Первый советский серийный танк

Судьба выпущенных харьковчанами двадцати пяти танков Т-24 сложилась драматически. До 1932 года они оставались невостребованными, пока не была, наконец, принята на вооружение 45-мм пушка образца 1932/38 годов. К этому моменту руководство УММ РККА уже осознало, что производимые на базе закупленных танков «Виккерс» Мk.Е и «Кристи» 1931 советские танки Т-26 и БТ-2 вполне способны решать задачи, для которых конструировался Т-24. Кроме того, на Кировском заводе в Ленинграде шли работы по созданию многобашенного среднего танка прорыва Т-28, который по своим тактико-техническим данным полностью превосходил Т-24. В результате танк Т-24 так и не приняли на вооружение

Первым танком, произведенным молодой Советской Республикой, был «Русский «Рено» (плохо скопированный самый массовый и, пожалуй, самый удачный танк Первой мировой войны «Рено» FT-17), иногда называемый танком «Борец за свободу товарищ Ленин» – по имени первой машины серии. Всего выпустили 15 «Русских «Рено», производство которых наладили в Нижнем Новгороде на заводе «Красное Сормово» под руководством «пришлых» петроградских инженеров с Путиловского и Ижорского заводов – эту группу возглавлял конструктор Сергей Петрович Шукалов. Путиловский и Обуховский заводы были пионерами Российской Империи в освоении и производстве сложной техники, Ижорский же завод специализировался на изготовлении бронелистов и бронедеталей для нужд Императорской армии.

После окончания Гражданской войны танки в Советской России не производились – все силы страны были брошены на индустриализацию и восстановление разоренного войной народного хозяйства. И все же «танковая тема» не была забыта. На Обуховском заводе изучалась трофейная техника, захваченная Красной армией у белогвардейцев и интервентов, а с предприятий и мастерских, расположенных на юге России, где еще недавно шли ожесточенные бои, по крупицам собиралась информация о специфике иностранных танков, которые местные умельцы ремонтировали для Белой армии. Начиная с лета 1921 года, Обуховскому заводу доверяется ремонт и обслуживание имеющейся у Красной армии бронетехники, так как качество работы сормовцев категорически не устраивало военных. В 1922 году завод переименовали в Петроградский государственный орудийный оптический и сталелитейный завод «Большевик».

В 1924 году в Москве было создано конструкторское бюро при Главном управлении военной промышленности, которое возглавил С. П. Шукалов. Сначала КБ создало танк Т-18 или МС-1 («малый сопровождения») – новую, более глубокую модернизацию «Рено» FT-17. Т-18 был разработан к 1925 году, а его серийное производство началось в 1928 году на ленинградском заводе «Большевик».

Но армии был необходим более мощный танк сопровождения войск, и 20 декабря 1927 года Управление механизации и моторизации РККА (далее – УММ) сформулировало требования к новому танку с пушечно-пулеметным вооружением во вращающихся башнях. Его разработку поручили осуществить коллективу конструкторов Харьковского паровозного завода имени Коминтерна (далее – ХПЗ) под общим руководством КБ Шукалова, которое к этому времени переименовали в Главное конструкторское бюро Орудийно-арсенального треста. Харьковчане уже имели опыт создания гусеничной техники гражданского назначения (трактора «Коммунар», сконструированного на базе немецкого «Ганомаг» WD Z-50), теперь же им предстояло учиться создавать танки.

Москвичи не стремились взять на себя всю работу, а наоборот, максимально перекладывали ее на харьковчан. Первоначально на ХПЗ за танк отвечали заместитель главного инженера М. Андриянов и заместитель начальника тракторного цеха В. Дудка, но в 1927 году на заводе была создана специализированная конструкторская танковая группа, которую возглавил И. Н. Алексенко – молодой и талантливый конструктор, который к этому времени как раз вернулся из армии. Надо сказать, что большинство конструкторов, работавших в группе, были еще очень молодыми людьми – так, Алексенко в 1927 году исполнилось 23 года, одному из его заместителей А. А. Морозову было столько же, большинству остальных инженеров КБ – еще меньше.

Коллектив группы активно включился в работу. Прототип танка был создан 15 октября 1929 года, но еще два месяца велись работы по установке на него оборудования. На конструкцию Т-12 повлияли сразу две иностранные школы: американская и французская. Компоновка во многом была «подсмотрена» у экспериментального танка М1921 конструкции американского инженера Кристи, созданного в 1921 году и серийно не производившегося. Он полностью отвергал классическую ромбовидную форму танка, характерную для машин времен Первой мировой войны и имел компоновку, ставшую вскоре классической – с отделением управления (расположенным спереди), боевым отделением (размещенным посредине) и трансмиссией с двигателем, которые размещались в кормовом отделении. Скорее всего, компоновка танка была взята из открытых источников – американских научно-популярных журналов, в которых американские конструкторы-предприниматели часто публиковали рекламную информацию о своих технических разработках.

Пулеметное вооружение танка Т-12 размещалось в отдельной башенке, которую, для экономии пространства и уменьшения размеров и массы корпуса, поместили поверх основной башни танка. Это создавало определенные проблемы для экипажа и увеличивало поражаемый силуэт машины, но в то время конструкторы ради снижения веса шли даже на такие жертвы.

Влияние французской школы танкостроения сказалось и на подвеске – она почти полностью повторяла конструкцию подвески танка Т-18 (МС-1), которую, в свою очередь, советские конструкторы «подсмотрели» у французского «Рено» NC27.

Ходовая часть Т-12 состояла из шестнадцати опорных катков (по восемь на каждый борт), сблокированных попарно в восемь тележек (по четыре на борт) с вертикальной пружинной амортизацией. Каждую гусеницу поддерживали четыре верхних поддерживающих ролика, задние колеса танка были ведущими, а передние – направляющими.

На Т-12 планировали устанавливать отечественный мотор конструкции инженера А. А. Микулина (племянника отца русского самолетостроения Н. Е. Жуковского), производство которого планировали развернуть на заводе «Большевик». Но так как готового двигателя еще не было, в моторном отделении танка разместили карбюраторный 8-цилиндровый авиационный двигатель М-6 – лицензионную копию французского мотора «Испано-Сюиза» 8Fb мощностью 240–300 л.с.

Планетарная коробка переключения передач позволяла танку развивать на трассе скорость до 26 км/ч. Сзади к Т-12 был приделан специальный металлический «хвост» длиной 690 мм, который удлинял танк, что позволяло последнему успешно преодолевать окопы шириной до 2,65 м (эта конструкционная особенность «перекочевала» на него с Т-18).

В лобовом бронелисте девятигранной клепанной основной башни Т-12, предназначенной для трех членов экипажа из четырех (командира, заряжающего и пулеметчика), планировали устанавливать 45-мм танковую пушку или 76-мм гаубицу. В боковых бронелистах башни были смонтированы шаровые установки конструкции Шпагина для двух 7,62-мм пулеметов системы Федорова. Третий пулемет монтировался в шаровой установке в лобовом бронелисте башни справа от пушки, четвертый – в верхней пулеметной башенке, установленной на крыше основной башни с небольшим смещением назад.

Бронирование танка для того времени было вполне надежным – 22 мм у лобовых деталей корпуса и башни, и 12 мм – у бортовых. Бронекорпуса для Т-12, как впоследствии и для Т24, изготавливались на Ижорском заводе. Механик-водитель на Т-12 размещался впереди – в отделении управления ближе к правому борту, что в целом нетипично для советских танков и является отличительной особенностью Т-12 и Т-24.

Испытания Т-12 начались 2 апреля 1930 года. Танк прошел всего 2 километра по грунту, так как у него вскоре сломалась трансмиссия, а двигатель успел проработать всего 33 минуты, так как сильно перегрелся, и в радиаторе закипела вода. Проблемой стало и то, что при осуществлении поворотов на мягком грунте правая гусеница соскакивала с ленивца.

Машина прошла доработку, и с 28 апреля по 2 мая 1930 года состоялись новые испытания – на сей раз в присутствии наркома вооружений маршала К. Е. Ворошилова, начальника УММ РККА комкора И. А. Халепского и начальник Научно-технического управления (далее – НТУ) УММ Г. Г. Бокиса. От завода на испытаниях присутствовали директор ХПЗ Л. С. Владимиров и начальник танкового производства С. Н. Махонин. Вместо еще не созданного пулемета Федорова, которым планировалось вооружать танк, установили 7,7-мм пулемет Льюиса, который во время стрельб на ходу показал хорошие результаты – до 60% попаданий в цель. Танк на 1-й передаче легко преодолевал подъемы в 35–36°, развивал на ровной местности скорость до 26 км/ч (а при кратковременном увеличении оборотов двигателя до 2000 об/мин – и до 30 км/ч), форсировал окопы шириной до двух метров и довольно резво преодолевал участки пересеченной местности. Давление его гусениц на грунт составляло 0,45 кг/см2, что было вполне приемлемым показателем. Тем не менее, военные машину на вооружение не принимали.

Еще в середине 1929 года стало понятно, что Т-12 в серию не пойдет из-за заложенных изначально конструкционных недостатков, которые делали танк ненадежным и имеющим малый запас хода (80 км). Танковому КБ ХПЗ, в которое в мае 1929 года была переформирована конструкторская группа Алексенко, поручили параллельно с окончанием проекта «Т-12» разработать его более совершенную модификацию, которой присвоили индекс Т-24.

Конструкционно Т-24 отличался от Т-12 незначительно, фактически являясь почти тем же танком. Дополнительные бензобаки Т-24 в силу дефицита внутреннего пространства разместили в надгусеничных полках, как это было реализовано и на Т-18. В верхней лобовой детали танка установили курсовой пулемет, поэтому машина получила еще одного члена экипажа – пулеметчика, размещавшегося в отделении управления слева от водителя.

Не дожидаясь создания прототипа Т-24, УММ РККА обязало ХПЗ изготовить опытную партию из пятнадцати машин. Первые три танка были готовы к июлю 1930 года, и один из них отправили для испытаний в Кубинку. Здесь с полными баками и боекомплектом в 10 снарядов танк вышел на полигон, но вскоре у него загорелся двигатель. Экипаж в панике покинул Т24, за исключением механика-водителя Владимирова, который в одиночку погасил пожар и спас машину. Танк получил незначительные повреждения и был снова отправлен на доработку.

Первоначально установленную на Т-24 девятигранную башню от Т-12 заменили новой цилиндрической, а старую башню вернули на Т-12. В новой башне вместо 45-мм орудия конструкции Соколова, которое так и не было закончено, планировали установить экспериментальное 45-мм орудие, которому вскоре предстояло стать широко известной 45-мм танковой пушкой образца 1932/1938 годов. Боковые шаровые пулеметные установки в башне убрали, оставив пулеметы только в лобовом бронелисте башни и пулеметной башенке – таким образом, пулеметное вооружение танка сократилось до трех пулеметов. Вместо так и не созданного пулемета Федорова прототип танка Т-12 и танки Т-24 оснастили танковым пулеметом системы Дегтярева образца 1929 года. Боекомплект машины теперь составлял 89 снарядов и 8000 патронов.

В результате изменений масса танка увеличилась с 14,7 до 18,5 тонны, что сказалось на его ходовых качествах – максимально развиваемая скорость сократилась до 22 км/ч. Зато запас перевозимого горючего у Т-24 возрос до 460 литров, что позволило увеличить запас хода в полтора раза – с 80 до 120 км.

После проведенных в августе совместных испытаний Т-24 и Т12 УММ сделало заказ на производство в 1931 году трехсот танков Т-24. К этому времени на предприятии был построен специальный корпус Т2 для производства и сборки танков, а также значительно расширено самостоятельное танковое конструкторское бюро Т2К во главе с И. Н. Алексенко. Но уже 1 июня 1931 года председатель научно-технического комитета УММ РККА И. А. Лебедев направил директору ХПЗ задание на проектирование колесно-гусеничного легкого танка БТ («Кристи»). Производство Т-24 харьковчанам приказали остановить, в результате чего завод успел изготовить только 28 шасси, 25 бронекорпусов и 26 башен (план по выпуску танка явно срывался), из которых собрали только 25 готовых танков.

Причин для такого решения, принятого московским руководством, было несколько. Во-первых, в 1930 году закупочная комиссия во главе с главой УММ комкором И. А. Халепским посетила целый ряд иностранных частных предприятий, занимавшихся проектированием и производством гусеничной бронетехники, и заключила с некоторыми из них договоры о лицензированном производстве в СССР. Халепский убедил наркома вооружений маршала Ворошилова в том, что для отечественного танкостроения перспективнее закупить и производить по лицензии английский танк «Виккерс» Mk.E и американский «Кристи» M1931, чем по новой «набивать шишки» там, где западные конструкторы уже нашли более простые и дешевые решения. Последующее развитие событий показало, что это решение являлось верным.

Кроме того, инженеры частного конструкторского бюро Эдварда Гротте, привлеченные для работы в СССР той же комиссией, совместно с советскими конструкторами спроектировали перспективный средний танк ТГ-1, прототип которого собрали на ленинградском заводе «Большевик». По бронированию, вооружению, надежности и подвижности он превосходил и Т-12, и Т-24, и большинство западных аналогов, поэтому высшее советское руководство видело именно его основным средним танком Красной армии. Лишь значительно позднее выяснится, что этот танк слишком дорог для советской экономики и слишком сложен для танковой промышленности довоенного СССР.

Однако то, что казалось очевидным в Москве, встретило непонимание в Харькове. По заявлению помощника начальника УММ РККА Г. Г. Бокиса,

«директор завода Бондаренко с целью дискредитации быстроходной машины открыто называл ее «вредительской». …стоило очень больших усилий, нажимов и постановлений, вплоть до Правительства, чтобы заставить ХПЗ строить танк БТ и в порядке производства устранять отдельные недочеты, которые имелись в чертежах и конструкциях танка БТ».

После значительного давления со стороны Москвы работы над новым танком (будущим БТ-2) все же начались, но не теми темпами, которые устраивали бы высшее руководство – к 1 ноября 1931 года было собрано только три машины взамен запланированных шести. Уже 7 ноября новые танки участвовали в военном параде в Харькове.

Возглавлявший танковое КБ Т2К ХПЗ инженер И. Н. Алексенко подал заявление на увольнение, считая, что навязывать заводу производство иностранной техники непатриотично и вредно для воспитания отечественных конструкторских кадров. Заявление Алексенко удовлетворили, и 6 декабря 1931 года на его должность был назначен бывший генеральный конструктор ленинградского завода «Русский дизель» А. О. Фирсов, ранее осужденный как член вредительской группы (работой в Харькове ему заменили 5 лет лагерей). Эти изменения стали судьбоносными для завода, советского танкостроения, да и для всей страны в целом.

Фирсов принес на ХПЗ идеи, которые легли в основу будущего легендарного танка Т-34 – танковый дизель, который вскоре создадут харьковские специалисты, и 76-мм орудие как основное вооружение будущего танка. От танка «Кристи» Т-34 получил «в наследство» полностью сварной корпус и «подвеску Кристи», от которой отказались в пользу торсионной подвески лишь после войны. Но это все будет потом, а пока создатели Т-24 с недовольством восприняли изменения, навязанные им «сверху», но, тем не менее, продолжали работу.

Судьба выпущенных харьковчанами двадцати пяти танков Т-24 сложилась драматически. До 1932 года они оставались невостребованными, пока не была, наконец, принята на вооружение 45-мм пушка образца 1932/38 годов. К этому моменту руководство УММ РККА уже осознало, что производимые на базе закупленных танков «Виккерс» Мk.Е и «Кристи» 1931 советские танки Т-26 и БТ-2 вполне способны решать задачи, для которых конструировался Т-24. Кроме того, на Кировском заводе в Ленинграде шли работы по созданию многобашенного среднего танка прорыва Т-28, который по своим тактико-техническим данным полностью превосходил Т-24. В результате танк Т-24 так и не приняли на вооружение.

Восемнадцать машин направили в Харьковский военный вкруг (далее – ХВО), где они оказались в учебных подразделениях. Один танк остался в Московском ВО (далее – МВО) и числился за Военной академией механизации и моторизации РККА им. Сталина, еще пять машин находились в распоряжении танко-артиллерийских полигонов. По состоянию на начало 1938 года большая часть этих танков вышла из строя из-за поломок в двигателе, трансмиссии и/или ходовой части.

2 марта 1938 года приказом Наркома вооружений предписывалось снять танки с эксплуатации, частично разоружить их, разбронировать и передать в приграничные укрепрайоны для использования в качестве неподвижных бронированных огневых точек – БОТов (ранее подобным образом в БОТы были преобразованы снятые с вооружения танки МС-1). Приказ касался двадцати двух машин Т-24, которые на тот момент находились в ХВО и на складах хранения бронетехники. Так, Киевский ВО должен был получить 12 танков (все от ХВО), а Белорусский ВО – 10 танков (из них 6 – от ХВО, 1 – от МВО и 3 танка – с московского склада-мастерской №37).

С поступивших танков полностью демонтировались двигатели, трансмиссии, гусеницы и прочие агрегаты ходовой части – оставались только опорные катки, чтобы танки можно было буксировать. Также демонтировалась пулеметная башенка, пулеметы и 45-мм пушка, а вместо них устанавливалась 76-мм танковая пушка (Л-10 или КТ-28) и 7,62-мм станковый пулемет «Максим» в шаровой установке справа от нее. Отделение управления полностью переделывалось, усиливалось лобовое бронирование, и устанавливались две шаровые установки под станковый пулемет «Максим». Такая бронированная точка не зарывалась в землю, а оперативно буксировалась и устанавливалась на участке вероятного прорыва противника.

О полноте выполнения этого приказа информации нет. Возможно, процесс создания БОТов затянулся, так как на немецких фотографиях лета 1941 года присутствуют подготовленные к установке в виде БОТов танки Т-24, которые не успели переместить на позиции.

Есть информация о том, что к 1941 году остался лишь один комплектный танк Т-24, находившийся в распоряжении полигона Научно-исследовательского института бронетанковой техники в Кубинке, но осенью 1941 года он, видимо, был отправлен на фронт.

В книге Артема Драбкина «Я дрался на танке» приводятся воспоминания Героя Советского Союза Ашота Апетовича Аматуни, описывающие бои в Сальских степях летом 1942 года, в которых он участвовал, будучи курсантом пехотного училища:

«…От станции Суровикино (Волгоградской области – прим. автора) мы походным маршем прошли на передовую…где-то в 120–140 км западнее Суровикина заняли оборону…танки представляли для нас самую большую опасность, потому что единственным средством борьбы с ними у курсантов были только бутылки с зажигательной смесью…шли против нас не легкие танки Т-II, а средние Т-III и Т-IV, серьезные противники. Нас же к концу боев стали поддерживать английские танки «Матильда» и наши Т-24, но это были маленькие и нехорошие танки, вот действительно помогли нам Т-26…»

Вряд ли представится возможным узнать наверняка, ошибся ветеран и принял за Т-24 какие-то другие машины, или же это действительно были танки Т-24, не ставшие БОТами и погибшие в неравных боях.