Когда в ноябре 1945 года в Нюрнберге начался судебный процесс над военной и политической верхушкой Третьего рейха, среди прочих в подсудимых оказались и два бывших главнокомандующих кригсмарине — гросс-адмиралы Редер и Дёниц. Взаимоотношения этих неординарных людей всегда были сложными, однако под угрозой свободе и даже жизни обоих они достигли точки кипения.
«Я спросил его, что больше – 21 или 44?». Этот, казалось бы, странный вопрос Карл Дёниц задал на Нюрнбергском процессе Эриху Редеру, когда благодаря советскому обвинению появились сведения о московской аналитической записке Редера, в которой он выставил своего преемника и других коллег из высшего командования вермахта в весьма нелицеприятном виде. Суть вопроса Дёница была проста: «Ты, старый хрыч, еле-еле сумел довести ежемесячный выпуск подлодок до 21, а я и Шпеер – до 44 единиц в месяц. И ты считаешь меня плохим главкомом?!» Не удивляйтесь столь резкому эпитету: «старый хрыч» был самым невинным определением из тех, что в бешенстве дал «Лев» Дёниц своему предшественнику, когда узнал его истинное мнение о себе. В своих воспоминаниях оба бывших гросс-адмирала ни словом не упомянули эту распрю и очень корректно и с уважением отозвались друг о друге, признавая неоспоримые качества и заслуги.
Гросс-адмирал Карл Дёниц (Karl Dönitz, 1891–1980)
На основании немногих дошедших до нас свидетельств хотелось бы попробовать рассказать о взаимоотношениях этих двух знаковых фигур кригсмарине. Они никогда не были друзьями и единомышленниками, но, оказавшись на одной скамье подсудимых в одинаковом качестве, выступили бок о бок и попытались единым фронтом отстоять лично себя и кригсмарине перед судом победителей. Однако тайное часто становится явным, и им всё же пришлось выяснить свои отношения раз и навсегда.
Когда каждый сам за себя
Начнём по порядку — с самого Нюрнбергского процесса. На него подсудимые (особенно военные) шли в неплохом боевом настрое – все они служили законно избранному главе государства, облечённому доверием народа, и были обязаны повиноваться приказам. Государство было суверенным, во внутреннюю и внешнюю политику они не вмешивались, трудов о расовых теориях не писали, куда фюрер и партия рулили – туда и шли. Особо хорошо было то, что Гитлер, Гиммлер, Геббельс и, что немаловажно, Борман были мертвы и ничего о действиях подсудимых сказать уже не могли.
У всех подсудимых проверили уровень интеллекта – Дёниц и Редер заняли в своих возрастных группах одни из самых высоких позиций. В начале процесса показали фильмы о становлении вермахта, что вызвало у подсудимых приступ гордости и ностальгии по былой мощи. Геринг и Дёниц при этом обменялись комплиментами по поводу своих видов вооружённых сил, но Редер помалкивал – вероятно, чувствовал, что за становление мощи флота придётся отвечать. Воодушевлённые «партийцы» подбодрили моряков – дескать, уж подводные лодки евреев точно не убивали, можете отдыхать!
Но обвинители сразу решили покончить с иллюзиями – помимо масштабнейших доказательств зверств режима («мы ничего не знали, это всё Гиммлер»), они вывалили огромную кучу грязного белья о подковёрных интригах верхушки вермахта и партии. В результате разговоры о едином фронте, чести офицерского корпуса, приличиях, этикете и т.п. быстро переросли в ссоры и свары, породившие разочарование и уныние. Между коллегами по нюрнбергской скамье сложились отношения, которые казались немыслимыми в ходе войны.
Дёниц сразу и безоговорочно присоединился к мнению, что Гитлера на процессе осуждать в своих выступлениях нельзя – это-де низко для офицера по отношению к мёртвому верховному главнокомандующему. Первый сюрприз ему преподнёс близкий друг Альберт Шпеер, когда заявил, что готовил покушение на фюрера. «Лев» был просто ошеломлён и наговорил Шпееру немало резкостей, а учитывая, что позиция того в отношении Гитлера не поменялась, дружба была серьёзно испорчена.
Тем удивительнее, что с Германом Герингом всё вышло иначе. Давно не переносившие друг друга главкомы ВМФ и ВВС нашли полное взаимопонимание в отношении защиты фюрера. Вот как передаёт слова Дёница работавший на процессе американский психолог доктор Густав Гилберт (Gustave Mark Gilbert), автор «Нюрнбергского дневника»:
«Я всегда презирал Геринга, но, должен сказать, мне импонирует его твёрдость. Раньше он никогда не переступил бы порог моего дома, из чего следует заключить, что я его ценил весьма невысоко. Будучи оба командующими, он – военно-воздушными силами, я – военно-морскими, мы никогда не могли договориться. Но он хотя бы продолжает стоять на своём. Поэтому я изменил о нём мнение».
В итоге «Толстый Герман» отплатил адмиралу той же монетой – после выступления Дёница он, сияя и сурово смотря на малодушную партию гражданских «противников фюрера», заявил:
«Вот теперь мы в порядке исключения услышали слова истинного германского солдата! Это придаст мне силы, теперь я даже готов спокойно выслушать очередного изменника!».
В отличие от Дёница, Редер старался не высовываться, был осмотрителен и больше молчал, в то время как его более молодые коллеги активно обсуждали международное положение и перетирали кости тем, кто «с самого начала был против Гитлера». Делал он это в предвидении будущих событий не напрасно – очень часто в ходе процесса подсудимые, прежде насмехавшиеся над выдвинутыми обвинениями, при перекрёстных допросах «расклеивались» и начинали бормотать «этого я не знал», «я был против этого», после чего подвергались обструкции со стороны коллег. Ровно до того момента, пока те сами не попадали в такую же ситуацию.
Дёниц же чувствовал себя безмятежно – он считал, что в отношении подводной войны любой военный моряк оправдает его действия с точки зрения права. Небольшая заминка произошла только при вопросе о расстреле британских коммандос. 18 октября 1942 года Гитлер издал приказ, согласно которому коммандос, захваченные в плен, не рассматривались в качестве военнопленных и подлежали расстрелу. В приказе указывалось, что он не подлежит письменному дублированию на уровне командующих флотилий и ниже. «Лев» признал, что теперь он не одобряет такой приказ, но на вопрос: «А тогда?» дал весьма уклончивый ответ:
«Я отнёсся к этому приказу как к приказу возмездия… Я отрицательно отношусь к этому приказу сейчас, после того как узнал, что данные, которые привели к изданию этого приказа, не были обоснованными».
Ответственность за развязывание войны Дёниц считал исключительно политической прерогативой, а вообще при упоминании политики мрачнел – в конце войны адмиралу пришлось ей заниматься, и удовольствия это ему не принесло. Дословно же Дёниц заявил, что «имеет за плечами полностью морально безупречную жизнь».
Политика, тем не менее, Дёница интересовала, как и тихого пока Редера, но выражалось это в бравировании спасением немецкого населения от «русских орд», резком неприятии России вообще и твёрдым убеждении, что предстоит схватка Запада с Советским Союзом. На любое упоминание обвинителя о зверствах вермахта «Лев» недовольно высказывал допрашиваемому: «А почему Вы не сказали, что так же и даже хуже действовали русские?». У Редера, как мы увидим в дальнейшем, была противоположная точка зрения, но он её пока не высказывал.
Защита адмирала Редера
Тем временем прогремел гром, о котором упомянуто в самом начале – начался допрос Редера. Советское обвинение заявило, что в его распоряжении находится заявление Редера, написанное им в Москве, которое напрямую касается некоторых подсудимых. Назревало выяснение отношений, долгие годы сдерживаемое рамками субординации, а также определение того, какой путь выбрали оба экс-главкома флота после поражения Германии.
Перед выяснением отношений произошёл любопытный случай, благодаря которому между двумя коллегами пробежала первая черная кошка. Как уже упоминалось, Дёниц категорически поддержал линию Геринга не очернять мёртвого фюрера. Поэтому, когда на допросе Редер в отношении Гитлера некоторое время мялся, но в итоге однозначно дал понять, что считал и считает Гитлера дураком, с которым невозможно было работать, «Лев» некоторое время крепился, но потом не выдержал и выкрикнул: «Трус!» На вопрос доктора Гилберта, что это означает, Дёниц с экспрессией сказал, что помнит, как вёл себя Редер, будучи главкомом, и что он тогда говорил. Естественно, Редер был сторонником Гитлера. «Как и мы все», – добавил Дёниц.
Но это было только начало – советский обвинитель полковник Ю. В. Покровский с ходу «взял быка за рога». Он прекрасно знал, что на первых допросах в Москве Редер вешал лапшу на уши по поводу отставки в 1943 году якобы из-за того, что он «был против войны с СССР» и «одного морского боя, который, по мнению Гитлера, закончился неудачно» (имеется в виду «Новогодний бой» 31 декабря 1942 года).
Покровский спросил Редера, не была ли его первая просьба об отставке связана с его неодобрением нападения на СССР. 23 июня 1945 года в Берлине при допросе начальником 4-го отдела центральной оперативной группы НКВД подполковником Черных Редер заявил, что подал в отставку первый раз в 1939 году, по достижении 63 лет, но ему в этом было отказано. Второй раз, по его словам, он сделал это в апреле 1942 года:
«В апреле 1942 года я вторично просил у Гитлера отставку, ссылаясь на свой преклонный возраст, истинным же мотивом моего заявления об отставке было несогласие с Гитлером [в отношении] войны против Советского Союза. И на это моё повторное ходатайство Гитлер ответил отказом».
Это было откровенной ложью. Кроме того, во время допроса Редер упомянул, что всегда был сторонником «линии Бисмарка» и «желал идти в ногу с Россией». Правда, на вопрос, как это вяжется с отданным им приказом о нападении на советские подводные лодки с 15 июня 1941 года, т.е. за неделю до объявления войны, внятно ответить не сумел.
Редер понимал, что если он продолжит разыгрывать комедию, вся остальная скамья подсудимых его просто разорвёт, поэтому начал рассказывать о неудачной женитьбе адъютанта от ВМС фюрера, а нападение на СССР, дескать, не его ума дело. В действительности, весной 1939 года Редер узнал, что личный адъютант Гитлера от кригсмарине, фрегаттен-капитан Алвин Альбрехт (Alwin-Broder Albrecht), женился на женщине с сомнительной репутацией. Приехав в резиденцию фюрера Бергхоф, Редер в резкой форме потребовал увольнения Альбрехта, угрожая отставкой. Гитлер отказался, разговор шёл на повышенных тонах. Лично встретившись с женщиной, Гитлер нашел её «очаровательной особой» и подверг жёсткой критике «двойную мораль» офицерского корпуса. Так как Редер своей властью уволил Альбрехта с флота, Гитлер тут же принял его на службу личным адъютантом уже в качестве офицера партии от НСКК (национал-социалистического моторизованного корпуса). Тем не менее, Гитлер уступил и отставку Редера по этому поводу не принял.
В итоге же Покровский решил старика не щадить и привёл суду отрывки из злополучной московской записки, где Редер как катком прошёлся по Герингу, Дёницу, Кейтелю и другим коллегам. Адвокат Редера Зимерс (Walter Siemers) ринулся в атаку и попросил не оглашать документ, но было поздно. Несмотря на то что в суде записку решили полностью не зачитывать, советское обвинение с лёгким сердцем сделало копии и раздало их всем желающим. Авторитет «военной партии» был безжалостно подорван. Именно в это время и состоялся резкий разговор «по душам». О его точном содержании нам, к сожалению, не известно, но понятно, что Дёниц бросил Редеру личное обвинение в зависти к его успехам в руководстве кригсмарине.
Сначала Дёниц не раскрывал деталей ссоры и всячески уклонялся от обсуждения личности Редера, намекая на то, что тот писал в Москве под давлением, но когда доктор Гилберт с отрывком из записки, посвящённым Дёницу, пришёл в его камеру и ещё раз дал прочитать, «Льва» прорвало.
Редер писал, что Дёниц никогда ему не нравился, и отношения их всегда были прохладными. Его раздражала «манерность и отсутствие такта» Дёница, а его стремление всегда настоять на своей точке зрения плохо сказывалось на военно-морских силах. Далее — их отношения со Шпеером вредили флоту (они потакали тщеславию друг друга). Якобы пристрастие Дёница к политике обернулось посмешищем, когда после выступления перед членами «Гитлерюгенд» его стали называть «гитлерюнге». Его призыв сражаться до конца и принятие руководства Северной Германией поставили флот в нелепое положение и т.д. Дёниц в ответ был эмоционален:
«Вы только посмотрите на это, капитан, это же ложь от начала до конца! Не забывайте, всё это писалось пожилым, растерянным человеком, да ещё в Москве, да ещё вскоре после его попытки совершить самоубийство. Эта идея про меня и Шпеера. Знаете, почему он это написал? Из зависти – нам удалось существенно увеличить производство подлодок, что ему при его устаревшем подходе не удавалось! Зависть! Я поинтересовался у него сегодня утром: «Что больше – 21 или 44?». Благодаря кое-каким усовершенствованиям мы довели выпуск подводных лодок до 44 вместо прежних 21, которые выжимал он, да и то с великим трудом… А эта история с «гитлерюгендовцем»! Ложь, и ничего кроме лжи! Никто и никогда меня так не называл.
Поймите же, наконец, Редер – мучимый завистью старик, оскорблённый тем, что я не только сменил его на его посту, но и сумел сделать на нём больше, и вдобавок ещё оказался во главе государства, хотя всегда был у него в подчинении. А там, где он утверждает, что я, мол, приказал войскам сражаться до конца – мы ведь уже говорили об этом! Это было сделано лишь с одной целью – уберечь два миллиона немцев от русского плена, кроме того, я успел заручиться поддержкой генералов Монтгомери и Эйзенхауэра. Я предупредил моего адвоката Кранцбюлера, чтобы тот не вздумал цитировать бредни этого выжившего из ума завистливого кретина…».
Здесь стоит отметить, что отношения Дёница и Шпеера, безусловно, пошли на пользу флоту, но «не всё так однозначно», и об этом ниже. По поводу назначения – Редер сам предложил Гитлеру Дёница и Карльса (Rolf Hans Wilhelm Karl Carls) вместо себя — в зависимости от планируемого вектора войны на море, и сам же звонил Дёницу, справляясь, может ли он возглавить кригсмарине.
Кличку «гитлерюнге» Редер тоже выдумать не мог, к тому же английский обвинитель Максвелл-Файф (David Maxwell Fyfe) привёл отрывок речи Дёница, где тот говорил, что аполитичность офицера – бред, и все офицеры должны быть пропитаны национал-социализмом:
«Весь офицерский состав должен быть настолько пропитан доктринами, чтобы он чувствовал себя полностью ответственным за национал-социалистское государство в целом. Офицер является представителем государства; пустая болтовня о том, что офицер должен быть совершенно аполитичен, является полнейшим абсурдом».
На вопрос обвинителя, что он скажет по этому поводу, Дёниц ответил, что имел в виду «дисциплину»:
«Я сказал это… Но следует прочитать с самого начала, где написано, что наша дисциплина и наша энергия сейчас неизмеримо выше, чем в 1918 году, и именно потому, что нас поддерживает единство народа. А если бы этого не было, то наши войска давно были бы разбиты. По этой причине я так и сказал».
Но главное, конечно – выпуск подводных лодок. До недавнего времени автор тоже был убеждён, что резкое увеличение их выпуска – целиком и полностью заслуга Дёница и Шпеера. В значительной степени это так, но скачку производства поспособствовало и стечение обстоятельств. Как известно – и об этом пишет и сам Дёниц, – в вермахте сложилась странная система: производством вооружения для сухопутных сил занималось специальное министерство вооружения и боеприпасов, которое контролировало 80% промышленности Германии. ВВС и ВМФ производили вооружение сами, на выделенных предприятиях, и пользуясь специальными квотами на сырьё и рабочую силу. Для этого в их главкоматах существовали специальные службы, которые целиком занимались этими вопросами. Любые перераспределения контролировались лично Гитлером, и для того, чтобы выпуск продукции и внедрение улучшений соответствовали потребностям вида вооружённых сил, требовался или незаурядный человек, или незаурядные решения.
В люфтваффе после полного провала программы развития и перевооружения, который допустил спившийся наркоман Эрнст Удет, этим снова занялся гениальный администратор ВВС Эрхард Мильх. Ему Шпеер был не нужен – он сам был Шпеером авиастроения. Дёниц пошёл по второму пути и заключил со Шпеером соглашение, согласно которому всё производство вооружения для ВМФ берёт на себя его министерство. Но до 1942 года Шпеера не было, и всем рулил доктор Фриц Тодт, который слушал Гитлера и только его.
А теперь посмотрим, в каком положении оказались Геринг и Редер в 1941 году. Вот отрывок воспоминаний адъютанта Гитлера от люфтваффе Николауса фон Белова (Nicolaus von Below):
«…Затем Редер выдвинул другое пожелание военно-морского флота: увеличить выпуск подводных лодок. Ныне же их производится максимум 12–18 в месяц. Тем самым он затронул дилемму, разрешимую только решением о походе на Россию. Гитлер дал Тодту приказ всеми силами форсировать производство вооружения сухопутных войск для войны в 1941 г. Выпуск вооружения для военно-морского флота и люфтваффе следует пока отложить. Вот когда Россия окажется разбитой, тогда можно будет перестроить всё производство вооружения.
Я говорил на эту тему и с Ешоннеком, который относился к такому ходу развития с величайшим опасением. Потери люфтваффе в последние месяцы воздушных боёв над Англией постоянно увеличивались, а нынешнее производство самолётов едва покрывало их. Создание новых бомбардировочных соединений в настоящее время невозможно, ибо всё ещё не преодолены трудности с выпуском Ю-88. Я проинформировал фюрера о состоянии вооружения люфтваффе и просил его обсудить эту тему с рейхсмаршалом. Я видел здесь большую проблему на будущее. Гитлер признал, что вооружение авиации – дело важное, но весной 1941 г. ему нужно задействовать все мощности военной промышленности для сухопутных войск».
Таким образом, пенять Редеру, что он сорвал производство подлодок, попросту некорректно – в этот период и Дёниц получил бы «от ворот поворот», так как даже любимое и не знающее отказов люфтваффе оказалось не у дел. Увеличение выпуска подводных лодок оказалось возможным только после перехода к тотальной войне, и именно в это время кригсмарине возглавил Дёниц.
Итак, открытый конфликт разразился, и маски были сброшены. Но, тем не менее, подсудимые адмиралы до самого конца сидели вместе на скамье подсудимых и общались – следует признать, это был верный выбор. Свары и противостояния внутри некогда единой фаланги экс-руководителей Третьего рейха обвинению были только на руку.
Хотелось бы отметить, что, несмотря на столь прохладные личные отношения и разные профессиональные подходы, Редер ни разу не помешал Дёницу при восхождении по карьерной лестнице. Это тем более удивительно, так как самомнение Редера и его подход к инакомыслящим были притчей во языцех. Даже назначение Дёница удивительно – в кригсмарине служило немало гораздо более заслуженных подводников, чем «Лев», но Редер в воспоминаниях честно признал, что с выбором Дёница он «попал в десятку».
Несостоявшееся противостояние
Перейдём к последнему аспекту антагонизма двух гросс-адмиралов – выбору победившей стороны. Как писал доктор Гилберт, эти двое мгновенно и бесповоротно совершили выбор и, по-видимому, не сомневались, что в будущей войне опять встанут под ружьё. Дёниц столь агрессивно старался вбить клин между западными и советскими союзниками, что даже не пытался отрицать это. Единственное, что его удручало – потеря англосаксами времени на его обвинение. Необходимо было действовать уже сейчас! Он нарисовал доктору Гилберту схему подводной лодки XXI типа и настращал его, что такая лодка может обойти весь земной шар, не всплывая. «Насколько он знает Сталина», тот немедленно построит 1000–1500 таких лодок, и… Судя по всему, в наличии у советов нужного количества своих шпееров Дёниц не сомневался.
Редер с таким же жаром рассказал, что русские, несомненно, собираются доминировать в Европе и явно не намерены наступать на грабли Рейха. Поэтому Редер, по его мнению, был нужен Советам, так как в «морском деле они совершенные профаны». Забегая вперёд, можно смело сказать, что Сталин как будто выслушал обоих и немедленно согласился – правда, без использования услуг флотоводца Редера. Лодки проекта 613 действительно были построены в огромных количествах, а заложенные тяжёлые крейсера проекта 82 (типа «Сталинград»), несомненно, понравились бы первому главкому кригсмарине, так как выглядели вполне логичным продолжением «карманных линкоров».
К моменту оглашения приговора настроение бывших главкомов было диаметрально противоположным. Дёниц благодаря полученному письму Нимица о ведении неограниченной войны на Тихом океане считал, что дело в шляпе, и он, несомненно, получит оправдательный приговор. Редер, напротив, думал, что смертной казни ему не избежать – обвинения были выдвинуты очень серьёзные.
Реальность обманула обоих. Дёниц получил 10 лет – приговор взбесил его и показал, что англичане хотя и любят своих поверженных врагов, но не в этом случае. Редера приговорили к пожизненному заключению, что тоже потрясло его до глубины души. Он просил заменить заключение расстрелом, но, вероятно, ещё во время подачи прошения был извещён доктором Зимерсом, что трибунал в соответствии со своим уставом не может увеличивать тяжесть наказания по просьбам подсудимых.
На этом история суда над руководителями кригсмарине заканчивается. Свой жизненный путь они закончили в домашних постелях, написали воспоминания, в которых, как уже говорилось, ни словом не обмолвились о выяснении отношений на процессе. Доживая свой век в разделённой Германии, они могли видеть зарождение эры атомного флота, с которым «профаны морского дела» стремительно вырвались в океан, и противостояние флотов двух новых Германий – бундесмарине и фольксмарине.
Список литературы и источников:
- Белов Н. Я был адъютантом Гитлера. – Смоленск: «Русич», 2003
- Гилберт Г. М. Нюрнбергский дневник. – М.: «Вече», 2012
- Дёниц К. Десять лет и двадцать дней. Воспоминания главнокомандующего военно-морскими силами Германии. 1935–1945 гг. – М.: «Центрполиграф», 2007
- Редер Э. Гросс-адмирал. Воспоминания командующего ВМФ Третьего рейха. 1935–1943 гг. – М.: «Центрполиграф», 2004
- Нюрнбергский процесс: Сборник материалов. В 8 томах – М.: «Юридическая литература», 1987–1999
- Протоколы допросов Эриха Редера, сайт «Документы XX века» (http://doc20vek.ru)
Комментарии к данной статье отключены.