– А я, если хочешь знать, – сказал член Военного совета, когда расстроенный Шмелёв вышел, – вообще не верю на ближайшее время в большую войну на Дальнем Востоке.
– Почему?
– Потому что, колотя их тут, мы этим самым к их здравому смыслу взывали!
– Думаешь, воззвали? – иронически прервал командующий.
– Думаю, в какой-то мере воззвали. Даже уверен.
Константин Симонов. "Товарищи по оружию"
С конца XIX века Япония отчаянно стремилась утвердиться в ранге держав «первой величины». Но претензии японцев на полное равенство с «белыми людьми» вызывали в Европе и США в лучшем случае усмешку. Поэтому Япония расширяла свою сферу влияния шаг за шагом – осторожно, но непреклонно, при каждом удобном случае. К концу 30-х годов такая политика принесла Японии Тайвань, Корею, Порт-Артур, Циндао, Маньчжурию. Наконец, в 1937 году началось открытое вторжение японских войск в центральный Китай.
Европейские державы не одобряли такой войны, но находились слишком далеко и были заняты другими проблемами – как и США. Хотя в прессе США регулярно появлялись описания будущей войны на Тихом океане, японцам сошло с рук даже случайное потопление канонерской лодки «Panay» на Янцзы.
Советский Союз, напротив, видел враждебные себе войска ближе некуда – на юге Сахалина, на Курилах и в Манчжурии – Манчжоу-Го. Плюс уже имелся печальный опыт японской интервенции на Дальнем Востоке. Некоторые японцы были не прочь "окрасить воды Амура в цвет крови", но Япония в целом пока осторожничала. Естественно, СССР, не дожидаясь большой войны, принимал меры к тому, чтобы эти мечты так и не воплотились в реальность. С 1936 года в Монгольской Народной республике (МНР) по договору о взаимопомощи находился 57-ой Особый Корпус со штабом в Улан-Баторе, имевший порядка 20 тысяч человек, 109 орудий, 364 танка, 365 бронемашин, 113 самолётов. С 1938 года в портах Китая разгружались советские танки Т-26, в китайском небе сражались советские лётчики. Однако у границы СССР регулярно происходили столкновения, а в 1938 году у озера Хасан – и серьёзный конфликт. Новым местом пробы сил со стороны Японии стал район реки Халхин-Гол на востоке МНР.
На японских картах граница между МНР и Манчжоу-Го проходила вдоль реки, на китайских, маньчжурских и монгольских картах – в 12–18 км к востоку от реки.
Местность к востоку от Халхин-Гола была равнинной, но пересечённой сплошными песчаными буграми – местами будущих упорных боёв. Если бы японцы смогли незаметно, без больших усилий завладеть районом восточнее реки, то они могли бы контролировать всю окружающую местность.
Такой замысел имел шансы на успех – станции железной дороги, с которых выгружались боеприпасы для советских войск, находились на расстоянии до 700 и даже 800 км от места боёв. А дальше начиналась степь с направлениями вместо дорог.
11 мая группа «японо-маньчжур» (по новейшим данным, маньчжурской кавалерии) с миномётами и ручными пулемётами атаковала пост монгольских пограничников. 14 мая произошел новый бой – в ход пошла японская авиация. Из-за удалённости мест стычек и «преступного» состояния линий связи в Монголии даже командование Особого корпуса узнало о первых боях только 14 мая – почти одновременно с Москвой.
20–21 мая советские части и монгольские конники смогли оттеснить японцев обратно на территорию Манчжурии.
К месту боёв на восточном берегу подтягивались новые силы – всего группировка советско-монгольских войск насчитывала около 2300 человек (из них 1257 монголов), 24 буксируемых и 4 самоходных орудия, 8 лёгких танков Т-37, 5 огнемётных ХТ-26 и 39 броневиков ФАИ и БА-6. Не хватало оперативной связи и разведки.
Поэтому 28 мая части, отражая новые японские атаки, воевали «сами по себе», глядя по обстановке на месте. Эскадрон монгольских бронемашин (9 БА-6) за день шесть раз ходил в атаку, потеряв два броневика сгоревшими и три застрявшими в песках.
К концу мая советские ВВС имели у Халхин-Гола 203 самолёта против 76. Но советские лётчики-истребители не изучали опыта боёв своих коллег в Испании и Китае. Поэтому первые воздушные бои проходили, по сути, «в одни ворота» – вместо действий эскадрильями И-15 и И-16 взлетали поодиночке, и, не успев набрать высоты, попадали под атаки компактных групп японских истребителей – со стороны солнца или из облаков. Японская авиация господствовала в воздухе, причиняя большие потери наземным войскам, особенно кавалерии. Однако, по советской оценке, у японцев до конца майских боёв практически не было артиллерии.
29 мая удалось навести хоть какой-то порядок, советские части перешли в наступление. Козырной картой послужил взвод огнемётных танков, разгромивший японский разведотряд, его командир, подполковник Азума, погиб.
Обе стороны, взяв паузу, принялись готовиться к новым боям. Вскрылись серьёзные проблемы в подготовке и оснащении советских войск. Случалось, части прибывали к месту боёв, оставив пулемёты на прежнем месте. Многие солдаты и даже офицеры были необучены. Автомашины и трактора поступали из гражданских организаций по принципу «брать, что дают» – нередко неисправными и без запчастей. При нестерпимой летней жаре воду приходилось возить за 20–70 и более км от реки Халхин-Гол – единственного источника.
Крупное сражение состоялось 2–3 июля, когда два танковых полка японцев при поддержке артиллерии и пехоты попытались ударом с севера отрезать и уничтожить советские части у Халхин-Гола. Ночью 3 июля японцы незамеченными переправились через реку и утром вышли к горе Баин-Цаган. Промедление с ответными действиями грозило окружением и уничтожением советской группировки или как минимум закреплением японцев на выгодных для обороны рубежах.
С утра до вечера 3 июля спешно перебрасываемые советские танки и броневики (всего около 200 машин) таранили японские позиции. Танкисты наступали отдельными батальонами, без всякой разведки и связи, естественно, понеся большие потери. Однако японцы были просто ошеломлены видом накатывающегося вала советской брони, насчитав тысячу танков – когда в Китае их редко атаковал десяток танков одновременно. Японская группировка была эвакуирована по мосту обратно на восточный берег.
Затягивающийся и опасный конфликт надо было заканчивать. По монгольским степям ехали новые танковые части. Неимоверную работу проделал автотранспорт. Для наземных войск было сосредоточено по 6 боекомплектов и заправок горючего, для бомбардировщиков СБ - 5, истребителей – 12–15 заправок. Танкисты учились взаимодействовать с пехотой, заметные поручневые антенны командирских машин менялись на штыревые. Посылались ложные радиограммы о подготовке к обороне. Поэтому японцы спокойно готовились начать наступление 24 августа, когда внезапно оказались застигнуты врасплох советской атакой утром 20 августа.
Подготовка японской армии была весьма специфической. «Пока ты жив, ты должен быть потрясён великим императорским милосердием. После смерти ты должен стать ангелом-хранителем Японской империи» – говорилось в памятке солдатам. Пропаганда описывала, как тяжелораненый солдат, которому отрезали руку и ногу, «поднялся, помолился вдаль императорскому дворцу, провозгласил троекратное «Банзай!» и умер. Какая поистине прекрасная кончина». Советские военные хвалили высокую выучку японской пехоты –упорно сражавшейся ночью и даже в окружении. Японцы быстро и умело окапывались, отлично маскировались, сумев скрытно построить в открытой степи укрепления из бетонных кирпичей и балок. Впереди основных сил находились одиночные снайперы, солдаты-«смертники» с бутылками бензина и минами на шестах – для борьбы с танками. Несмотря на барханы и кусты, всё пространство перед окопами простреливалось. Ночью японцы успевали понять о готовящихся атаках по большому шуму, поднимаемому советскими частями при движении.
Но сказался малый опыт японской армии в современной войне. Привыкнув громить отважные, но неорганизованные и плохо оснащённые китайские части, японцы так ставили орудия, что советские наблюдатели легко могли видеть вспышки выстрелов большинства батарей. Больше того, с любовью оборудовав огневые позиции, японские артиллеристы потом очень неохотно их меняли. Такое поведение было бы немыслимо даже на полях Первой мировой войны, не то что войны в Испании. Поэтому советские артиллеристы пристрелялись ещё за несколько дней до решающего наступления, наверняка зная, что вражеские орудия никуда не денутся. Так и вышло – 20 августа после советской артподготовки артиллерия противника почти совершенно молчала, а японские зенитки вообще не сделали ни одного выстрела по атакующим самолётам. После окончания боёв на японских позициях было обнаружено много «очень удачных попаданий», большинство захваченных орудий были посечены осколками, а нередко имели и прямые попадания снарядов. Уже в июльских боях огонь советской тяжёлой артиллерии наводил на японцев ужас.
Собрав мощную воздушную группировку (376 истребителей, 181 бомбардировщик СБ и 23 ТБ-3 – 580 самолётов), перебросив со всей страны опытных лётчиков, советская авиация добилась перелома в воздухе. 20 августа на японцев обрушилось 166 т бомб. 25 августа истребители заявили о 48 сбитых японских самолётах – без потерь со своей стороны.
Японской армии катастрофически не хватало бронетехники. Хотя советская разведка насчитала у противника 150 танков и 284 бронемашины, японцы применили всего порядка 70 танков, потеряв больше половины из них буквально за пару боёв и выведя уцелевшие в тыл. Сбылась мрачная шутка майора Огаты, что гробы танкистов стоят по сто тысяч йен каждый – поэтому судьба танкистов куда лучше, чем у простой пехоты, получающей самый дешёвый ящик. В результате в решающий момент у японских войск просто не оказалось танков.
В долгих и тяжелых боях против упорного, но гораздо менее оснащённого неприятеля советские войска приобрели бесценный боевой опыт и немало пищи для размышлений. Но ещё более важным итогом стало то, что Япония в последующие годы так и не решилась попробовать СССР на прочность ещё раз – даже в самые тяжёлые годы Великой Отечественной войны.
