Начавшаяся 30 ноября 1939 года советско-финляндская война в соседней Швеции была воспринята по-разному. Среди простых шведов не было единого мнения о том, что принесет самой Швеции эта война – кто-то полагал, что даже полный разгром и оккупация Финляндии не создаст угрозы Швеции, кто-то имел строго противоположное мнение. Некоторые полагали, что СССР даже прав, что собрался прибрать Финляндию к рукам до того, как это сделает Германия, а совсем уж радикальные элементы считали начавшуюся войну отличным шансом возродить былое величие Швеции и вернуть под сень короны отторгнутые более 100 лет назад территории. Но, безусловно, в начавшейся войне симпатии большинства шведов, от короля до простого рабочего, были на стороне Финляндии.
Шведы на протяжении всей войны предпринимали неоднократные попытки так или иначе помочь соседям. Швеция пыталась предложить себя в качестве посредника для возобновления мирного диалога, поставляла в Финляндию вооружение, продовольствие, лошадей, машины и многое другое, шведы устраивали субботники в пользу Финляндии, переводили в пользу неё деньги, шведские банки предоставляли кредиты, шведский медперсонал работал в финских больницах и госпиталях. Совокупный объем помощи, полученный из Швеции во время войны, составил 1470 млн. финских марок, в том числе 500 млн. в качестве добровольных пожертвований. Для сравнения, совокупный объем поступлений со стороны США составил 270 млн., Великобритании – 500 млн., Франции – 600 млн. марок. В пересчете на современные деньги объем помощи со стороны Швеции составил около 1,6 млрд. долларов!
Несмотря на это, шведские власти не обращали внимания на весьма настойчивое давление как извне, так и изнутри, и так и не согласились ради Финляндии пожертвовать нейтралитетом и официально оказать соседям прямую военную помощь своими вооруженными силами. Шведские граждане, тем не менее, все же приняли довольно массовое участие в войне, став наиболее многочисленной и организованной группой добровольцев: за время войны в Финляндию прибыли 11663 добровольца из 26 стран мира, и этой когорте «волонтеров свободы» было целых два француза, 13 англичан и… 8680 шведов!
Добровольческое движение в помощь Финляндии в Швеции впервые возникло во время финской гражданской войны 1918 года. Тогда в только что обретшую независимость страну поехали воевать офицеры шведской армии, да и просто сочувствующие. В составе армии финских «белых», помимо офицеров, острую нехватку которых из местных кадров ощущали обе стороны, в итоге сформировали отдельную шведскую добровольческую бригаду, насчитывающую, правда, всего около 800 человек. Вернувшись на родину, эти люди впоследствии столкнулись с довольно жестким прессингом со стороны шведских профсоюзов, где традиционно верховодили левые. Для своей защиты ветеранам финской гражданской пришлось даже создать собственную организацию – «Союз воинов Финляндии». Интересно, что и в самой Финляндии бывших солдат «белой» армии местные профсоюзы в 1920-х – начале 1930-х третировали ничуть не меньше.
Именно бывшие участники финской гражданской войны стояли у истоков очередной волны добровольческого движения шведов. В октябре 1939 года, когда только начались советско-финляндские переговоры, командир танкового батальона Лейб-гвардии Готского пехотного полка полковник Карл Август Эренсвярд предложил сформировать 25-тысячный добровольческий корпус для помощи финнам в проведении оборонительных работ. Что из этого вышло у шведского полковника нам, к сожалению, не ведомо, но точно известно, что в таких товарных количествах шведские рабочие-добровольцы до войны в Финляндию не поступали. Тем не менее, о масштабах замыслов Эренсвярда представление нам этот факт дает неплохое. Неудивительно, что как только 30 ноября началась война, деятельность Эренсвярда и его единомышленников буквально забила ключом. В первый же день началась печать агитационных плакатов, призывавших шведов принять активное участие в судьбе Финляндии. Любопытно, что главный лозунг этой кампании «Финляндия – наше дело» (Finlands sak är vår) сочинил не кто-нибудь, а глава шведского МИД Кристиан Гюнтер.
В тот же день в Стокгольме открылся первый пункт записи добровольцев. Правда, Эренсвярд не имел к нему никакого отношения – первым в этом деле стал глава «Союза воинов Финляндии» 48-летний майор Аллан Винге, действовавший по собственной инициативе. По размаху своей деятельности он не шел ни в какое сравнение с Эренсвярдом – Винге всего лишь открыл частный вербовочный пункт, Эренсвярд же готовил масштабное мероприятие, подразумевавшее активное участие государства.
Уже 3 декабря полковник Эренсвярд сотоварищи вчерне начали оформлять образ будущего добровольческого корпуса. Он должен был состоять из трех батальонных боевых групп, усиленных артиллерией, авиационной группы, а также различных отдельных специальных подразделений – егерей, противотанкистов, связистов, саперов и т.д. На следующий же день в Стокгольме при участии Эренсвярда был учрежден т.н. «Финляндский комитет» (Finlandskommittén), председателем которого стал известный шведский ученый, директор Музея Северных стран Андрес Линдблом. Кроме него, в комитет вошли еще несколько ученых и военных. Основной своей задачей комитет видел организацию добровольческого корпуса для действий в Финляндии и получение финансирования добровольцев со стороны шведского правительства.
Шведское правительство, в свою очередь, хотя и всецело разделяло деятельность «Финляндского комитета», на официальном уровне поддерживать его отнюдь не спешило, опасаясь, что все эти телодвижения с организацией добровольческого корпуса в Швеции могут негативно сказаться на нейтральном статусе Швеции и в конечном итоге втянут её в войну сначала с СССР, а затем и в начавшуюся мировую войну. Принятая в Гааге 18 октября 1907 года V конвенция о правах и обязанностях нейтральных держав прямо запрещала нейтралам формировать военные отряды и открывать учреждения для вербовки в пользу одной из воюющих сторон. Таким образом, создание вербовочных пунктов и формирование добровольческих отрядов лишало бы Швецию нейтрального статуса.
Но тут была лазейка. Статья 6 той же конвенции гласила, что «…ответственность нейтральной державы не возникает вследствие того, что частные лица отдельно переходят границу, чтобы поступить на службу одного из воюющих». Даже если шведские граждане в массовом порядке ринулись бы через границу воевать за финнов, шведский нейтралитет это никак не задевало, а на неофициальные вербовочные пункты можно было и прикрыть глаза. Однако на всякий случай шведское правительство запретило открытую вербовку добровольцев, и Эренсвярду пришлось отложить уже заготовленные плакаты и довольствоваться объявлениями в местных газетах с одним единственным словом «Финляндия» и номером телефона. Позже шведское правительство выслушает немало упреков в свой адрес по этому поводу. Особо рьяные критики утверждали, что если бы комитету позволили развернуться по полной программе уже в декабре, он смог бы навербовать от 20 до 30 тысяч добровольцев уже к концу месяца, а не 1700–1900, как это получилось в действительности.
Финны, надо отметить, поначалу по вопросу о добровольцах заняли весьма неоднозначную позицию. Они соглашались принимать добровольцев только организованными и уже тренированными группами с минимум двумя офицерами, своим оружием и снаряжением. Объяснялось это тем, что у Финляндии нет возможности вооружать и готовить у себя эти группы. Правда, в январе, потеряв к концу 1939 года только убитыми более 5500 человек, финское командование резко передумало и сняло эти ограничения, любезно согласившись принимать в качестве добровольцев любых годных к воинской службе мужчин, за редким исключением – например, русских.
Тем не менее, «Финляндский комитет» уже в декабре наладил с финским командованием тесные контакты, начав обсуждать вопрос, где и на каких условиях могут быть использованы шведские добровольцы. Карельский перешеек отпал сам собой сразу по нескольким причинам. Во-первых, финны там неплохо справлялись и сами, и куда больше проблем у них вызывали северные направления. Не имея тут к началу войны каких-либо серьезных сил, финское командование для сдерживания двигавшихся вглубь страны многочисленных советских «колонн», каждая из которых состояла из одной, а то и двух дивизий, было вынуждено направлять туда большую часть своих резервов. Во-вторых, руководители «Финляндского комитета» не без оснований опасались, что, попав на передовую на Карельском перешейке, необстрелянные шведы быстро понесут тяжелые потери, что серьезно подорвет у многих из них желание и дальше воевать за Финляндию.
Таким образом, уже на подготовительном этапе было принято решение, что шведы будут воевать в северной Финляндии, ближе к границам своей страны. На территории Швеции будет проходить набор добровольцев, их медицинское освидетельствование, инструктаж и другие организационные моменты. Далее добровольцы небольшими организованными группами будут направляться в финский приграничный городок Торнио, где организуют лагерь для боевой подготовки новобранцев. Туда же с территории Швеции будут поступать вооружение, экипировка, снабжение и прочее для будущих добровольцев. Вооружение для корпуса формально закупалось или арендовалось у шведской армии, обеспечение всем необходимым планировалось за счет шведской общественности и промышленников, хотя де-факто снабжение шло и от государства.
Вопрос с формой будущих добровольцев решили просто, но элегантно – их решили одеть в новую шведскую форму, которая еще не поступила в собственную армию. С формы спарывались кокарды, форменные пуговицы, вместо которых нашивался символ организации «Северная свобода» (четыре руки, держащие друг руга). Кроме того, для каждой боевой группы была разработана специальная эмблема, нанесенная на пуговицы. Для I группы это были скрещенные луки, для II группы – голова лося, для III группы – скрещенные мечи. Эренсвярд с невероятной скоростью провернул еще одно важное для будущего корпуса дело: 7 декабря он написал письмо начальнику ВВС Швеции с просьбой выделить пилотов и самолеты для добровольческой авиагруппы, запросив дюжину истребителей и столько же бомбардировщиков. Уже 14 декабря правительство дало добро на это, а 10 января оперативно сформированная и уже полностью укомплектованная авиагруппа вылетела в Финляндию! Правда, вместо 12 бомбардировщиков она получила только четыре.
Была выбрана кандидатура и на пост командира корпуса. Им должен был стать генерал-лейтенант Эрнст Линдер, ближайший сподвижник финского главнокомандующего Маннергейма во время гражданской войны. 71-летний генерал, между прочим, сам записался в волонтеры в числе первых.
События, казалось бы, развивались прекрасно, за исключением одного момента – собственно добровольцев категорически не хватало. Комитет главным виновником считал нерешительность правительства, запрещавшего открытую агитацию. Правительство и вправду в этом вопросе изрядно «штормило» весь декабрь: после исключения СССР из Лиги Наций открытая агитация была разрешена, но, видя, что за громким актом с исключением не последовало ровным счетом ничего, шведское руководство резко передумало и три дня спустя вновь запретило агитацию, а перед Рождеством вновь разрешило. Последнее решение вдруг дало резкий скачок желающих: сразу 600 человек пришло на пункты вербовки за пару-тройку дней. Злые языки этот внезапный порыв объясняют, помимо прочего, окончанием рождественских праздников и весьма благоприятными новостями с финского фронта: русские везде были остановлены, а кое-где даже разбиты. Человеческое желание помочь ближнему, но при этом еще и самому не пострадать следует признать вполне естественным! Так, можно отметить, что при формировании зенитной батареи для ПВО Турку в том же декабре на 35 требующихся специалистов конкурс вышел просто ошеломляющий: желание послужить в батарее в течение нескольких дней изъявило 305 добровольцев, что немногим меньше, чем Эренсвярд смог набрать для своего корпуса за всю первую половину декабря.
Тем не менее, 21 декабря первая партия добровольцев в количестве 400 человек с вокзала в Стокгольме была отправлена в Финляндию. Это был костяк I боевой группы, во главе которой был поставлен ближайший сподвижник Эренсвярда, опытный артиллерист, преподаватель военного училища подполковник Магнус Дюрссен.
С нового года процесс вербовки добровольцев раскрутился на полную катушку – по стране работало уже 125 пунктов вербовки добровольцев. Опасаясь, что добровольческое движение высосет из армии слишком много ценных кадров, а также потенциальных призывников, что приведет к подрыву обороноспособности самой Швеции, правительство ограничило общее число добровольцев цифрой в 8500 человек. Сам же процесс вербовки шел уже настолько неприкрыто, что в начале января советское правительство через своего полпреда А.М. Коллонтай заявило Швеции протест по поводу антисоветской пропаганды в шведской печати и отправки шведских добровольцев в Финляндию. Шведы отмалчивались десять ней, после чего заявили, что свобода прессы – это святое, а препятствовать своим гражданам, которые исключительно в индивидуальном порядке и по собственной инициативе едут воевать за Финляндию, оно тоже не может.
В общей сложности в состав корпуса пожелали вступить более 12000 человек, однако им предстояло пройти еще и весьма придирчивый отбор. Браковали по здоровью, дорога в корпус была заказана разным сомнительным личностям с уголовным прошлым, любителям выпить. Однозначно отсеивали «идеологически сомнительных», т.е. добровольцев с левыми взглядами. В итоге в состав корпуса попали 8260 шведов, из которых 2449 были жителями Стокгольма. Интересно, что на втором месте по численности стояли жители провинции Норрботтен (1258 человек), жители которой вообще считались довольно «левыми» по своим взглядам. Среди добровольцев были люди из совершенно разных слоев общества – от студентов и рабочих до представителей аристократии и культурной элиты шведского общества. Большинство добровольцев было в возрасте от 20 до 30 лет, каждый шестой – старше 35, 248 человек были старше 45, 628 – от 18 до 20 лет. К слову сказать, добровольцам младше 21 года для вступления в корпус требовалось письменное разрешение родителей или опекунов. Каждый прибывающий волонтер подписывал контракт с финским правительством, а в случае попадания в плен должен был представляться гражданином Финляндии.
В начале января в Финляндию приехал генерал Линдер, взявшийся непосредственно за формирование подразделений корпуса. Он был весьма измотан – встретивший его Дюрссен записал в дневнике, что не удивился бы, если бы престарелый генерал прямо там же упал и немедленно умер. Впрочем, хорошие отношения Линдера с Маннергеймом выглядели весомее, нежели физическое состояние Линдера, да и твердый ум и ясный взгляд на ситуацию шведский генерал по-прежнему сохранял.
Как уже говорилось, корпус был поделен на три боевых группы и отдельные подразделения, подчинявшиеся непосредственно штабу корпуса. Каждая боевая группа имела в своем составе три пехотных роты, роту егерей для диверсионной работы, роту тяжелого вооружения (станковые пулеметы, противотанковые ружья и минометы), артиллерийскую батарею, взвод связи и взвод, специально предназначенный для расчистки снега. Помимо них в составе корпуса имелись так же авиагруппа, два противотанковых взвода, рота ПВО, саперная рота, две отдельных роты егерей, две автороты, дорожная рота, комендантская рота, обозная рота, два медицинских взвода, полевой госпиталь и ветеринарный лазарет. На вооружении корпуса находились 75-мм орудия образца 1902 года, 75-мм, 40-мм и 20-мм зенитные орудия, 37-мм противотанковые пушки, 80-мм минометы и 13-мм противотанковые пушки. Транспорт корпуса включал 83 мотоцикла, столько же легковых и 350 грузовых автомашин, а так же 13 тракторов.
Тем временем в Торнио началась боевая учеба добровольцев. До прибытия Линдера командование добровольцами в Финляндии осуществлял подполковник Дюрссен, он же руководил процессом подготовки. Помимо прибывающих шведских волонтеров, на попечение последнего передали еще и норвежских добровольцев – всего их в корпус прибыло 727 человек. Норвежское правительство, не мешая добровольцам, категорически отказало своим офицерам в возможности поучаствовать в войне, а потому шведы согласились взять по свое крыло и «бесхозных норвегов». А вот группу из 139 датчан принять в корпус категорически отказались, мотивировав это тем, что датчане якобы не приспособлены для действий в суровых северных условиях! Интересно было бы, конечно, узнать, чем с точки зрения шведского командования 539 добровольцев из самой южной шведской провинции Мальмё или 547 жителей Гетеборга в отношении морозоустойчивости отличались от проживающих с ними на одних широтах датчан, но теперь уже вряд ли нам это удастся.
К разочарованию Дюрссена, подавляющее большинство добровольцев вообще не имело лыжной подготовки, что в условиях Крайнего Севера приобретало критическую важность, и поэтому добровольцев в первую очередь предстояло поставить на лыжи. Вскоре выяснилось, что вполне себе годно служившие шведской армии казенные лыжные ботинки в новых условиях отчего-то совершенно не отвечают требованиям момента – добровольцы в них отчаянно мерзли, не считая других, менее серьезных неприятностей. Острым дефицитом были меховые шапки и перчатки, что стало следствием того, что шведские власти изначально не рассчитывали, что добровольцев наберется более 4000 человек.
Занятия начинались в 9:55 и шли весь световой день, после чего была сауна и отдых. Алкоголь был под строжайшим запретом. За время интенсивной, но непродолжительной подготовки Дюрссен надеялся хотя бы научить бойцов ходить на лыжах, дать общие навыки владения личным оружием и в общих чертах сколотить боевые подразделения. Обучение борьбе с танками превратилось в своего рода игру, где один человек выполнял роль танка, а другой должен был «поджечь» его с помощью снежка! Обучение сильно буксовало, в том числе во многом благодаря 30-градусным морозам, ставшим нормой в это время, и к середине января Дюрссену пришлось забраковать 100 человек из приехавших к тому времени, еще 150 волонтеров болели простудой.
Пока Дюрссен гонял своих подчиненных, финские дипломаты забрасывали шведское правительство просьбами о немедленной помощи. В начале февраля шведы отклонили очередной запрос Финляндии о посылке ей на помощь одной-двух дивизий, в качестве утешительного подарка увеличив до 12000 квоты на добровольцев. Примерно тогда же глава финского МИД Вяйне Таннер поинтересовался у своего шведского коллеги, почему эпопея с набором добровольцев идет уже полтора месяца, а ни одного шведа на фронте до сих пор нет. Последствия не заставили себя ждать, и 3 февраля Дюрссен получил приказ во главе I группы, единственного на тот момент относительно боеготового подразделения корпуса, в составе 1500 человек с артиллерией выдвигаться на лыжах в городок Рованиеми (около 130 км), откуда транспортом их должны были перебросить к фронту в Кемиярви. Далее от Кемиярви непосредственно на фронт в район поселка Мяркяярви шведы вновь должны были следовать на лыжах еще около 60 км. Следом за ними должны были отправиться остальные части.
Этот марш стал едва ли не самым тяжелым испытанием для шведов за войну: здесь в полной мере всплыли все недостатки в подготовке и обмундировании шведов. В результате марша около 100 человек из состава группы выбыли по болезни, но, тем не менее, отряд Дюрссена во второй половине февраля прибыл в район Мяркяярви, где начал ожидать подхода остальных сил корпуса. Как бы ни был тяжел переход Дюрссена, поход II группы подполковника Викинга Тамма получился еще более плачевным – до Кемиярви они добрались более-менее благополучно, но вот ночной переход к Мяркяярви не задался (ночью пришлось идти из-за советской авиации, постоянно рыскавшей над единственной дорогой от Кемиярви к Мяркяярви).
Ночью температура опустилась до −45 градусов. Лошади, тащившие обоз и артиллерию, выбивались из сил, и часто приходилось останавливаться, при этом пехотинцы вынуждены были «нарезать круги», чтобы не замерзнуть. В довершение всех бед, неправильные карты местности привели к тому, что группа сделала крюк, нарезав лишних 12 километров. В походе многие бойцы получили сильнейшие обморожения, дело доходило даже до ампутаций конечностей. Из 1500 бойцов группы 80 человек пришлось отправить назад, поскольку полученные при переходе обморожения были несовместимы с дальнейшей службой.
Итак, к 24 февраля I и II боевые группы сосредоточились на фронте западнее Мяркяярви. На следующий день генерал Линдер торжественно принял на себя командование обороной в Лапландии у финского генерала Валлениуса, который, в свою очередь, отправился защищать от Красной Армии северное побережье Выборгского залива. Вместе с Валлениусом убывали пять финских батальонов, оборонявшихся в районе Мяркяярви. Еще два финских батальона, сведенные в т.н. «Отряд Ройнинена», были переброшены чуть севернее, в район поселка Ноусу, а один располагался на дороге в 5–8 километрах южнее Мяркяярви. Таким образом, шведы, фактически, оказались предоставлены сами себе.
Ситуация на принятом шведами участке фронта уже полтора месяца была достаточно спокойной. В декабре наступавшая на этом направлении советская 122-я стрелковая дивизия прорвалась глубоко на финскую территорию и была остановлена только недалеко от Кемиярви. В начале января финны контратаковали, пытаясь окружить и разбить советскую дивизию, но сил для этого у них не хватило. Тем не менее, советское командование решило отвести дивизию немного назад, в район поселка Мяркяярви, где она заняла прочную оборону. На этом активная фаза боев фактически завершилась, и фронт здесь стабилизировался.
К 28 февраля шведы полностью развернулись на новых позициях. Дорогу Мяркяярви – Кемиярви занимала I группа, севернее начинались позиции главных сил II группы, а южный фланг прикрывала 3-я пехотная рота II группы. «Укрепления», оставшиеся от финнов, новых хозяев откровенно разочаровали – вместо окопов и блиндажей они обнаружили какие-то канавы глубиной в несколько десятков сантиметров, укрывавшие бойца, только если он сидел в них на корточках. Выдолбить более глубокие окопы в мерзлом грунте финны просто не смогли. Поэтому прежде всего шведы принялись за укрепление обороны, по ночам натягивая колючую проволоку и выставляя мины на наиболее опасных направлениях.
Впрочем, сидеть в обороне шведы не собирались. Зная, что перед ними стоят две советские дивизии (122-я и 88-я), шведы, тем не менее, вознамерились атаковать и окружить 122-ю дивизию, отрезав её от снабжения, и это имея на фронте около 2500 человек, т.е. уступая противнику в численности примерно в 5 раз! К счастью для отчаянных потомков викингов, свои суицидальные планы до окончания войны они в полной мере реализовать так и не успели. Тем не менее, уже 1 марта они вступили в свой первый бой. Дебют вышел неудачный: шведский патруль угодил в засаду и в результате потерял трех человек убитыми и четверых пленными. В тот же день при артобстреле позиций I группы погиб подполковник Дюрссен, получивший осколок в голову. Временным исполняющим обязанности командира I группы был назначен капитан Карл Бонде, а затем в командование вступил подполковник Карл-Оскар Агель.
Первая неудача не смутила шведов, и уже на следующий день егерская рота II группы под командованием лейтенанта Андерса Графстрёма была направлена прощупать советскую оборону севернее Мяркяярви. Местность здесь была открытая, лишь в одном месте имелась небольшая роща, которую и заняли шведы. Вскоре шведов заметили, а спустя некоторое время началась атака. К разочарованию оборонявшихся, русские не наступали по пояс в снегу, держась за руки и распевая пьяные песни, а вполне грамотно двигались на лыжах в разомкнутых порядках. Однако советское командование явно недооценило силы шведов (егерская рота насчитывала 168 человек), потому не озаботилось даже артиллерийским обстрелом рощи. Егеря, подпустив красноармейцев на 500 метров, открыли огонь, и атакующие отошли, понеся потери, и стали дожидаться подкрепления.
К вечеру подошел еще один отряд красноармейцев (шведы оценили его в 150 человек) и последовала вторая атака в попытке окружить добровольцев. Графстрём бросил своих егерей в контратаку. Уже понесшие потери от оборонительного огня шведов красноармейцы, и так почти не имевшие превосходства над шведами в численности, были буквально смяты натиском противника, откатившись к исходным позициям. Шведы деловито перебили большинство оставшихся на поле боя раненых, либо пристреливая их, либо «проверяя штыком температуру». Варварское отношение к раненному противнику шведы впоследствии традиционно объясняли тем, что тяжелораненых тащить с собой они не могли, да и вообще СССР не подписал Гаагскую конвенцию 1907 года об обращении с пленными… Нескольких «счастливчиков» шведы взяли в плен. Добровольцы оценили советские потери в пару сотен человек, сами же в рукопашной потеряли четверых, еще шестеро погибли при отступлении из рощи, а семь человек пропали без вести. «Рейд Графстрёма» шведы до сих пор считают одной из самых успешных акций «зимней войны».
5 марта добровольцам «передала привет» советская авиация – истребитель с небольшой высоты обстрелял транспортную колонну корпуса. Среди людей жертв не было, но одна машина получила тяжелые повреждения. На следующий день шведский разведдозор попал в очередную засаду. Один из разведчиков был тяжело ранен в ногу, и шведы попытались вытащить его на себе, но в итоге командир группы приказал всем отходить, а его оставить с раненым. Вскоре шведы услышали два выстрела, и, вернувшись назад, нашли два трупа. Все было похоже на то, что лейтенант сначала добил своего товарища, а потом застрелился сам.
Последнее сравнительно крупное боестолкновение шведов с красноармейцами имело место 10 марта. В этот день командир II группы Викинг Тамм зачем-то решил захватить небольшой советский наблюдательный пункт на высоте Ристеливаара, расположенный примерно в километре юго-восточнее позиций 3-й роты группы. Атака была запланирована на утро 11 марта, но вместо этого шведам пришлось отражать советскую разведку боем, начавшуюся во второй половине дня 10 марта. Шведские позиции засыпали минометными минами, впрочем, без особого успеха. Саму атаку, проводившуюся силами примерно пары взводов, добровольцы отбили к вечеру, после чего всю ночь слышали ужасающие стоны умирающих на морозе раненых. Утром шведские разведчики обследовали передний край и обнаружили ужасающую картину: 46 тел, застывших в предсмертной агонии, часть из которых буквально вмерзла в лед.
Последующие дни прошли в перестрелках и артиллерийских дуэлях. Самому сильному обстрелу шведские позиции подверглись утром 13 марта, незадолго до окончания войны. За две недели, проведенные на фронте, шведам больше всего запомнились даже не боестолкновения с советскими войсками, а ужасающие условия пребывания – сильнейшие морозы, ужасная антисанитария, невозможность просто нормально умыться или сменить белье. Потери шведского корпуса за время боев составили 37 человек убитыми, 45 ранеными и 140 выбывшими из строя по другим причинам, в основном из-за обморожений. Пять шведов попали в плен и были возвращены летом 1940 года. Основная же часть добровольцев вернулась домой в апреле.
Шведам сильно повезло, что война завершилась именно в эти мартовские дни. Передавая неопытным добровольцам этот участок фронта, финское командование не подозревало, что командование советской 9-й Армии запланировало нанести свой наиболее сильный удар именно здесь и уже завершало перегруппировку войск. Уже к 10 марта там были сосредоточены усиленная горно-стрелковым полком 122-я и 88-я стрелковые дивизии (без одного полка), ожидалось прибытие 172-й стрелковой дивизии. Эту группировку должны были поддержать основные силы ВВС армии в составе двух истребительных авиаполков и бомбардировочной авиабригады. Кроме того, южнее, в районе Куусамо, была сосредоточена т.н. группа Артемьева в составе восьми лыжных батальонов. Она должна была овладеть Куусамо, а затем двигаться во фланг финским силам, противостоящим Особому стрелковому корпусу. В районе Куусамо у финнов воинских частей практически не было, поэтому продвижению группы Артемьева ничто не мешало. Не нужно быть стратегом, чтобы понять, что эти силы просто раздавили бы шведский корпус вместе с поддерживающими его тремя финскими батальонами. Но мир наступил, и шведам повезло вернуться домой…
Комментарии к данной статье отключены.