Первая мировая война катком прошлась по странам Европы, сокрушая монархии и перекраивая границы. Большинство нейтральных государств, не затронутых боевыми действиями, остались на севере и западе континента, в стороне от линий фронтов. Что удивительно, вдали от сражений оказались и некоторые страны, само положение которых, казалось, вынуждало их воевать – так, нейтральным осталось Королевство Нидерландов. Что удержало страну от вступления в войну?
На рубеже XIX–XX веков европейские страны сумели договориться о некоторых вопросах ведения войны. На Гаагской конференции 1907 года в специальном документе были закреплены права так называемых нейтральных государств, которые должны были соблюдаться державами, вовлечёнными в конфликт. На фоне всё более усиливающегося противостояния Антанты и Тройственного союза подобные гарантии вовсе не выглядели чем-то лишним.
Действительно, гаагская «Конвенция о правах и обязанностях нейтральных держав и лиц в случае сухопутной войны» 1907 года предусматривала, что «территория нейтральных держав неприкосновенна»: на их земле было нельзя вести боевые действия, формировать военные отряды и устраивать места для вербовки, а отражение нейтральной державой покушения на свой нейтралитет не должно было расцениваться как «враждебные действия».
Все эти прекрасные на бумаге, но трудно применимые на практике принципы оказались полностью попранными в ходе Первой мировой войны. Нейтральные, а на самом деле, не ведшие активные боевые действия страны, так или иначе, должны были сделать свой выбор в пользу одной из сторон конфликта. В качестве давления и страны Антанты, и Тройственный союз использовали экономические санкции и дипломатическое давление, угрожая вторжением. Игра, впрочем, не велась в одни ворота: нейтральные государства в большей или меньшей степени сумели воспользоваться войной в своих интересах. Историк из Нидерландов Мартье Аббенхёйс (Maartje M. Abbenhuis) изящно назвала подобную способность «искусством оставаться нейтральным».
Многие из «нейтралов» равнялись на своих больших соседей. Так, нидерландские военные сразу после франко-прусской войны 1870–1871 годов решили заимствовать немецкие приёмы в организации армии. Армейская структура, штабная работа, мобилизационные планы Нидерландов очень походили на немецкие, и даже оружие ввозилось из Германии и Австро-Венгрии, поскольку своей военной промышленности у королевства практически не было. Будущие события показали, правда, что единственное, чего не сумели завезти в Нидерланды – это прусский военный дух.
Естественно, ни о каких вторжениях к соседям, как подчёркивают нидерландские историки, речь и не шла. Вооружённые силы Нидерландов предназначались исключительно для обороны: на пограничных рубежах стояла полевая армия, а вокруг тыловых промышленных центров и главных городов – Амстердама, Роттердама и Гааги – были созданы укреплённые районы. На прусский манер все прошедшие обязательную военную службу мужчины зачислялись в милицию (пополняла полевую армию), ландвер (предназначался для гарнизонов крепостей) и ландштурм (местная оборона и армейский резерв). В результате жарких политических дебатов продолжительность военной службы была сокращена до 8,5 месяцев, хотя даже королева Вильгельмина настаивала на более длительных сроках службы.
В 1914 году королевство после мобилизации милиции и ландвера смогло собрать 200 000 солдат (всё население страны насчитывало в тот момент 6,5 млн человек). В 1917–1918 гг. была проведена, хотя и со скрипом, дополнительная мобилизация, давшая ещё приблизительно 200 000 человек. Но, как подчёркивает Мартье Аббенхёйс, способность этих войск сколько-нибудь эффективно сопротивляться врагу была под вопросом: половина из них была представлена скорее на бумаге, чем в виде живой силы.
Решившись на мобилизацию, главнокомандующий войсками генерал-лейтенант Корнелис Снейдерс (Cornelis Jacobus Snijders) и Генеральный штаб сделали всё, чтобы успеть провести её и вывести войска на позиции к 31 июля 1914 года, одновременно с Германией, непосредственно угрожавшей королевству. Тем не менее, армейские части были рассредоточены вдоль границы и побережья, поскольку нельзя было гарантировать, что на побережье не высадятся войска Антанты.
После того как войска заняли рубежи, стало ясно, что долгой обороны не будет: в строю было 2000 орудий всех калибров, из них лишь 600 отвечали современным стандартам, и 780 пулемётов, 570 из которых были устаревшими. Военная авиация страны насчитывала целых четыре аэроплана. Недоставало младшего командного состава и офицеров, да ещё и униформа, в которой явились на службу резервисты, была полностью изношена.
Потому вполне можно считать, что Снейдерсу и его армии крупно повезло. Немцы отказались от плана переброски войск через южные провинции Нидерландов, хотя позднее были найдены, случайно или нет, документы, доказывающие, что подобные события всё же имели место. Нидерландские историки Самюэл Крёйзинга (Samuël Kruizinga), Паул Моейес (Paul Moeyes) и Вим Клинкерт (Wim Klinkert) в своём историческом обзоре предпочитают об этом не упоминать, подчёркивая, что немцы во время захвата Бельгии «прошли по самому краю» границы Нидерландов, не пересекая её. В данном случае они придерживаются версии столетней давности из нидерландских же официальных бумаг: «Шум по поводу того, что 4–5 августа 1914 года немецкий кавалерийский полк якобы проследовал по территории… лишён всякого основания, и в интересах правды должен быть категорически опровергнут». В то же время, Великобритания признала нейтралитет Нидерландов, а сколь-нибудь серьёзных планов использования их территории для атаки Германии союзники так и не разработали.
Оккупация Бельгии, долгая и жестокая осада Антверпена и, особенно, новости о карательных операциях немцев в ответ на вылазки бельгийских партизан произвели сильное впечатление на политическое и военное руководство Нидерландов. Рассказы беженцев, слухи и газетная истерика привели, в конце концов, к тому, что руководство страны строго-настрого приказало местным властям воздержаться от формирования партизанских отрядов в случае оккупации любой части Нидерландов.
Тем не менее, Снейдерс настаивал на необходимости постоянного поддержания численности мобилизованных войск. При этом в ходе войны в частях то и дело вспыхивали стихийные акции протеста, поскольку солдаты-резервисты не привыкли к долгим сборам, да и не видели в них особого смысла. Поэтому в первые два года войны часть ландвера пришлось отправить по домам, а существенная часть войск находилась в постоянном отпуске.
Подобная ситуация была одновременно и причиной, и следствием плохой дисциплины и очень слабого энтузиазма солдат. В отличие от немцев, жители Нидерландов отличались индифферентным отношением к униформе, парадам и военным сборам. Армия страдала от солдатских жалоб на плохую еду, плохое размещение, отсутствие увольнений и т.п., процветали невыполнение приказов, симуляция болезней и самовольные отлучки. Доходило до смешного: если в батальоне или роте становилось известно, что на следующий день запланирован тренировочный марш-бросок, то наутро обыкновенно не менее 10% солдат оказывались больными.
Многочисленные общественные организации, светские и религиозные, проводили антимилитаристские кампании и поддерживали «отказников». Если в 1915 году военные суды рассмотрели 3836 дел об уклонении от призыва или отказе брать в руки оружие, то в 1916 году их было уже 5932, в 1917 году – 9735, а в 1918 году – 10 562 дела.
Некоторая эволюция в положении Нидерландов произошла во время так называемой «Пасхальной тревоги» 1916 года. Кризис случился в марте из-за угроз со стороны Германии, руководство которой заявило о якобы предстоящей высадке британцев в Зеландии. Ситуация настолько накалилась, что армия королевства была даже увеличена на 10% за счёт резервистов. Информация не подтвердилась, но немцы, спланировавшие эту акцию, получили то, что хотели, а именно – выяснили, что Нидерланды не намерены дать преимущества ни одной из сторон конфликта и опасаются высадки британцев не меньше, чем немецкого вторжения.
Тем не менее, стало ясно, что нидерландская армия не рассматривается в качестве серьёзного противника ни одной из сторон (наблюдатели увидели, как тысячи солдат, наплевав на приказ, уехали домой на Пасху), а суверенитет страны держится исключительно на желании воюющих держав сохранить его ради своих выгод. Для Германии торговое посредничество Нидерландов было способом преодолеть блокаду, а для Антанты было важно не допустить Германию к новым базам на Северном море, затратив на это не слишком много сил. Воевать же в затопляемых низинах никто не хотел. Именно на выполнение блокады нидерландская армия, в основном, и переключилась: в приграничных областях была введена цензура, ограничено передвижение людей, отслеживалась контрабанда и передача сообщений через границу.
Впрочем, справиться с контрабандистами у армии не получилось. С одной стороны, влияла внешняя политика: Нидерландам было выгодно поставлять товары в Германию, в обмен на них в страну импортировались рурский уголь и железо. Но, одновременно, Великобритания и Франция стремились, чтобы заморские товары не шли дальше границ Нидерландов, и постоянно давили на правительство в Гааге, заставляя усиливать контроль над нелегальной торговлей. Однако этот контроль никак не удавалось наладить.
Контрабандисты были изворотливы, а солдаты, часто служившие в своих родных местах, вовсе не хотели мешать своим друзьям и родственникам проносить через границу 1000 видов товаров (именно столько было запрещено к экспорту к 1917 году). Солдат за поимку контрабандиста получал до пяти гульденов, тогда как контрабандисты платили за помощь от 10 гульденов и выше. В результате, судя по всему, армией за годы войны было задержано не более 10% контрабандных грузов. В 1915 году 127 военнослужащих сами попались на контрабанде, 62 нарушителя границы было убито или ранено, а на жителей приграничных районов наложено 36 679 штрафов. В конце концов, армия была отстранена от поимки контрабандистов, а генерал Снейдерс лишился 6000 человек, переведённых с повышением жалованья из армии в службу пограничной стражи.
В самом конце войны, в октябре 1918 года, в крупнейшем военном лагере Харскамп случились беспорядки, в ходе которых солдаты на два дня захватили власть на его территории. После прекращения бунта назначенная правительством комиссия выяснила, что ничего нового не произошло – солдаты опять протестовали против плохой еды, запрета увольнительных, задержек жалованья и пенсий семьям и т.д. Согласно отчёту комиссии, едва ли не главная проблема заключалась в словах «наш народ – не военный народ» (ons volk is geen militaire volk). Впрочем, комиссия обратила внимание, что все эти проблемы, отчётливо проявившиеся ещё в 1914 году, так за четыре года и не были решены.
Солдатские бунты вкупе с требованиями всего остального общества, измученного такими последствиями экономической блокады, как карточная система, дефицит и дороговизна, привели к попытке социалистов под руководством Питера Трульстры (Pieter Jelles Troelstra) осуществить революцию. Эта попытка, предпринятая 9–14 ноября 1918 года во время так называемой «Красной недели», провалилась, в том числе и потому, что солдаты, несмотря на свои жалобы и протесты, в массе своей не поддержали социалистов. Революции, подобной русской, в Нидерландах не случилось.
Литература:
- Abbenhuis M. M. The Art of Staying Neutral: The Netherlands in the First World War, 1914–1918 – Amsterdam: Amsterdam University Press, 2006
- Bout J. J. The Dutch Army during World War I – A Thesis Submitted in Partial Fulfilment of the Requirements for the Degree of Master of Arts in the Department of History at the University of British Columbia, 1972
- Kruizinga S. Neutrality // International Encyclopedia of the First World War (WWI) (http://encyclopedia.1914–1918-online.net)
- Kruizinga S., Moeyes P., Klinkert W. The Netherlands // International Encyclopedia of the First World War (WWI) (http://encyclopedia.1914–1918-online.net)
- Шатохина-Мордвинцева Г. А. История Нидерландов – М.: Дрофа, 2007
Комментарии к данной статье отключены.