В редакции русского военного обозрения «Новое время» было на удивление безлюдно. Аркадий Загурский выискивал по карманам окурки и проклинал злую судьбу, которая раскидала его коллег неизвестно по каким сторонам света, лишив молодого писателя всякой возможности одолжиться у них папироской.
Поэтому он так обрадовался, когда в помещении появилось новое действующее лицо – уже знакомый ему обозреватель журнала «Автомобиль и воздухоплавание» из Хабаровска – Алексей Ильич Окунев.
– Страдаете, молодой человек? – приветствовал его Окунев, загодя протягивая портсигар. – Извольте угощаться.
– Как вы узнали? – пробормотал Аркадий, тоже вместо приветствия, и сильно покраснел. – Здравствуйте, Алексей Ильич. Сердечно рад вас видеть. Одиночество выматывает. К людям хочется! А я тут сиди и вымучивай «умную» статью касательно какой-то реорганизации…
– Напрасно вы реорганизациями манкируете, – чуть улыбнулся Окунев. – В них большая сила сокрыта.
– Опять надо мной шутите! – Аркадий махнул рукой и взял сразу две папиросы. – Вы откуда узнали, что я курить смерть как хочу?
– Сам молод был, – отозвался Окунев. – В молодости все чувства обостряются. Взять хотя бы голод. В ваши годы барана бы съел, а теперь иной раз скушаешь половину котлетки – и, кажется, сыт. Впрочем, оставим эту материю как малоинтересную. Вы о какой «реорганизации» творить изволите?
Аркадий ответил:
– Я, собственно, о школе лётчиков-наблюдателей, которая в Киеве работает.
– Так она, кажется, уже не новость, – удивился Окунев.
– Тут такое дело, – заторопился Аркадий. Ему казалось: стоит высказать свои соображения вслух, и весь материал стройно выстроится у него в голове. – Ведь ещё в тринадцатом году, когда на манёврах отрабатывали действия авиации с войсками, наблюдателей уже прикомандировывали к авиаотрядам. Только подготовки эти наблюдатели никакой не имели. Казалось – а зачем? Наблюдай себе! Да и пилоты не все обладали опытом. Война быстро показала всю необходимость учения.
– Однако в первые дни войны никаких наблюдателей на фронте мы не наблюдали, –поневоле скаламбурил Окунев.
– То-то и дело, Алексей Ильич! Толку в них не было. Да и опасно. Моторы на наших самолётах слабосильные, высоту аппарат быстро набирать не может. Ну и отказывались лётчики, хоть бы и на двухместных аппаратах, брать «лишний груз». Только у Нестерова, кажется, в Одиннадцатом корпусном отряде летали наблюдателями два офицера… Лишь много позднее в штаты авиационных отрядов ввели четырёх наблюдателей в чине обер-офицерском, и обеспечение им положили такое же, как прочим лётчикам.
– И опять же, толку от них было не слишком много, – покачал головой Окунев.
– Так реализм всё расставил по местам! – горячо подхватил Аркадий. – Кто заполнял ряды наблюдателей? Добровольцы из числа офицеров различных родов войск. Для пилота такой пришелец – опять же, лишний балласт. Это с одной стороны. Теперь – другая сторона: опытные пилоты многие погибли, на их место стали молодые. Такому-то лётчику лучше всего бы в напарники дать кого-нибудь с опытом, с образованием! И где такого взять?
– У вас государственный ум, Аркадий, – посмеиваясь, проговорил Окунев. – Глубоко в вопросы вникаете. Хоть сейчас в министры.
– Перестаньте смущать меня, Алексей Ильич, я за другими повторяю, за теми, кто вопрос понимает, – Аркадий стал красным, как свёкла. – Моё дело – в обозрении про это так написать, чтобы каждый прочитал и понял.
– Ну, не сердитесь, не сердитесь, – сказал Окунев. – Я не со зла, право. Излагайте, Загурский. У вас недурно получается. Потом так и запишете.
Аркадий тряхнул головой, словно бы разгоняя остатки смущения.
– Встанем мысленно на место командира. Сажаешь к молодому лётчику молодого наблюдателя. Заранее знаешь: толку от обоих будет чуть. И приходится обучать их, как действовать. Особенно же наблюдателю объяснять – как отыскивать цели на фронте. И в конце концов в конце прошлого года в Киеве начала работу школа для подготовки отрядных офицеров-наблюдателей. Открыли нынешним январём, а сейчас уже шестимесячный курс закончили офицеры двух авиационных отрядов. А курс интереснейший: ориентировка в полёте, разведка глазом, аэрофотосъёмка, корректировка стрельбы артиллерии…
– Сами бы хотели там поучиться, а? – прищурился Окунев.
– Что греха таить… – Аркадий вздохнул. – Видишь порой, как мысль человеческая высоко взлетела, – и прямо дух захватывает. Какие удивительные вещи человек изобретает! Сказал бы кто хотя бы бабушке моей, покойнице, что человек взлетит в небо и оттуда будет разговаривать неведомым образом с людьми, оставшимися на земле…
– Бабушка ваша наверняка была женщина здравомыслящая и одобрила бы решение о снабжении авиационных единиц радиосвязью, – с самым серьёзным видом произнёс Окунев. – В прошлом, пятнадцатом, году – осенью, кажется, – Военный совет утвердил штаты приёмной авиационно-воздухоплавательной радиостанции. И таких станций, если мне не изменяет память, намечено было сформировать тридцать четыре.
– А «реализм»? – спросил Аркадий. – Какие он внёс корректировки?
– В конце минувшего года разное радиоимущество, приёмная наземная радиостанция и аккумуляторный аэропланный передатчик прибыли в Двадцатый корпусной авиаотряд, затем в Тринадцатый, далее – в отряды, которые совместно с артиллерией действовали против крепости Перемышль, Севастопольская авиационная школа – и ваша любимая школа наблюдателей в Киеве, – перечислил Алексей Ильич. – Разумеется, в школе-то слушателей оборудованию обучают, а как дело шло в корпусных отрядах?
– Вам и это известно?
– Да так, пришлось побеседовать кое с кем, наслушался подробностей, – кивнул Алексей Ильич. – Было бы смешно, когда бы не было так грустно. Имущество-то привезли, а как с ним обращаться – никто не знает. Лежит такое «чудо техники» – и ни один офицер с ним не знаком. Наконец, присылают из штаба армии радиотелеграфиста, тот проводит краткую лекцию – знакомит с принципами радиотелеграфии, объясняет устройство приёмной и передаточной станций. Показывает, как их установить, как на них работать. Плюс к тому ещё нужно изучать азбуку Морзе – встречали такое?
И Окунев простучал пальцами по столу.
– Есть особые приёмы для запоминания. И вот в свободное от полётов время все разговоры между офицерскими помещениями, где поставили специальные зуммеры, ведутся только этой азбукой…
– И как, успешно? – спросил Аркадий. – Вы какой-то конкретный пример приводите или в общем говорите?
– Мне довелось в Петрограде, правда, коротко, побеседовать с есаулом Ткачёвым, – вы с ним, кажется, встречались? Лётчик-охотник, начальник Двадцатого корпусного авиаотряда. Он много рассказывал, сердился. Приспособил на своём «Парасоле» – любимый его аппарат – передатчик и совершил первую пробу радиосвязи. Однако аэропланная станция оказалась настолько слаба, что передачи её принимались лишь коротко: пока аппарат пролетал над самой приёмной станцией, установленной на земле. Что делать? Призвали на помощь заведующего радиотелеграфной службой армии, тот контролировал работу станции, летал с Ткачёвым на «Парасоле», манипулировал аэропланным радиопередатчиком – но сигнал так и остался слабым.
– А причина? – спросил Аркадий. – Доискались до причины?
– Только то предположили, что французы поставили недоброкачественные радиостанции, –ответил Алексей Ильич. – И что обидно? Ведь ещё в ноябре одиннадцатого года на Гатчинском аэродроме пробовали русский аэропланный радиопередатчик, конструкция подполковника Сокольцева. Вряд ли эта конструкция была хуже французской. Если бы Сокольцеву дали тогда возможность совершенствовать свою станцию, то мы бы уже в начале войны имели надёжную радиосвязь аэропланов с землёй. А вместо этого покупаем у французов, что продадут…
– Неприятно, – согласился Аркадий, помрачнев. И перевёл разговор на другую тему: – А вы, Алексей Ильич, у нас проездом, в гости зашли, или для нашего обозрения писать хотите?
– Хочу заметку одну оставить, – ответил Алексей Ильич. – Земляк мой геройски погиб – дальневосточник. Правда, не из Хабаровска – из Харбина родом. Слыхали, может быть? Пятого авиаотряда истребителей прапорщик Онисим Панкратов и наблюдатель-пулемётчик лейтенант французской службы Анри Лоран. Русско-французский экипаж. Сражались они в районе Двинских позиций, у озера Дрисвяты. Лоран – тоже, видать, отчаянная голова – был ранен и, от ранений не оправившись, вылетел на боевое задание. Самолёт у них был «Ньюпор-X». Пришло известие о появлении в районе Двинских позиций неприятельской эскадрильи. Поднялись в воздух наши герои и вступили с превосходящим по силе противником в воздушный бой. Один из неприятелей быстро спустился – подбили его или же лётчик был ранен, неизвестно. А вслед за тем и наш аппарат внезапно был сбоку атакован врагом. Панкратов сразу получил смертельное ранение разрывной пулей, а лейтенант Лоран, невзирая на вторичное во время боя ранение, принял управление аппаратом. По рассказам, отважный француз даже выпрямил его, а потом потерял силы, и аппарат, быстро накренившись, рухнул. Лейтенант Лоран через несколько минут скончался, Панкратов уже при падении был мёртв. Похоронили торжественно, гробы провезли на корпусах самолётов со снятыми крыльями…
– Вы так рассказываете, словно знали Панкратова лично, – заметил Аркадий.
– А может, и знал, – грустно ответил Окунев. – Он ведь прославился как спортсмен. Не слыхали? Панкратов до войны в Харбине был пожарным, а в свободное время занимался борьбой, выступал даже, потом ещё мотогонками увлекался. Под конец купил велосипед и выехал в кругосветное путешествие. Это случилось в начале лета одиннадцатого года. Разумеется, мне интересно было писать о таком спортсмене. Из Харбина он ехал по Сибири до Урала – там бездорожье, так хитрил – ездил по шпалам, а обходчики с ним вели настоящую войну: что, если собьёт его поездом – кто отвечать будет? Ничего, добрался и до Петербурга с Москвой, тут уж энтузиасты снабдили спортсмена деньгами и отправили далее – в Кёнигсберг, оттуда – в Швейцарию, Италию, Сербию, Турцию, Грецию… Далее –Франция, Испания, Португалия, Англия… Пришлось ему поработать в порту, чтобы скопить на билет в Америку. В Америке, говорит, бывало, подъедешь к ферме попросить гостеприимства, а тебя с кольтом встречают. Думают – разбойник… Из Сан-Франциско на пароходе переплыл он в Японию и далее – домой, в Харбин. Уже после этого путешествия, а длилось оно два года, Панкратов загорелся идеей облететь весь мир на самолёте и начал учиться полётам, а война привела его на фронт, где и сложил наш герой свою буйну голову. И такие судьбы бывают, Аркаша. По-разному жизнь складывается.
Публикуется в авторской редакции
Комментарии к данной статье отключены.