Когда речь заходит о форсировании Красной армией Днепра, невольно вспоминаются события осени 1943 года на Украине. Однако эту длинную реку, текущую ныне по территории трёх государств, пришлось форсировать во многих местах, и зимой 1944 года не менее драматические события разыгрались в Восточной Белоруссии.
Размен плацдармами
Идея Рогачёвско-Жлобинской операции изначально была достаточно скромной — как вспоминал командующий 3-й армией генерал-лейтенант А.В. Горбатов, она заключалась в следующем:
«Я доложил, что, когда в нашей армии было восемь дивизий, мы собирались форсировать Днепр и захватить плацдарм размером восемь на шесть километров у изгиба реки против села Шапчинцы. Мы уже забили здесь сваи для моста. Но, если вы объедините силы 3-й и 63-й армий, мы поставим перед собой уже значительно большую задачу и будем форсировать Днепр не у села Шапчинцы — этот участок слишком удалён от занимаемого противником плацдарма, а в районе сёл Свержень и Кистени. В течение двух-трёх дней мы захватим плацдарм за Днепром вместе с городом Рогачёв, тем самым создадим реальную угрозу противнику, находящемуся на левом берегу реки, и вынудим его уйти с плацдарма. После этого мы продолжим наступление на север до Нового Быхова, на запад до реки Друть и попытаемся захватить на ней плацдарм. Вспомогательный удар будем наносить в районе села Шапчинцы. В форсировании будут участвовать все десять дивизий: пять дивизий 3-й армии пойдут в первом эшелоне, а пять дивизий 63-й армии — во втором».
Захват плацдарма за Днепром тоже преследовал достаточно локальные цели — создать угрозу выхода во фланг и тыл немецкому плацдарму на восточном берегу Днепра, брать который «в лоб» командование 3-й армии разумно считало не очень правильным.
Первый раз предложение о наступательной операции ушло «наверх» 13 февраля, однако в штабе фронта в тот момент были заняты делами на левом фланге и, как дипломатично записано в отчёте: «посчитало несвоевременным предпринимать активные действия на фронте 3-й армии и рекомендовало ограничиться прочной обороной занимаемых позиций».
Однако генерал Горбатов был человеком упрямым. Он не поленился «второй раз сходить в лес за ёлкой», сопроводив своё предложение уже развёрнутой оценкой противника перед фронтом армии в две пехотные дивизии. В этот раз в штабе фронта даже согласились на проведение частных наступательных операций (силами одной стрелковой дивизии каждая), но штабу 3-й армии все же очень хотелось реализовать свой план, а для него требовалось заполучить в состав 3-й армии все дивизии соседней 63-й армии.
В итоге Горбатов 14 февраля лично встретился с Рокоссовским и сумел-таки «дожать» Константина Константиновича: но вместе с дивизиями соседней армии и её участком фронта 3-й армии они также поставили куда более масштабные задачи. Теперь Рогачёв предписывалось занять уже в первый день наступления, на третий — занять Жлобин и «в дальнейшем развивать успех в общем направлении на Бобруйск».
Планы меняются
Сложно сказать, какие именно эмоции вызвал в штабе 3-й армии подобный «успех» их собственной настойчивости. С одной стороны, желаемые дивизии они получили, с другой — опыт нескольких лет войны подсказывал, что для решения поставленной в директиве наступательной задачи явно нужны были не потрёпанные стрелковые дивизии, а свежее подвижное соединение уровня танкового корпуса.
Но свежего танкового корпуса не было в тот момент на всем 1-м Белорусском фронте. Подвижные соединения 3-й армии были представлены следующими частями:
36-й отдельный танковый полк в составе 13 танков Т-34, 1 танка Т-70 и 2 танков Т-60 (по другим данным 15 Т-34, 3 СУ-152, 6 КВ, 1 Т-70, 2 Т-60). Командовал полком подполковник Михаил Васильевич Макаркин.
160-й отдельный танковый полк в составе 1 танка КВ-1С, 12 танков Т-34 и 14 танков Т-70 (по другим данным на начало операции 15 Т-34, 4 СУ-152, 1 КВ, 15 Т-70). Командовал полком майор Евгений Александрович Беляков.
193-й отдельный танковый полк. Командовал полком подполковник Василий Владимирович Ободовский. Полк насчитывал 39 танков. Интересно, что в истории полка указано, что с 1 февраля по 29 февраля полк был в составе 48-й армии.
1901-й самоходно-артиллерийский полк под командованием майора Трофима Федоровича Зирка. На вооружении полка 1 БА-64, 4 танка КВ-1С, 6 СУ-152 и 5 СУ-76 (По другой сводке на начало операции 1 КВ, 4 СУ-152, 8 СУ-76). Требуют эвакуации: 1 КВ-1С. В капремонте 1 СУ-76. В среднем ремонте 1 СУ-152 и 1 СУ-76. В текущем ремонте 1 СУ-152. Кроме того, в полку было 8 76-мм орудий и 8 122-мм и 152-мм гаубиц.
Уже после начала наступления в состав армии была передана 15-я самоходно-артиллерийская бригада, ставшая вскоре 8-й лёгкой самоходно-артиллерийской бригадой (60 СУ-76, 1 танк Т-34, 1 танк Т-80, 4 танка Т-70 и 3 бронетранспортёра БА-64, командир — полковник Иван Яковлевич Кочин). В бой бригаду так и не ввели, хотя и распределили по дивизиям.
Вся эта техника должна была быть использована для непосредственной поддержки стрелковых дивизий двух наступавших в первом эшелоне корпусов: 80-го ск генерал-майора Ивана Леонтьевича Рагуля (283-я, 5-я и 186-я сд) и 41-го ск генерал-майора Виктора Казимировича Урбановича (120-я гв.сд, 269-я и 129-я сд). Ещё два корпуса, 40-й и 35-й ск, составляли второй эшелон.
Учитывая зимние условия, что значило плохую погоду и короткий световой день, становилось понятно, что большую часть работы по подготовке прорыва должна была выполнить артиллерия. И, действительно, артиллерийский кулак в 3-й армии собрали солидный. Так, 80-й ск дополнительно усилили 295-м гв.ап, 832-м минп, 584-м иптап, 1311-м иптап, 1901-м сап, а его соседа 554-м пап, 40-й иптабр (1956-й, 1957-й, 1955-й иптап), 286-м минп, 94-м гв.минп (37-й, 46-й и 367-й гв.миндн) и двумя полками танков: 36-м и 160-м отп.
Но если сами пушки были более-менее в наличии, то с их подвижностью дело обстояло не очень хорошо.
Согласно сводке штаба артиллерии 3-й армии, артчасти стрелковых дивизий автотранспортом и тягой были обеспечены неудовлетворительно, а имеющаяся матчасть «в большинстве своём на 40-50% пришла в негодность и из-за отсутствия запчастей ремонту не поддаётся». Например, в 310-й гв.ап из 120-й гв.сд из-за отсутствия тягачей не могли участвовать в наступлении 4 122-мм гаубицы и 7 76-мм «дивизионок».
Не лучше было дело и в отдельных частях. В 584-м иптап 14 машин «форд» «из-за своей изношенности и слабости моторов не приспособлены и не соответствуют назначению автотягачей». Машины с трудом таскали пушки даже с 0,5 бк и постоянно выходили из строя. Из 475-м амп сообщали, что их «форды» «два месяца стоят без действия, по причине выплавки подшипников и для восстановления последних баббиту достать негде». В 1311-м иптап ремонта требовали 80% автомашин, «но из-за отсутствия запасных частей к ним, отремонтировать невозможно». Фактически это значило, что артиллерия способна поддерживать наступавшие части лишь огнём с места.
Берег левый, берег правый…
Обычно, вспоминая о штурме западного берега Днепра, любители истории видят картинки киевских плацдармов, но в феврале 1944 года перед бойцами и командирами наступавших дивизий 3-й армии стояла задача ничуть не легче:
«Западный берег представлял собой крутой обрыв от 30 до 80 градусов… толщина льда на основном русле 8–12 сантиметров… вследствие сильной оттепели имелось много полыней… почти повсеместно лёд от берега отошёл на 3–6 метров».
Кроме самого Днепра, наступавшим требовалось преодолеть целый ряд рек и речушек, из которой самой серьёзной была Друть шириной 25–50 метров, с заболоченными берегами и тонким ледяным покровом. Именно на её рубеже ожидалась встреча с резервами противника.
3-я армия должна была наступать в полосе 55-го армейского корпуса 9-й полевой армии Вермахта. По состоянию на 15 февраля 1944 года корпусом командовал генерал-лейтенант Фридрих Херрляйн (Friedrich Herrlein), которого по другим данным вскоре сменил генерал-лейтенант Хорст Гроссман (Horst Grossmann). Корпус имел следующие корпусные части в своём составе:
- 1-й и 2-й дивизионы 36-го артполка (105-мм лёгкие гаубицы);
- 2-й дивизион 47-го артполка;
- 991-й тяжёлый артдивизион (10-см пушки K18);
- 3-я батарея 858-го мортирного дивизиона;
- 237-я бригада штурмовых орудий (на 1 февраля 17 StuG III и 4 StuH III боеспособные, а также 5 StuG III и 1 StuH в коротком ремонте и 2 StuG III в длительном ремонте);
- 600-я бригада штурмовых орудий (на 1 февраля 20 StuG III и 4 StuH III боеспособные, а также 1 StuH III и 2 StuG III в коротком ремонте и 3 StuG III в длительном ремонте);
- 1-я и 2-я батареи 185-й бригады штурмовых орудий.
При этом линия немецкой обороны на участке 3-й армии выглядела довольно пёстро: рубеж Новый Быхов был стыком между правофланговым 467-м гренадерским полком 267-й пехотной дивизии 12-го армейского корпуса и левофланговым 31-м фузилёрным батальоном 31-й пехотной дивизии 55-го армейского корпуса. После фузилёрного батальона далее на юг оборону занимал 1-й батальон 82-го гренадерского полка, 1-й батальон 12-го гренадерского полка, далее 45-й стрелковый полк, переданный из 221-й охранной дивизии, затем шёл 17-й гренадерский полк, потом 3-й батальон 12-го гренадерского полка. Ещё южнее держал оборону 747-й гренадерский полк из состава 707-й пехотной дивизии, и затем шли боевые порядки 520-го и 519-го гренадерских полков 296-й пехотной дивизии. Прямо на Жлобинском направлении уже оборонялись полки 6-й пехотной дивизии.
Основной удар 3-й армии пришёлся по боевым порядкам 31-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Вильгельма-Франциса Окснера (Wilhelm-Francis Ochsner).
Примечательно, что попавшую в ходе наступления к советскому командованию схему заградительного огня 3-го батальона 45-го пп штаб 3-й армии счёл необходимым включить в доклад о проведённой операции, сопроводив специальным пояснением. Эта схема учитывала как зоны заградительного огня артиллерийской группы «Пуритц» (600-200 метров от переднего края), так и батальонные миномёты калибра 81-мм (до 1300 м) и зону дальнего огня станковых пулемётов. При этом советские штабисты особо выделили следующие моменты:
- Зона сплошного заградогня всех видов организована с тщательным учётом местности (изгибы восточного берега реки Днепр).
- Секторы обстрела пулемётам нарезаны исключительно в сторону какого-либо из флангов. Тем самым увеличивается площадь поражения и достигается наиболее густая сеть перекрёстных огней.
- В зависимости от тактического значения местности отдельные участки её накрываются двухслойным или трёхслойным огнём пулемётов и дополняются огнём миномётов и артиллерии.
- По наиболее важному участку местности перед передним краем приготовлен заградительный огонь всех станковых и ручных пулемётов трёх рот (24 ручных и 3 станковых пулемёта), миномётов и артгруппы «Пуритц».
- На наиболее вероятных подступах наибольшая плотность огня, которая, несмотря на сравнительно широкий фронт обороны батальона (6 км) и сравнительно ограниченное количество огневых средств (36 ручных и 4 станковых пулемёта), доведена до 6 пуль в минуту на 1 метр фронта.
Прорвать хорошо подготовленную немецкую оборону было сложно, развить успешное наступление после прорыва — ещё сложнее. Но у командования 3-й армии тоже нашёлся свой «ход конём». Помочь атакующим частям должны были сводные отряды, заранее проникшие во вражеский тыл.
В прорыв идут штрафные батальоны
«Чуть забрезжил рассвет, и в предутренней мгле стали неясно вырисовываться обрывистые очертания правого берега Днепра, как мощная канонада из 800 с лишним орудий и миномётов, слившаяся в один общий гул, загрохотала на всём участке фронта. В 07:20 начался артиллерийский налёт».
Приведённый выше фрагмент взят не из художественного произведения и даже не из мемуаров участников событий, а из вполне официального документа — описания боевых действий 3-й армии в Рогачёвской операции, составленного оперативным отделом штаба армии. К сожалению, сейчас уже вряд ли удастся установить, кто именно из офицеров решил разбавить сухие строки отчёта о начале наступления 21 февраля 1944 года подобной лирикой. Заметим только, что даже в документах армейского уровня подобные вставки редко, но случались — война была большая.
Две дивизии 80-го ск, наступавшие в первом эшелоне, дрались, в основном, против 45-го полка 221-й охранной дивизии. И 283-я сд и 5-я сд уже в первые часы прорвали оборону противника и успешно шли вперёд, несмотря на предпринимаемые немцами контратаки. Боем 283-й сд было установлено, что оборону в районе села Нижняя Тощица занимали переброшенные из полосы 4-й армии два батальона 487-го гренадерского полка и 237-я бригада штурмовых орудий. К концу дня 5-я сд, наступая в полосе Днепровский — Заездье — Троицкий, отбросила правый фланг 45-го полка и перерезала дорогу Новый Быхов — Рогачёв.
41-й ск силами 269-й сд при поддержке 36-го отдельного танкового полка дрались против частей 17-го гренадерского полка, занимавшего позиции справа от 45-го полка 22-1 од. Узлом немецкой обороны на этом участке была деревня Мадоры. Населённый пункт, располагавшийся на высотах с хорошим обстрелом на север, северо-запад и восток, противник тщательно подготовил к обороне. Взять деревню в первый день не вышло даже при поддержке танков. Согласно отчёту командования БТиМВ 3-й армии, атаку танков на Мадоры должны были поддержать 30 орудий прямой наводки, однако «ввиду отсутствия боеприпасов артподдержка не производилась», кроме того, не была проведена разведка сил противника и увязка взаимодействия. Итогом попытки взять Мадоры с ходу стали 5 сгоревших и два подбитых танка. По докладу командования полка в засаде на окраине Мадоры было 6 немецких самоходок. Уничтожить удалось только одну. Кроме того, полк уничтожил 2 ДЗОТа, 2 75-мм пушки, 3 37-мм пушки, 1 блиндаж и 2 автомашины. Противником советских танкистов в этом бою была 1-я батарея 185-й бригады штурмовых орудий.
При этом в журнале боевых действий 3-й армии указана иная причина отсутствия артподдержки — артиллерия не сумела выйти на правый берег Днепра из-за крутых подъёмов. Учитывая указанное ранее плачевное состояние автотранспорта артиллерийских частей, это вызвало проблемы не только у танкистов — фактически артиллерия могла нормально поддержать атакующие части лишь в первые часы наступления.
Однако, как указывалось ранее, замысел командования 3-й армии не сводился к простой атаке с фронта. Обеспечить успех наступления 41-го ск должен был сводный отряд в составе 8-го офицерского штрафного батальона и лыжного батальона 120-й гв.сд. 8-й ошб подполковника Осипова состоял из трёх стрелковых рот, роты станковых пулемётов, роты 82-мм миномётов, роты ПТР 6 ранцевых огнемётов. Для связи батальон имел одну рацию РБС и три РБ. В составе батальона было 12 переводчиков с немецкого, которые, помимо прочего, должны были обеспечить прохождение линии фронта. На фоне штрафбата лыжный батальон выглядел довольно слабо — две стрелковые роты, миномётная рота, взвод ПТР, взвод станковых пулемётов.
Этот сводный отряд после выхода в тыл противника должен был одной ротой лыжбата атаковать Мадоры с юга и юго-запада, а остальными силами «произвести налёт на Рогачёв, подорвать мосты через р. Днепр и р. Друть и удерживать Рогачёв до подхода наших частей».
Действительно, захват Рогачёва и взрыв мостов, скорее всего, заставил бы противника начать отход, причём ещё и с сомнительными возможностями вывести технику и тяжёлое вооружение. Учитывая, что сам Рогачёв находился в междуречье, при подрыве мостов удержать его силами двух батальонов представлялось вполне возможным. По плану, отряд должен был выйти в исходное положение для атаки к 5.00 21 февраля, а к моменту начала наступления «г. Рогачёв уже должен был быть в наших руках».
Подготовка проводилась с учётом опыта действий лыжбата 17-й сд, причём если личный состав занимался тренировками на местности, то для офицеров проводились дополнительные занятия на ящиках с песком. В ночь на 17 февраля отряд совершил тренировочный марш, а днём 17.02 — занятие по захвату населённого пункта. Все оружие было тщательно проверено и приведено к нормальному бою мастерами, пулемёты, миномёты и ПТР поставлены на лыжи и специальные санки. Бойцов переодели в ватные куртки и шаровары, поверх которых одевались зимние маскхалаты. Наконец, всем был выдан двухдневный паёк «из консервов, жиров, шоколада и сухарей», а котелки и кружки были изъяты как «ненужные и создающие стук».
Можно сказать, что отряд был отлично подготовлен, что и подтвердилось при прорыве через немецкую линию обороны. Первоначально предполагалось, что прорываться будут «тихо» — впереди и на флангах должны были идти группы по 20 человек с «переводчиками», в чью задачу входило сблизиться с противником без стрельбы и вступить в рукопашный бой. Однако в ночь на 21 февраля при движении через проделанный сапёрами 169-й сд проход группа разведчиков натолкнулась на минное поле, потеряв двух человек. О внезапности речь уже не шла, прорываться пришлось с боем, применяя огнемёты и ручные гранаты, которых бойцы набрали до 10-15 штук. Это сработало, два дзота и две землянки на участке прорыва были уничтожены, а сам прорыв был настолько стремителен, что «противник сумел открыть неприцельный огонь только после того, как отряд был далеко от траншеи».
Увы, это был лишь первый сбой плана. Расчёт времени марша составлялся без учёта реальной местности, на которой «крутые спуски и подъёмы берега реки, делавшей многочисленные петли», сильно тормозили лыжников, также не было заложено время на проверку сапёрами подозрительных мест. Впрочем, в выводах отчёта был добавлен и ещё один фактор, скорее всего, оказавшийся решающим: «Отряду не удалось захватить г. Рогачёв, т.к., потеряв ориентировку в трудных условиях лесисто-болотистой местности, он не вышел до рассвета в своё исходное положение». Днепр в указанном районе действительно течёт не очень прямо. Но, возможно, часть тех самых «многочисленных петель» была вызвана петлянием самого отряда.
В итоге к 06.00 сводный отряд оказался северней деревни Зборово — дальше к Рогачёву требовалось двигаться по открытой местности, что в дневных условиях было смертельно опасно.
В этих условиях командир отряда принял решение перейти в район северней Озерище и, оседлав узел дорог, закрыть движение противника из Рогачёва в Мадоры и на северо-восток. 2-я ср, выдвинувшись к дороге на Мадоры, разгромила там колонну «из 18 пароконных повозок с боеприпасами, вооружением, продовольствием», а основная часть отряда к 12.00 заняла узел дорог северней Озерища. Здесь сводному отряду также удалось разгромить несколько автоколонн, однако когда из последней «некоторым солдатам удалось сбежать в лес», командир отряда, «опасаясь окружения в районе перекрёстка дорог», принял решение перейти в лес около Старого Села и перекрыть там просёлок и железную дорогу Быхов — Рогачёв. Судя по прилагаемой к отчёту схеме, до железной дороги лыжники так и не дошли, да и никаких заявок на успешные действия в этом районе отчёт отряда не содержит.
Связь с «большой землёй» установили в 16.00, получив сначала приказ «закрепиться и держаться», а в 20.00 — атакой с запада овладеть западной частью Мадоры. Однако и этот ночной марш закончился многозначительной записью: «К 8.00 22.2 отряд достиг опушки леса северо-западнее Озерище в результате потери ориентировки».
Снова выйдя на связь с командованием, командир узнал, что наступавшие с фронта части уже находятся в 2 км восточнее и северо-восточнее Озерище, и получил приказ идти на соединение с ними, что и было проделано — в 16:00 лыжники встретили 518-й сп 129-й сд.
Подводя итог, нельзя сказать, что действия сводного отряда были безуспешными — в течение двух суток он вёл бой во вражеском тылу, потеряв 9 убитыми и 41 человек ранеными (все раненые были эвакуированы), затруднив немцам переброску подкреплений на передовую и заставив отвлечь часть сил на разблокирование коммуникаций. Тем не менее, ни взять Рогачёв, ни хотя бы помочь взять деревню Мадоры, за которую с утра 21 февраля велись тяжёлые бои, сводный отряд так и не сумел. И одной из основных причин тут стали «слабые навыки офицерского состава в ориентировании ночью на лесисто-болотной местности».
Примечательно, что в своих послевоенных мемуарах «Годы и войны» сам генерал А.В. Горбатов описал действия отряда иначе:
«Получили весть от сводного отряда лыжников. Он дошёл до Рогачёва, но перед самым городом высланная разведка встретилась с противником, засевшим в траншеях. Командир отряда поступил правильно: поняв, что внезапность нападения утрачена, он не стал ввязываться в неравный бой, а отвёл отряд в лес и начал действовать по тылам противника. Юго-восточнее Старого Села лыжники перекрыли все дороги, идущие от Рогачёва на Мадоры и Быхов, в том числе и железную дорогу, тем самым лишив фашистов путей отхода и подтягивания резервов. В течение дня отряд захватывал обозы, машины и вёл бои с подходящими резервами. Наши лыжники освободили триста советских граждан, которых гитлеровцы под дулами автоматов заставляли рыть траншеи. При этом было уничтожено тринадцать фашистов-охранников».
Деревню Мадоры 22 февраля взял 1022 сп 269-й сд при поддержке танков 36-го отп. Немцы спешно перебрасывали в район наступления подкрепления с других участков фронта. Разведкой и боем установлено, что противник перебросил: разведбат 6-й пд, 467-й полк 267-й пд.
Штабу 3-й армии не было известно, что в район Рогачёва уже прибывали 13-й панцергренадёрский полк и 5-й разведывательный батальон 5-й танковой дивизии. Кроме того, прибыл 1-й батальон 14-го панцергренадёрского полка на БТР, который был введён в районе Озерище и высоты 147,2. Вечером в 23.00 в расположение 55-го армейского корпуса прибыли 561-й тяжёлый истребительно-противотанковый дивизион на «Мардерах», который подчинили 5-й танковой дивизии, а также 1-я и 2-я батареи 655-го истребительно-противотанкового дивизиона на «Насхорнах».
Тем не менее, пока частям 3-й армии удавалось продвигаться вперёд. К вечеру 23 февраля наступавшие части подошли к Рогачёву. Согласно документам штаба армии «бой был ожесточённым и носил характер последовательного овладения одним домом за другим». Документы дивизий дают несколько иную картину. Так, 269-я сд сообщила, что: «Стремительным наступлением, выходом на коммуникации противника на р. Друть части дивизии поставили гарнизон г. Рогачёв в условия полуокружения и вынудили его к поспешному бегству из г. Рогачёв». Непосредственно бравшая город 120-й гв.сд оставила следующее описание — вечером 23 февраля усиленная рота автоматчиков 336-го гв.сп была направлена в северную часть Рогачёва на разведку. К 23.10 рота захватила северную окраину, а высланная вперёд разведгруппа проникла в центр города и установила, что на южной окраине немцев нет, скопление пехоты противника наблюдается в западной части города и усиленное движение в центре. Получив эту информацию, комдив принял решение атаковать и уже к 0.15 24 февраля 336-й гв.сп «стремительным ударом овладел центром города», а к 5.20, «уничтожая и тесня отдельные группы автоматчиков», полностью очистил город от немцев. При этом данные дивизии сообщают, что за день боев уничтожено «свыше 579 солдат и офицеров», тогда как в отчёте армии сообщалось, что «в г. Рогачёв уничтожено до 1000 солдат и офицеров противника».
К этому моменту против наступавших частей 3-й армии были стянуты части уже трёх немецких танковых дивизий, — 4-й, 5-й и 20-й, — не считая прочих войск вроде 707-й пд или 999-го стройбатальона. Хотя тяжёлые бои на этом участке продолжались ещё несколько дней, дальнейшего продвижения части 3-й армии уже не имели. Впрочем, и сделано было немало. Генерал Горбатов писал в своих воспоминаниях:
«За четыре дня наступательных боев мы достигли немалых результатов. Форсировали Днепр, прорвали сильно укреплённую оборонительную полосу противника, захватили выгодный в оперативном отношении плацдарм размером 62 км по фронту и до 30 км в глубину (этот плацдарм позднее сыграл большую роль в летней Бобруйской операции)».
Комментарии к данной статье отключены.