Известный сайт Артёма Драбкина «Я помню» уже 20 лет аккумулирует воспоминания ветеранов Второй мировой войны и других вооружённых конфликтов XX века. Теперь он открывает цикл публикаций в новом формате — вновь публикуемые интервью можно не только прочитать непосредственно на сайте, но и посмотреть в видеоформате.
Одним из недавно опубликованных материалов стали воспоминания Героя Советского Союза Петра Евсеевича Брайко, командира 3-го кавалерийского полка 1-й Украинской партизанской дивизии. Редакция Warspot уверена, что этот рассказ очевидца исторических событий и непосредственного их участника будет интересен большинству любителей военной истории:
«Я пограничник. Правда, тем, чему меня учили, заниматься не пришлось. Учеба – это одно, а война – совсем другая история. Началась она просто и обычно, даже рассказать нечего. Ждали её. Все знали, что война будет. Особенно женщины трагично, остро и ярко переживали нависшую угрозу. Враг, уничтожая перед собой всё, прошел и ушел на восток, а я остался в тылу, на захваченной земле. Так что решать куда идти и что делать пришлось самому. 500 километров выходил к Киеву по вражеским тылам. А там новый “Киевский котёл”. Выходили из окружения вчетвером — я прихватил с собой трёх бойцов. Хоть убейте, не помню, как их звали: рядовые, не местные, обстановки не знали и действовать самостоятельно не могли.
Вдруг навстречу едет машина. Подъезжает к нам, резко останавливается, из кабины выскакивает немецкий офицер с двумя автоматчиками, и ещё трое в кузове остались сидеть. Тычет ствол мне в зубы и кричит: «Партизан!» Я говорю, что не партизан. Он не стал разговаривать, «шнель в машину». Одно хорошо, что этот офицер оказался лопух, не приказал нас обыскать. У ребят оружия не было, а у меня в правом кармане пистолет, а в левом – три десятка патронов к нему. Если бы нашли, мы бы остались лежать на той дороге. А так привезли нас в Киев, в Дарницу к открытым воротам лагеря. Затолкали туда, в лагерь, а сами уехали. В Дарнице в этой я был одиннадцать часов — ушёл почти свободно. И не просто ушёл — увёл с собой моих ребят.
Пошли опять на восток. А холодно уже, в поле не заночуешь, да и поесть нужно хоть раз в день. Ночевали в селах. Когда селяне понимали, что мне можно верить, то не только кормили, но и рассказывали как пройти, чтобы не нарваться на немцев. На ночь в хатах оставляли по одному — оставаться вчетвером опасно для нас и хозяев. Могли прийти полицаи и арестовать всех. Обычно мы сговаривались, где потом встречаться, и шли дальше. Однако как-то раз эти трое не пришли. Подождал я их часа полтора, и, не дождавшись, пошёл один. Что с ними стало, куда они ушли и ушли ли – я не знаю.
В пути встретил я как-то человека, которого принял за начальника полиции. Звали его Лысенко. У меня было готово две легенды, одна для полиции, а другая – для своих. Доложил я ему сначала легенду для чужих. А потом, убедившись, что он свой человек, извинился, и рассказал правду. Ну, а кто мне поверит после такого? Вы бы поверили? И я бы не поверил.
Привёл он меня в штаб партизанского отряда и доложил, что человек я подозрительный и очень опасный. А командовал отрядом не кто-нибудь, а сам «дед» Ковпак — будущий дважды Герой Советского Союза украинский партизанский генерал: георгиевский кавалер в Первую мировую, в Гражданскую — боец Чапаевской дивизии. Сначала “Дед” решил пустить меня в расход, расстрелять. Повисла жизнь на волоске. Уже хлопцы стали приходить смотреть одёжку, которая от меня останется.
Спас меня комиссар отряда Руднев. Он мне сразу поверил и настоял на проверке. Привели меня в землянку, посадили за стол. Ковпак сидел напротив, слушал, что я говорю и только изредка поглаживал бородку. А Руднев сидел сзади, смотрел в затылок. Четыре партизана вели протокол допроса. Так повторялось три дня. Повезло, что знал меня человек, который пришёл в отряд раньше – я рассказывал очень подробно и это выяснилось на допросе, а иначе точно пустили бы в расход. Провокаторов и предателей много было.
Так я попал в отряд. С неделю был рядовым, проходил, так сказать, притирку, участвовал в боях, которые шли каждый день. И когда мне, наконец, поверили, то оставили в отряде. Да не просто оставили, а взяли в штаб создавать разведку соединения.
Подобрал себе гнедую кобылицу – звали её Звёздочка. Это была такая умница. Я, бывало, еду на ней, потом устану, соскочу в повозку, чтобы поспать, а она бежит рядом, и никого не подпускает — охраняла лучше любого часового! Погибла она. Мы стояли на отдыхе в Белоруссии в Большом Рожине. Налетела немецкая авиация и начала нас утюжить. Зашёл я в сарай, а у моей Звёздочки из груди кровь фонтаном бьет. Посмотрела она на меня и заплакала, как ребёнок. Надеялась, что спасу её… А что я мог? Приставил пистолет к голове и выстрелил, чтобы не мучилась — вот и всё спасение.
Двое суток я ревел, как мальчик. Она же как человек меня понимала! Смотрела, и, казалось, читала мысли, знала, что я думаю. Ни до, ни после не было у меня такой лошади.
В феврале 42-го комиссар Руднев снова вызвал меня к себе: «Дезертировал Лысенко. Его нужно найти и ликвидировать». Это тот самый Лысенко, что меня привел и доложил, будто я – подозрительный человек, которому не стоит верить. Такой дезертир был опасен для соединения – он мог распространять о нас лживые слухи. Мне пришлось послать бойцов и выполнить приказ.
В соединение шло много людей, но не все оставались. Мы же не сидели на одном месте, постоянно были в рейдах, каждый день совершали переходы по полсотни, по шестьдесят километров, и всё пешком. Это не каждый выдержит.
В Карпатский рейд летом 1943-го вышло до 2000 ковпаковцев. Мы громили нефтепромыслы, взрывали мосты, поезда, устраивали засады. Я никогда не оставлял в засаде больше сотни людей. Для большего числа место не найти. Оно должно быть такое, чтобы ты был неуязвим, а противник, как на ладони и его можно полностью ликвидировать за десять минут. Провозишься больше, тебя уничтожат! Почему? Не знаю, но это правило доказано опытом. Мне всегда удавалась полная ликвидация. Я таких засад, которые длились не больше десяти минут, провёл около ста одиннадцати. Раз-два – и всё, ты свободный, живой и непобедимый.
Враги за нами всё время охотились, и Ковпак с Рудневым нервничали. Есть такой районный центр – Коломыя. Километрах, ну, может, в тридцати от него рос тогда красивый лес. В нём нас и окружили. Там протекала речушка, не помню её название. Даже скорее не речушка — глубокий такой ручей. Через него вёл мост. Мы его берегли, потому что он был воротами в город Делятин. Там мы первый раз попытались прорваться из окружения, но неудачно — город взяли, а дальше — никак. Страшная получилась суматоха.
Прорываться через Делятин предложил именно Руднев — там была ставка генерала Крюгера. Это он командовал теми войсками, что за нами охотились. Комиссар пошёл впереди, вместе с разведротой, хоть его и отговаривали. Те, кто был с ним, потом рассказывали, что в атаку на высоту, где закрепились немцы, он отправил всех — и свою охрану тоже. Как он погиб, никто не видел. Потом уже говорили, что немцы его окружили, и он застрелился. Мы узнали о его гибели много месяцев спустя. Я очень сильно горевал — любили его все. А меня комиссар так вообще от смерти спас. Если бы не он, пустили бы меня в расход ещё тогда, в 41-м».
Полностью историю Петра Евсеевича можно прочитать и посмотреть здесь: Петр Брайко: я — партизанский разведчик.
