«Да здравствует свобода!»
Участник группы «Белая роза» Кристоф Пробст перед казнью
Июль 1942 года казался порогом окончательной победы Третьего рейха в войне с СССР. Был взят Севастополь, неделю спустя вермахт вышел к Дону, над Сталинградом уже заносился молот 6-й армии Паулюса. И в это же самое время в Мюнхене, в колыбели нацизма, в почтовых ящиках стали появляться конверты с листовками, преисполненными библейского пафоса. Неизвестные авторы прокламаций нарекали нацистский режим властью зла, а борьбу с ним – битвой против самого Сатаны. Автором прокламации значилась некая «Белая роза». Гестапо тотчас же начало охоту за провокаторами, но поиски успехом не увенчались.
А ведь их, молодых студентов-медиков, можно было пересчитать по пальцам рук. Александр Шморелль родился в России в штормящем 1917-м. Затем семейство эмигрировало в Германию, мальчик взрослел в иной культуре, но всегда чувствовал прочную связь с Отечеством, которое искренне любил.
Ганс Шолль в 15 лет вступил в Гитлерюгенд, но в итоге неприятие нацистской идеологии даже довело его до тюрьмы. Шморелль и Шолль были призваны в армию во время войны с Францией в 1940 году. Затем они вернулись к учебе, но уже в рядах «студенческой медицинской роты». Шолль не на шутку увлекся русской философией, ее живым словом, оказавшимся в эмиграции. Он зачитывался книгами и статьями Бердяева и Степуна уже после их запрета в гитлеровской Германии. В январе 1942 года в одном из писем Шолль назовет себя «homo viator» – человеком в пути.
Сестра Шолля Софи работала на военном заводе бок о бок с советскими женщинами, угнанными в Германию. Их стоицизм под гнетом непрекращающихся издевательств очень впечатлил девушку.
Кристоф Пробст – сын еврейки, близкий друг Шморелля, стал учиться медицине после военной службы. Ко времени ареста участников движения он уже был отцом троих детей…
Вилли Граф по призыву оказался на советско-германском фронте, где участвовал в боевых действиях до апреля 1942 года. Этот краткий отрезок жизни стал для юноши потрясением. «Мои мысли возвращаются на Восточный фронт, в ту страну, положение которой столь безутешно, но которая вопреки всему идет своим путем…», — писал он после возвращения в Мюнхен.
И, наконец, Курт Хубер – профессор Мюнхенского университета, философ и гуманист. Он дерзал зачитывать с кафедры вслух письма своих учеников с Восточного фронта об ужасах истребления евреев и зверствах в отношении советских военнопленных.
Сотня экземпляров первой листовки «Белой розы» адресовалась представителям баварской интеллигенции. Неспроста текст изобиловал цитатами светил европейской и восточной философской мысли: от Аристотеля и Лао-цзы до Шиллера и Гёте. Студенты называли нацизм не иначе, как бичом человечества, и призывали всех немцев к борьбе не с большевизмом, а с преступным режимом Гитлера.
За первой листовкой последовали другие. Вопреки трубящему о «тысячелетнем рейхе» рупору пропаганды, молодые ребята подчеркивали: «Этот успех кажущийся, он куплен ценой ужасающих потерь… В России ежедневно гибнут тысячи. Смерть собирает урожай, и ее коса со всего размаху вонзается в спелое жито». Четвертая по счету прокламация завершалась грозным вызовом власти зла: «Мы не молчим, мы – ваша неспокойная совесть. «Белая роза» не даст вам покоя».
Их путь пролегал через Варшаву, оставившую немало ужасных впечатлений от гетто. Впереди студентов-медиков ждал южный фланг Ржевско-Сычевской операции. Сутки в операционных, дежурства, помощь раненым и заболевшим… Крохи свободного времени Шморелль, Шолль и Граф коротали за общением с русскими, в том числе и пребывавшими и за колючей проволокой. Нет нужды говорить, что горнило войны опалило «Белую розу», иссушив и заострив ее шипы.
Они вернулись в фатерлянд, будучи преисполнены намерений продолжать борьбу. Главными задачами виделись увеличение тиража листовок и ареала их распространения. Вёлся поиск контактов с антифашистами в других германских землях. На исходе января 1943 года, когда под Сталинградом вершилась судьба 6-й армии Паулюса, из печати вышла пятая прокламация – уже от лица «Движения Сопротивления в Германии» и в количестве, по разным данным, от трёх до шести тысяч экземпляров.
3 февраля 1943 года разгром на Волге был официально признан, и Третий рейх надел траур. «Время разговоров прошло», – объявил на следующий день на лекции профессор Хубер. Шморелль и Шолль рискнули приступить к уличной агитации. Ночами на стенах зданий в Мюнхене стали появляться неслыханные граффити: «Свобода!» и «Долой Гитлера!». Никто из участников «Белой розы» тогда не знал, что дни их борьбы и их жизней сочтены.
Текст последней, шестой прокламации готовился ими долго, почти мучительно. Хубер настаивал на поддержке «прославленного» вермахта в документе. Он почему-то искренне полагал, что преступления на Восточном фронте – дело рук исключительно карателей из СС, а не армии. Дело докатилось до ссоры, но в итоговый текст доводы Хубера не вошли.
Эта листовка была адресована, прежде всего, студентам Мюнхенского университета. Поводом стала встреча 13 января 1943 года с видным партийным бонзой – гауляйтером Верхней Баварии Гейслером. В своей речи тот открыто хамил молодежи, призывая рожать фюреру побольше детей и намекая, что он и сам не прочь поспособствовать этому. Не вытерпев, студенты стали перебивать Гейслера и уходить из зала. После начавшегося беспорядка более двадцати фройляйн оказались под арестом.
Это скандальное событие «Белая роза» назвала стартом борьбы за самоопределение молодежи, за будущее всей Европы. В ином случае «само имя немца будет покрыто позором», — говорилось в листовке.
16–17 февраля 1943 года сотни копий прокламации были брошены в почтовые ящики, а затем… Софи и Ганс Шолль решились распространить листовки прямо в здании университета. Стопки листов появились у дверей аудиторий, были разбросаны в коридоре и с балкона. Гестапо среагировало моментально: брат с сестрой были арестованы, входы и выходы из здания закрыты. Остальные участники «Белой розы» тоже были схвачены тайной полицией один за другим. Последним по счету гестапо задержало Шморелля.
Суд над подпольщиками, отмечает историк-германист А. И. Борозняк, оказался «молниеносным». Для председательствования на нем из Берлина срочно прибыл Роланд Фрайслер, «народный судья» с руками по локоть в крови сотен невинных людей. 22 февраля 1943 года Софи и Ганса Шолль, а также Кристофа Пробста приговорили к смерти за госизмену. Последнему стоил жизни черновик седьмой прокламации со словами: «Гитлер и его режим должны пасть, чтобы жила Германия». В тот же день все трое были обезглавлены на гильотине. «Да здравствует свобода!» — такими были последние слова Пробста. В апреле смертный приговор ждал Шморелля, Графа и Хубера.
В день первых казней однокашники Шоллей и Пробста на внеочередном собрании поддержали расправу над ними. Январский протест был забыт, а последний призыв «Белой розы» – проигнорирован. Но дело первых антифашистов в Германии не пропало. Уже в августе 1943 года экземпляры их последней листовки падали на немецкие города с самолетов союзников по антигитлеровской коалиции. Они и сегодня лежат перед Мюнхенским университетом – памятником пятерым студентам и профессору, бросившим вызов всему Рейху.
Комментарии к данной статье отключены.