Известный сайт Артёма Драбкина «Я помню» уже 20 лет аккумулирует воспоминания ветеранов Второй мировой войны и других вооружённых конфликтов XX века. Теперь он открывает цикл публикаций в новом формате — вновь публикуемые интервью можно не только прочитать непосредственно на сайте, но и посмотреть в видеоформате.
Одним из недавно опубликованных материалов стали воспоминания Героя Советского Союза Галины Ивановны Джунковской, штурмана эскадрильи 125-го гвардейского бомбардировочного авиационного полка, выполнившей 62 боевых вылета на пикирующем бомбардировщике Пе-2. Редакция Warspot уверена, что этот рассказ очевидца исторических событий и непосредственного их участника будет интересен большинству любителей военной истории:
«В начале 1943 года нас перебросили на Северо-Кавказский фронт и сразу же начались боевые действия. По нам била зенитная артиллерия противника, Нас стали часто сбивать.
2 июня 1943 года мы полетели девяткой – плотным строем под сопровождением истребителей. При подходе к линии фронта истребители ушли в облака, и мы остались сами по себе. Этим тут же воспользовались 11 вражеских «мессеров» — как только мы сбросили бомбы, они свалились на нас откуда-то сверху. Завязался воздушный бой. Одного из них сбил наш борт-стрелок Ваня Солёнов, а всего наша девятка их завалила четыре.
Я была штурманом левого звена, а его командиром – Маша Долина, левой ведомой – Тося Скобликова. Вражеский истребитель атаковал её самолет, и я из своей пулемётной установки дала по «мессеру» две очереди, потом схватила ракетницу и выстрелила ему прямо в лоб. Но он продолжал строчить по Тосе, потом стал отваливать в сторону. Только тут я заметила, что нас здорово стукнули – было перебито рулевое управление. А высота 800-900 метров!
Вскоре у нашего самолёта загорелся левый мотор, затем правый. Успокаивало только то, что мы уже летели над своей территорией. Маша приказала прыгать, но мы со стрелком отказались, прыгать не хотелось. Решили садиться на расположенный неподалёку ложный аэродром. Я приготовилась, сняла планшет, расстегнула парашют. В кабине стоял густой дым, рули были перебиты, но Маша всё равно смогла посадить наш Пе-2 на фюзеляж. Я открыла люк, а выпрыгнуть не могу: зацепилась. Маша стянула парашют, и её вытащили из кабины, а меня достать никак не получалось. Всё делалось в страшной спешке, все боялись, что рванут баки, и потому долго возились, но, наконец, меня вытащили.
В двухстах метрах находился какой-то медсанбат, но оттуда никто к нам не спешил: боялись. Решили, что это упал немецкий самолёт. А тем временем наша «пешка» почти догорела, и начали рваться боеприпасы. Над лётным полем появился вражеский самолёт-разведчик, и мы скорее попрятались.
Наконец, он улетел, приехала машина и ребята с нашего аэродрома повезли нас домой. В полку в этот вылет целыми на базу вернулись только 5 самолётов, еще 4 подбили. Все кроме нас приземлились на аэродроме. Одной из «пешек» пробили бензобаки, и она еле-еле дотянула.
На подбитых самолётах все вернулись живыми и здоровыми – отделались лёгким испугом, а вот на целых погиб стрелок-радист. Фактически полк в этот вылет потерял только его и наш самолёт. Но истребителям всё равно сильно влетело за то, что они нас бросили…
14 октября 43-го года у нас был боевой вылет в район южнее Смоленска. Нам была поставлена задача, разбомбить в районе Монастырщины вражескую артиллерию. Летели двумя девятками. На развороте первая девятка вырвалась вперед, а наша отстала. Все истребители пошли с первой группой, мы же остались без прикрытия.
Бомбы мы сбросили точно по цели, но у ведущей «пешки» правого звена пробили мотор. Люба Губина шла на одном оставшемся, а это очень трудно. Самолёт начал отставать, вместе с ним стало отставать всё звено. И тут навалились четыре «мессершмитта», завязался неравный бой.
Сначала они зажгли самолёт Иры Осадзе – левого ведомого. Весь экипаж выпрыгнул с парашютами. За штурвалом второго ведомого сидела Аня Язовская. Немцы убили её и штурмана первыми же очередями, стрелок-радист успел выпрыгнуть с парашютом. У самолёта Любы Губиной перебили управление, она стала снижаться и приказала экипажу прыгать. Стрелок-радист выпрыгнул благополучно, а у штурмана не открывался колпак. Любе надо было выбирать: либо она погибнет, либо штурман. И она выбрала: сделала скольжение в сторону работающего мотора. Струёй воздуха колпак сорвало, и штурман спасся, а Люба выпрыгнуть уже не успела.
Погибших мы похоронили под какой-то берёзкой и очень часто потом вспоминали: хорошие были девчата…
23 июня 44-го года, на второй день Оршинского наступления, я вылетела на задание вместе с Клашей – Клавой Фомичёвой. При пересечении линии фронта на высоте три тысячи метров снаряды вражеской зенитки попали нам в бензобак: загорелся центральный бак и перегородка. Стрелок-радист погиб.
Мы отбомбились по цели и со снижением, набирая скорость, пошли в сторону своей территории. Дотянули, открыли фонарь кабины и тут обнаружилось, что я выпрыгнуть не могу: зацепилась парашютом за турель пулемета, и Клава тоже за нее зацепилась. Самолет охвачен пламенем, а мы повисли вдвоём и думаем: неужели сгорим?!
С большими усилиями нам все-таки удалось отцепиться. До сих пор не представляю, как я тогда выбралась. Как только поняла, что освободилась и падаю, дёрнула за кольцо парашюта… и увидела землю буквально на расстоянии ста метров… От удара после приземления мне долго не удавалось раскрыть рот.
Приземлилась где-то в шестистах метрах от переднего края, и не понимаю: на своей я территории или на вражеской? Пистолет потеряла, руки и лицо обожжены, нога перебита. Парашютный ранец, комбинезон и брюки прогорели. Я была закопчённая и чумазая. К счастью, вскоре подошли красноармейцы. Они перепугались моего вида, такой я была чёрной. Клава тоже была вся в копоти, обгорелая, нога перебита. Кругом стреляли, рвались мины. Солдатики пытались поставить нас на ноги, а мы не могли двигаться. Наконец они взяли нас на руки, и понесли к двуколке.
Встретившиеся нам по дороге пехотинцы кричали: «Смотрите, вон, танкистов повезли!»
Обгоревшие места очень жгло, и я смеялась и разговаривала, чтобы не чувствовать боли. А у Клавы было очень подавленное состояние.
Мы переночевали в санбате, подлечились там за сутки, и нас отправили дальше, за 20 километров от фронта в госпиталь, хоть мы и рвались вернуться в часть: там же никто не знал, что с нами случилось. Но нас уложили на носилки, погрузили на “кукурузник” и отправили в Смоленск. А там на аэродроме оказались лётчики нашего авиаполка. Они и увезли нас в наш полк.
Прилетели. А в это время как раз весь лётный состав грустил возле землянки командного пункта. Все ж думали, что мы погибли: один из истребителей видел, как мы загорелись, как пошли на снижение, как самолёт потом врезался в землю и перевернулся. Готовился траурный митинг, поминки. Когда же нас увидели живыми, радости не было конца».
Полностью историю Галины Ивановны можно прочитать и посмотреть здесь: Галина Джунковская: я — штурман бомбардировщика Пе-2.
Комментарии к данной статье отключены.