe poświęcone badaniom przeszłości ziem Wielkiego X. Litewskiego. — R. 7. Z. 3–4. — Wilno, 1930.
12. Piwarski, K. Niedoszla wyprawа t.z. Radoszkowicka Zygmunta Augusta na Moskwę (Rok 1567–68) / K. Piwarski // Ateneum Wileńskie. Czasopismo naukowe, poświęcone badanio przeszłości ziem W.X. Litewskiego. — R. IV. Z. 13. — Wilno, 1927.
13. Piwarski, K. Niedoszla wyprawа t.z. Radoszkowicka Zygmunta Augusta na Moskwę (Rok 1567–68) / K. Piwarski // Ateneum Wileńskie. Czasopismo naukowe, poświęcone badanio przeszłości ziem W.X. Litewskiego. — R. V. Z. 14. — Wilno, 1928.
14. Plewczyński, M. Wojny I wojskowość polska w XVI wieku / М. Plewczyński. — T. II. Lata 1548–1575. — Zabrze, 2012.
15. Выписка из посольских книг о сношениях Российского государства с Польско-Литовским за 1487–1572 гг. // Памятники истории Восточной Европы. — Источники XV–XVII вв. — Москва-Варшава, 1997.
16. Книга посольская метрики Великого княжества Литовского, содержащая в себе дипломатические сношения Литвы в государствование короля Сигизмунда-Августа. — Т. I. (с 1545 по 1572 год). — СПб., 1845.
17. Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью // ПСРЛ. — Т. XIII. — М., 2000.
18. Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским государством. — Т. III (1560–1571) // СбРИО. — Вып. 71. — СПб., 1892.
19. Попис войска литовского 1567 г. // Литовская метрика. — Отдел первый. Часть третья: Книги Публичных Дел. Переписи войска Литовского. — Петроград, 1915.
20. Разрядная книга 1475–1598. — М., 1966.
21. Разрядная книга 1475–1605. — Т. II. Ч. I. — М., 1981.
22. Разрядная книга 1550–1636 г. — Т. I. — М., 1975.
23. Шлихтинг, А. Новое известие о России времени Ивана Грозного / А. Шлихтинг // Гейденштейн, Р. Записки о Московской войне (1578–1582). Шлихтинг, А. Новое известие о России времени Ивана Грозного. Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. — Рязань, 2005.
24. Штаден, Г. Записки о Московии / Г. Штаден. — Т. 1. — М., 2008.
25. Kronika Marcina Bielskiego. — T. II. — Sanok, 1856.