«Спасайтесь, кто не может спастись, погибайте так же, как и я!»
Раненый командир Ревельского морского батальона смерти капитан 2-го ранга П. О. Шишко
12 октября (по старому стилю — 29 сентября) 1917 года германские армия и флот приступили к выполнению операции «Альбион». Задачами неприятеля были: на море – установление полного контроля над Рижским заливом и уничтожение русских сил в нем; на суше – занятие островов Моонзундского архипелага. Достижение этих целей должно было открыть кайзеровским войскам дорогу к третьей и главной – Петрограду…
Эти события известны широкому кругу читателей из романа Валентина Пикуля «Моонзунд». Наряду с морским сражением писатель упомянул и загадочный «батальон смерти» – тот самый, о котором говорилось в сообщении командующего Балтийским флотом контр-адмирала А. В. Развозова, переданном аппаратом Юза в штаб Морских сил Рижского залива 29 сентября в 12 часов 25 минут: «Сам высылаю батальон смерти и в дальнейшем 173-й пехотный полк». О чём шла речь?
Ревельский морской батальон смерти был одним из многих: к осени 1917 года в русской армии существовало свыше трёхсот подобных частей. Они стали порождением революции, требовавшей от своих воинов жертвенности, которая должна была укрепить пошатнувшуюся дисциплину. Батальоны формировались исключительно из добровольцев. На их погонах и кокардах тускло блестели черепа со скрещёнными костями или мечами – «адамова голова», символ готовности к смерти. И это неспроста, ведь в бою ударные части ждало самое пекло.
В Ревеле батальон смерти был набран, главным образом, из матросов и офицеров кораблей Балтийского флота. В конце июня они явились в столицу, чтобы затем отправиться на передовую. Аксиома о высоких потерях среди ударников подтвердилась уже в первом их бою под Ригой. Добровольцы выходили из траншей, вовсе не имея за спиной опыта пехотных атак. Невзирая на это, они перевыполнили поставленную задачу и вместо двух линий вражеских окопов прорвали четыре. Ценой успеха явились немалые потери среди «смертников» от немецкого огня, к тому же, стоило им закрепиться на участке прорыва, как с неба обрушились русские же снаряды. «Потери были громадны: из 300 моряков, входивших в состав батальона, не ранено всего 15 человек. Три офицера: подпоручик Симаков, мичман Орлов, мичман Зубков, не желая отступать, застрелились», – сообщается в работе военного историка В. В. Голицына о Ревельском морском батальоне смерти.
Месяц спустя остатки части вновь были в Петрограде на торжественном смотре, с оркестром и прошедшем полымя сражения знаменем – Андреевским флагом с вышитым девизом «За свободу и спасение России». Новый командир батальона подпоручик Парамонов удостоился награждения солдатским Георгиевским крестом: ещё одна примета 1917 года. «Георгиями» наградили и всех без исключения оставшихся в живых бойцов.
Пополнение, краткая передышка – и обратно в Ревель, где «смертников» угораздило ввязаться в столкновение с латышскими стрелками. Склоку породил агитплакат, сорванный со стены кем-то из солдат-латышей. В драку втянулись люди с обеих сторон, спешившие из казарм к месту происшествия. У каждого при себе имелась не только винтовка, но и ручные гранаты, пущенные в ход. Дело дошло до «зачистки» близлежащих домов. Двое ревельцев были убиты, свыше дюжины – ранены, латышские стрелки обошлись меньшей кровью. Всего к началу боев на Моонзундском архипелаге батальон насчитывал около 650 человек в составе штаба, четырёх рот, пулеметной команды, минёров и обоза.
В полдень 29 сентября поступил приказ о выступлении. Сборы не заняли много времени, ранним утром 30 сентября Ревельский морской батальон смерти выдвинулся к железной дороге, оттуда – на пристань и остров Моон на борту транспортных кораблей. Прибыв на место уже вечером, ударники сходу занялись второй из двух главных задач подобных частей: восстановлением дисциплины и пресечением бегства с поля боя. Дело в том, что одновременно с ними с Эзеля к соединявшей оба острова Орисарской дамбе наступал авангард немецких войск. Русские пехотные полки – 470-й Данковский, 471-й Козельский, 472-й Мосальский – недолго продержались в обороне и обратились в бегство, бросая оружие и имущество. У дезертиров отняли подводы, неплохо пополнившие обоз ударников, часть отступающих была задержана и включена в пулемётную команду.
На следующий день батальон выступил к дамбе и занял позиции в двух верстах от нее. Командир батальона капитан 2-го ранга П. О. Шишко лично выезжал на рекогносцировку вместе со своим заместителем поручиком Парамоновым. Тогда же ревельцев начали обстреливать с моря, залпы вражеских миноносцев корректировались немецкой же авиацией. Ощутимых потерь огонь не нанёс, но и выходить из окопов стало опасно. Разведку обстановки обеспечивали партии охотников. Они же под покровом ночи пробрались на Эзель, убедившись в том, что он занят немцами и сумев забрать с оконечности острова пять брошенных пушек и даже бронеавтомобиль (им усилили баррикаду на дамбе).
Вечером 2 октября немцы начали пробираться к дамбе. Кавторанг Шишко выслал вперед бóльшую часть батальона, чтобы остановить вылазки неприятеля. Из передовых окопов ночью трещали выстрелы, один из ревельцев был сражен пулей. Все это происходило под непрекращающимся обстрелом кайзеровской корабельной артиллерии. «По приблизительному подсчету, на каждую квадратную сажень в день падало 6–8 снарядов, не считая 3-дюймовой шрапнели с миноносцев, которая посылалась дополнительно. Общее же количество снарядов определялось от 2-х до 3-х тысяч», – отмечает историк М. Г. Ситников.
Утром 3 октября весь состав Ревельского морского батальона смерти подошел к Орисарской дамбе. Минеры получили приказ заминировать ее, но подрывников прижал к земле огонь немецкого гидроплана. Когда тот был сбит, вылазка продолжилась. На месте подрывники обнаружили поставленные неприятельскими саперами мины и обезвредили их. Оставалось подготовить собственные заряды, но работа на дамбе не прошла незамеченной врагом. Огонь с миноносцев усилился, был подожжен и наблюдательный пункт с пулемётным заслоном.
Немцы уже шагали в атаку, когда ревельцам удалось наладить связь с русскими батареями в тылу. Огонь приходилось корректировать своими силами, но противник прочувствовал на себе, каково идти под падающим на плечи пылающим небом. Натиск был остановлен, минирование дамбы возобновилось (правда, несколько человек были взяты противником в плен). На следующий день, 4 октября, должен был состояться ответный ход ударников с прорывом на Эзель. Колоссальный перевес противника в численности не пугал Шишко. К слову, плененные прапорщики тоже не тушевались и, доведя состав своей части до 7 000 штыков, заверяли, что русские пулемётчики в состоянии выкосить дамбу по всей её протяженности. Батальону из вызволенных ранее орудий даже удалось устроить собственную батарею, обстрелявшую миноносцы, однако огонь вражеских кораблей был гораздо сильнее. Командир ревельцев получил приказ отступать от дамбы и связаться с миноносцами Балтийского флота для эвакуации. Трое храбрецов, севших в шлюпку и вышедших на их поиски в штормящее море, едва смогли вернуться на сушу.
Утром 5 октября немцы пошли в наступление. Ревельский морской батальон смерти сдерживал их на новых позициях и сам ходил в контратаки с «Марсельезой» на устах. Дамбу удалось-таки взорвать, не успевший отбежать от нее матрос-подрывник был ранен. Отступление продолжалось, дрогнувшие прежде пехотные части вновь бежали, но несшие потери ударники с гневом срывали все белые флаги на своем пути. Они отвергали приказ, дозволявший сдаваться в плен. Сам кавторанг Шишко объявил: «Я не вернусь домой…», привязал красное знамя к винтовке и возглавил одну из контратак. Почти сразу офицер оказался ранен и, воскликнув: «Спасайтесь, кто не может спастись, погибайте так же, как и я!», попытался свести счеты с жизнью.
Однако Шишко не погиб и был захвачен в плен. Возможно, командир ревельцев даже наблюдал постыдную картину сдачи в плен его людей… другими русскими пехотинцами. Спастись с Моона на подоспевших тральщиках сумели лишь 88 ударников.
Общий итог Моонзундского сражения известен: немцы одержали в нём победу, но их флот понес большие потери и до окончания Первой мировой войны был уже неспособен на активные действия. Кавторанг Шишко все же вернулся домой после плена – правда, ненадолго. Провоевав уже в Гражданскую войну в составе Северо-Западной армии белых до 1921 года, он эмигрировал в США, где и скончался в 1967 году. А доблестно сражавшийся под его началом Ревельский морской батальон смерти вскоре после Моонзунда поддержал Октябрьскую революцию.
Комментарии к данной статье отключены.