История в цитатах: «Ни мира, ни войны»

««Ни мира, ни войны: мир не подписываем, войну прекращаем, а армию демобилизуем».

Лев Троцкий

10 февраля 1918 года были сорваны мирные переговоры в Брест-Литовске между Советской Россией и Центральными державами.

Большевики в 1917 году шли к власти с лозунгами о мире и земле — неспроста им и были посвящены первые советские декреты. Но декларировать завершение империалистической войны, превращение её в войну революционную — одно, а закрепить это в международных договорах — уже совсем другое. России и большевикам во главе неё был нужен мир в Первой мировой. Споря сегодня об обстоятельствах и последствиях заключения Брестского мира 1918 года, о его предыстории вспоминают не всегда. Между тем мирные инициативы Совета народных комиссаров изначально более походили на метания — почти отчаянные, но уж точно непохожие на последовательную капитуляцию перед Вторым рейхом.

Уже ранним утром 8 ноября (21-го по старому стилю) 1917 года В. И. Ленин направил телеграмму генерал-лейтенанту Н. Н. Духонину — и. о. верховного главнокомандующего русской армией. Предписание вступить в переговоры с неприятелем о заключении мира тот моментально передал представителям союзников при Ставке. 9 (22) ноября Духонина отстранили от командования, и по прибытии в Могилёв взять бразды правления русской армией должен был прапорщик Н. В. Крыленко. Генерал связался со штабами фронтов, объясняя отказ выполнять распоряжение Совнаркома, и трое из пяти командующих поддержали его. Предпринимались попытки сплотить армейскую верхушку, звучали идеи о переводе Ставки в Киев… Но военный министр Маниковский успел заручиться согласием большевиков на дальнейшее управление ведомством, а времени на эвакуацию не оставалось. 19 ноября (2 декабря) Духонин успел распорядиться об освобождении из Быховской тюрьмы генерала Л. Г. Корнилова и других участников «Корниловского мятежа». Ветер свободы поддержал занимающееся пламя Гражданской войны, но сам главковерх сгорел в нём уже день спустя. Вечером 20 ноября (3 декабря) Духонина вытащили из штабного вагона и распяли на солдатских штыках.

Для Антанты его сообщение не стало неожиданностью: ведь ещё 8 ноября большевики направили им дипломатическую ноту с предложением переговоров. Духонину, уже смещённому действующей властью, союзники передали протест против нарушения договора 1914 года, который требовал не заключать с врагом сепаратного мира. Наиболее оригинальную позицию занял военный атташе США полковник У. Джадсон, заявивший, что его страна-де не подписывала этого договора и вообще вступила в Великую войну гораздо позднее. На нет и суда нет — так рассудил наркомат иностранных дел, обратившись следом к нейтральным странам за посредничеством в переговорах о мире. Те в лучшем случае сухо уведомили о получении ноты. Испанский посол, передавший её в Мадрид, вылетел из России вслед за документом, как пробка.

Не удостоившись отклика из высоких кабинетов, Ленин воззвал к окопам. Войскам на позициях предписывалось выбирать уполномоченных для замирения с врагом — и действовать! Однако, во-первых, 10 (23) ноября был принят декрет «О постепенном сокращении численности армии», взбудораживший войска. Ответственных за планомерную демобилизацию никто не назначил, офицеры повсюду отстранялись от командования, а нижним чинам хватило и одного «Декрета о земле». Интенсивность без того стихийного дезертирства из действующей армии выросла в разы.

Впрочем, в ряде случаев попытки контакта с неприятелем всё же предпринимались. Правда, немецкое командование давно успело распознать обоюдоострую сущность братаний, разлагающих обе участвующие в них стороны. «Между тем о нашем общении узнали наверху. Пришёл приказ: “Немедленно отвести 46-й полк в тыл!” 1 мая 1917 года нас погрузили для отправки во Фландрию», — вспоминал кайзеровский солдат Отто Мейер. Иными словами, заключение мира «снизу» было невозможно. У большевиков оставался последний вариант — переговоры с Германией, тем более что каким-либо образом вмешаться в них союзники при всём их возмущении не пожелали.

Местом проведения был избран Брест-Литовск, где располагалась ставка германского командования на Восточном фронте. Советская делегация прибыла туда 19 ноября (2 декабря) 1917 года, переговоры начались на следующий день.

Австро-германская сторона выступала с позиций силы. Она поубавила пыл большевиков: перемирие объявлялось на 28 дней вместо полугода, немецкие войска не выводились с позиций. Да и «мир без аннексий и контрибуций» понимался немцами по-своему: об участи фактически отколовшихся Польши и прибалтийских губерний договариваться с Петроградом никто не собирался. ЦК ВКП(б) делал ставку на скорую революцию в Германии, рассчитывая дождаться наступления этого заветного момента. Миссия «затягивателя» переговоров была возложена на народного комиссара иностранных дел Л. Д. Троцкого.

Бывший генерал-квартирмейстер штаба армий Западного фронта А. А. Самойло вспоминал:

«С переменой главы делегации резко изменились и отношения с немцами. Мы стали встречаться с ними только на совместных заседаниях, так как перестали ходить в офицерское собрание… На заседаниях Троцкий выступал всегда с большой горячностью, Гофман… обычно вскакивал с места и со злобной физиономией принимался за свои возражения, начиная их выкриком: “Ich protestiere!..”, часто даже ударяя рукой по столу».

Троцкий умудрялся прямо в ходе переговоров призывать к восстаниям в Германии и Австро-Венгрии. Тем временем в Петрограде блок «левых коммунистов» был готов рискнуть самой властью Советов во имя войны, а не мира с империализмом. Ситуация в Германии тоже была весьма нестабильной, командование подгоняло генерала Макса Гофмана ускорить дело. Наконец, 9 февраля 1918 года, Центральные державы заключили мир с Центральной радой УНР (Украинская Народная Республика). Как следствие, Советской России в лице её делегатов был предъявлен ультиматум. Ленин согласился на подписание мира. Троцкий же в Брест-Литовске выступил 10 февраля с уникальной по меркам дипломатии и международного права инициативой: «Ни мира, ни войны: мир не подписываем, войну прекращаем, а армию демобилизуем». Ранее эта формула была поддержана и «левыми коммунистами». Мало того, Троцкий приказал Крыленко полностью демобилизовать армию, что было отменено Лениным через четверть суток.

Германская сторона расценила этот безусловно авангардный ход как отказ от ультиматума. Её армейское командование готовилось начать операцию «Фаустшлаг» — «удар кулаком», который должен был раздавить Восточный фронт. Советская делегация покинула конференцию. Троцкому в будущем предстояло создать новую, Красную армию на руинах старой, в том числе для противостояния интервенции бывших союзников России. Мирный договор всё же был подписан 3 марта 1918 года, и его тяжкие условия хорошо известны. Вместо долгожданного мира Россию ожидали ещё несколько лет изнурительной братоубийственной войны.