– Красивые названия у этих китайцев, особенно если знать перевод, – говорил сам с собой Аркадий Загурский. – Мавэй. – Так назывался населённый пункт, куда он направлялся. – «Грива лошади…» Поэтично!
Стояло жаркое, как и обычно в этой местности, лето двадцать третьего года. События, произошедшие в России, разбросали русских людей по всему необъятному миру.
Загурский испытывал знакомое волнение – как бывало с ним всегда, если предстояла встреча с боевым лётчиком и разговор с ним о чём-нибудь новом, интересном в таком захватывающем деле, как авиация. Стать пилотом бывшему корреспонденту давно закрывшегося русского военного обозрения «Новое время» так и не довелось. Пока. Всё-таки Аркадий рассчитывал, что рано или поздно он «обретёт крылья».
Сейчас же его путь лежал в окрестности Фучжоу, где в местечке Мавэй располагалась большая военно-техническая школа и при ней – авиационный учебный центр, в котором китайцев обучал известный русский лётчик, прославившийся в минувшую Великую войну, – Михаил Иванович Сафонов.
Заведение представляло собою лётное поле, несколько навесов, сделанных из циновок, под которыми находились аппараты, а также хижины для жилья. Русский лётчик обнаружился под одним из навесов – возился с какой-то машиной.
Познакомились, обменялись приветствиями. Аркадий назвался, кратко сказал о себе – корреспондент, возможно (он слегка покраснел) в будущем – писатель. Сейчас трудно что-то заранее планировать: жизнь стала неустойчивой. Но когда-нибудь… Он надеется даже закончить книгу. Пока – одни наброски. И, конечно, время от времени – сотрудничество с прессой.
- Вы, простите, для какого издания писать намерены? – суховато полюбопытствовал Сафонов.
- В Харбине хочу напечатать, – пояснил Загурский. – Вы тут как устроились? Это я лично для себя интересуюсь, не для печати, – быстро добавил он.
- Да неплохо, – ответил Сафонов, как показалось Аркадию, уклончиво. – Жена со мною, дети. Пока мы с ней странствовали по миру, то уходя от большевиков, а то и сражаясь с ними, у нас двое детей народилось… Родины не знают. Мать да отец – вся их родина.
- А с китайцами у вас отношения как? – продолжал расспрашивать Аркадий.
- Если вы в Китае не первый день, то уж наверное знаете, какой это народ, – хмыкнул Сафонов. – До учёбы жадные, очень старательные, всегда благодарные за пояснения. Здесь, по всему Китаю, сейчас много русских. Только китайцы смешно наши имена произносят. Не дознаешься. – Он вспомнил что-то, улыбнулся уголком рта. – Как-то раз услыхал, что где-то у них работает какой-то русский по имени «Бадцзинзцы». Ломал себе голову – что бы это могло означать? Предположительно – «Ободзинский», да поди ж докопайся: надо бы его лично отыскать да спросить, потому что у китайцев большего не дознаешься…
Аркадий вздохнул:
- Если для художественной книги собирать материал, то и «Бадцзинзцы» достаточно, а если писать корреспонденцию, то, конечно, требуется выяснить точно. Ну да ладно, я же по вашу душу пришёл, Михаил Иванович. Расскажите про вашу работу.
- Я вам лучше сперва покажу мой самолёт, – обещал Сафонов. – Вот, отлаживаю новый, опытный гидросамолёт-бомбардировщик. Называется – «Морской ястреб».
«Морской ястреб», даже в полуготовом состоянии, внушал почтение изрядными размерами, хотя крылья его ещё стояли под циновкой отдельно от фюзеляжа. Поплавки будущего аппарата, огромные – особенно если глядеть на них отдельно от самой машины, – также лежали отдельно под циновкой.
- Хорош? – кивнул Сафонов.
- Очень! – искренне отозвался Аркадий. – До «Муромцев», конечно, далеко… Но «Муромец» – это как целое селение…
- Эх, «Муромцы»! С такими аппаратами войну проиграть! – с досадой молвил Сафонов. – До сих пор опомниться не могу.
- Вы, простите, где воевали? – Аркадий сразу насторожился: ушки на макушке, привычка корреспондента «вытряхивать» из собеседника как можно больше информации и особенно – пользоваться моментами, когда тот «рассиропился» и пустился в воспоминания.
- Что, уже о своей книге задумались? – Сафонов проницательно глянул на Аркадия. – Да я охотно расскажу вам, намолчался уж. Можете не хитрить.
Он вздохнул.
- Лет мне, милостивый государь, тридцать, а родом я из Воронежской губернии и поначалу шёл по военно-морской части: закончил в Петербурге Военно-морскую Академию. И было это в девятом году…
Аркадий кивнул:
- Из моряков, значит?
- Из Балтийских, – подтвердил Сафонов. – И служил на линейных кораблях, последний мой корабль был «Севастополь». Но аэропланы… Вы знаете, наверное, как это случается: увидит человек летящий аэроплан – и всё, «заболел». Положим, те, кому освоить полёты не под силу, пожилые люди, к примеру, – а я допускаю и среди них романтиков, – они просто будут ходить на все авиационные митинги и любоваться. А такие, как я? Мне же тогда чуть более двадцати исполнилось! Разумеется, подал прошение.
- Это было до войны или во время? – спросил Аркадий.
- Во время, – кивнул Сафонов. – Я начал посещать школу морской авиации Балтийского флота с ноября пятнадцатого года. Теорию авиационного дела изучал на курсах аэродинамики при Политехническом институте. Там отменно преподавали, доложу я вам… Ну а потом практика.
- Зимой? – удивился Аркадий.
- Русские и зимой воюют, – хмыкнул Сафонов. – На чём француз в двенадцатом году и погорел, если помните… Ладно, не стану преувеличивать. Действительно, полёты над Балтикой в зимнее время смертельно опасны. Вода ледяная, попадёшь – в считанные минуты остановка сердца. Поэтому на Каспийском море, недалеко от Баку, создали зимнюю базу авиашколы Балтийского флота. Вот туда нас и отправили.
- Вот оно что, – протянул Аркадий.
- Разочарованы? – улыбнулся Сафонов.
- Нет, просто запоминаю, интересно же.
- Там я поднялся в небо впервые, – Сафонов задрал голову, задумчиво поглядел на чужое небо Китая. Далеко забросила судьба русского лётчика!.. – Такой день в судьбе пилота не забывается, – проговорил Сафонов. – Случилось это первого декабря пятнадцатого года. К полётам у меня определённо обнаружился талант, это все признавали, и даже мне было очевидно. Поэтому я быстро сдал экзамен и по возвращении на Балтику сразу получил аппарат – «Фарман-11».
- А служили вы тоже на Балтике?
- Так где же ещё! – живо откликнулся Сафонов. – Меня направили в Ревель, зачислили в штат Ревельской авиастанции, дали звание военного пилота и положили годовое жалованье – девятьсот двадцать рублей. Таким образом, я превратился в весьма респектабельного мужчину! Произошло это, дайте-ка подумать… в апреле шестнадцатого. Вам как представляется, Аркадий, – давно это было или недавно?
- Вечность назад! – искренне сказал Аркадий.
- Вас ведь тоже жизнь с тех пор потрепала? – прищурился Сафонов.
- Всякое бывало, – отвечал Аркадий. – Но любопытство мое к людям не угасло, а это в избранной мною профессии главное.
- Пожалуй, – согласился Михаил Иванович. – Вы, Аркадий, знаете, чем летающая лодка отличается от гидросамолёта?
- Летающая лодка – я так понимаю, - это гидросамолёт без поплавков. Они взлетают с воды и садятся прямо на фюзеляж.
- Молодец, предмет изучили, – похвалил Сафонов.
Аркадий покраснел:
- Не дразнитесь, Михаил Иванович, вы же не гимназист.
- Да? – Сафонов засмеялся, потом стал серьёзным. – А жаль, Аркадий, очень жаль, что мы с вами больше не гимназисты… Ладно. Вернусь в шестнадцатый год. Тогда создавалась авиация Балтийского флота, и экипажи объединили в два дивизиона. Каждый дивизион состоял из трёх авиаотрядов, а назывались эти отряды буквами кириллицы. Меня определили в «Глагол» – самый боевой, по тогдашним меркам. Репутация наша была отчаянная.
- А летали на чём? – спросил Аркадий. – Неужто на том же «Фармане»?
- Нет, нам отличные аппараты дали – М-9, летающие лодки Григоровича. Машина большая, сильная… Кстати, вам известно, что морская авиация у нас находилась в составе службы связи? Выделили её из этого подчинения только в октябре шестнадцатого года. Собственно, когда и формировали вышеназванные дивизионы.
- Ясно, – кивнул Загурский.
- Хорошо, что вам ясно, – сказал Сафонов. – Нам вот долго было неясно, почему мы находимся в службе связи… У меня, милостивый государь, пять офицерских наград, кортик с надписью «За храбрость», а получал я эти награды в звании «военного лётчика». Ещё один русский парадокс. Памятный день у меня был девятое сентября шестнадцатого года. Мы с моим механиком-пулемётчиком Орловым летали на разведку над Ирбенским проливом. И там, над фортом «Михайловский», произошла наша первая стычка с немцем. Против нас был двухместный германский разведчик. Подпустили мы его на дистанцию в пятьдесят метров и открыли огонь. И короткой очередью в двадцать пуль подбили. За это мне вручили «Святую Анну» 4-й степени.
Сафонов перевел взгляд на «Морского ястреба», словно с трудом возвращаясь из прошлого в настоящее, из хмурых небес Балтики – в знойную реальность Китая.
Зажмурился.
- Да, потешилась надо мной судьба, – признал он. – Ладно. Недели через три случился другой памятный бой. Вылетаем двумя «Григоровичами» М-9: на одной лодке лейтенант Гарковенко с механиком-пулемётчиком Зайчевским, на другой – мы с Орловым. Летели мы на озеро Ангерн. Там находилась германская авиационная база. С месяц назад наши хорошо её разбомбили, но немцев оттуда окончательно не вышибли, так что целью нашей разведки было выяснить – насколько германец успел там отстроиться. Ну и решение принять в соответствии с увиденным. Может, бомбочек им добавить, если не хватило.
Летим… Глядим… Точно, на базе у немцев опять орднунг и самолёты стоят. Мы и сбросили на них двенадцать бомб и повернули обратно. Тут-то на нас и накинулось сразу двадцать германских аэропланов. Немцы умно делали – летали большими группами. Схватились мы – тут меня в ногу ранило. Дело поворачивалось совсем плохо, и вряд ли мы с вами бы тут так мило беседовали, господин Загурский, если бы лейтенант Гарковенко, друг мой ещё по лётной школе, не бросился мне на выручку. Оттянул немцев на себя – его сбили. Погиб и он, и Зайчевский, оба… А мы с Орловым кое-как дотянули до базы.
- И долго вы лечились?
- По военным меркам – долго, целый месяц. В госпитале мне вручили «Святого Станислава» 3-й степени с мечами и бантом, но куда милей мне стала другая награда: там я познакомился с одной прекрасной сестрой милосердия. И звали её прекрасно – Людмила…
Аркадий невольно улыбнулся. Улыбнулся и Сафонов:
- Догадались уже? Да, со временем она сделалась моей женою... Превратности судьбы не всегда бывают к дурному, господин Загурский. Случаются и добрые её повороты.
Комментарии к данной статье отключены.