Боевой путь «Катюш»

В мае 1945 года завершилась Великая Отечественная война — самая разорительная и кровопролитная в истории народов СССР. Советские люди вышли из неё победителями во многом потому, что за короткие сроки смогли организовать массовое производство передового оружия. Большое развитие в течение войны получили и реактивные системы, прежде всего — боевые машины залпового огня, прославленные под именем «Катюша».

Реактивное оружие — фронту

В июне 1941 года реактивной артиллерии в Советском Союзе, по сути, ещё не было. Легендарная первая батарея, вооружённая установками М-13 метания осколочно-фугасных снарядов РС-132 (РОФС-132), которой командовал капитан Иван Андреевич Флёров, числилась как «экспериментальная» и включала всего семь машин, построенных сотрудниками Научно-исследовательского института №3 Наркомата боеприпасов (НИИ-3 НКБ).

При этом можно сказать, что реактивным установкам, позже прозванным «Катюшами», в определённом смысле повезло. Незадолго до начала войны, с 15 по 17 июня, на подмосковном артиллерийском полигоне в Софрино прошли стрельбы, которые продемонстрировали эффективность нового оружия, и 21 июня Комитет обороны при Совнаркоме принял решение о развёртывании серийного производства М-13 на шасси грузового автомобиля ЗИС-6.

Разумеется, в те дни речь ещё не шла о срочности, ведь реактивные установки были далеки от совершенства, требовались доработки и череда испытаний, чтобы получить прототип серийного образца. Ещё зимой, 12 февраля, Наркомат общего машиностроения издал приказ, предписывавший заводу им. Коминтерна в Воронеже приступить к изготовлению «в III и IV кварталах 1941 г. 40 штук автоустановок для пуска РС-132 по чертежам и техническим условиям НИИ-3 НКБ». Когда необходимые материалы поступили из института на завод, то выяснилось, что конструкция имеет «уязвимые места»: ненадёжны крепления направляющих планок, для осуществления залпа необходимо пользоваться выносным пультом, пластинчатые контракторы для зажигания оказались «капризными» и т.п. Коллектив завода приступил к модификациям, согласовывая свою деятельность с командированными инженерами НИИ-3, но, как тогда думалось, времени на доводку машин должно было хватить.

22 июня ситуация критически изменилась, и воронежский завод перешёл на круглосуточную работу. Согласно новому плану, к 1 июля надо было поставить две готовые боевые машины, в течение месяца — тридцать машин, в августе — сто. Поначалу коллективу предприятия удалось уложиться в срок, и 2 июля две М-13 своим ходом отправились в Москву. Они должны были поступить в батарею Флёрова, но не успели к её отправке на фронт, поэтому сначала прошли стрельбовые испытания на Софринском полигоне, а затем были переданы в Гороховецкий военный лагерь, где собирались миномётные дивизионы.

Создание нового вида войск началось 29 июля 1941 года, когда Сталин подписал приказ №0061, согласно которому в составе Главного артиллерийского управления (ГАУ) был учреждён Отдел специального артиллерийского вооружения (ОСАВ) для формирования и обеспечения частей ракетчиков, организации производства и приёмки реактивного оружия, ведения опытных работ, боевой подготовки и инспектирования. Начальником отдела и заместителем начальника ГАУ по спецвооружению был назначен военинженер 1-го ранга Василий Васильевич Аборенков.

В тот же период, помимо работ над «автоустановками» М-13 для пуска снарядов калибра 132 мм (РС-132, РС-13), велись исследования по использованию 82-мм реактивных снарядов (РС-82, РС-8), которые хорошо показали себя в качестве авиационного оружия в военном конфликте на Халхин-Голе. Созданием пусковой установки и шасси под РС-8 в июле 1941 года занялись инженеры Специального конструкторского бюро (СКБ) московского завода №733 («Компрессор»), который перед тем был определён головным предприятием по производству и усовершенствованию реактивных систем. К концу месяца они добились в этом определённых успехов, и на Софринском полигоне начались испытания установки М-8 на ЗИС-6, которые прошли благополучно, что позволило рекомендовать новый вариант реактивного оружия к принятию на вооружение. Поэтому в упомянутом приказе Сталина фигурируют не только машины М-13, но и М-8.

Во избежание путаницы необходимо отметить, что реактивные установки, применявшиеся во время Великой Отечественной войны, неоднократно меняли названия. Если говорить о «Катюшах», то в документах 1941 года можно встретить «установку для пуска РС-132» и «автоустановку для РС 132 мм», «изделие М-13» и «механизированную установку М-13», «машину М-13» и «ракетную самоходную установку М-132». Словосочетание «боевая машина М-13» первым, вероятно, употребил Василий Аборенков в записке от 23 августа 1941 года, однако оно встречается довольно редко. И совсем нет аббревиатур БМ-13 или БМ-13-16, которые часто используются в современных источниках — они появились лишь в конце войны, но быстро стали популярными в отечественной литературе.

В июле план по производству установок М-13 на заводе им. Коминтерна был сорван. Военпред ГАУ докладывал в начале августа: «1 июля 1941 года завод приступил к серийному изготовлению установок. За это время было изготовлено 25 штук. <…> Машины сдаются с большими дефектами». Чтобы как-то уменьшить количество брака, в первые месяцы войны была введена вторая приёмка на заводе «Компрессор»: готовые установки приходили в Москву и только после их проверки и устранения обнаруженных дефектов передавались воинским частям. Особенно много нареканий вызывала «сборка №3» — блока направляющих. Из-за конструктивного несовершенства запирающего механизма бывали случаи, когда реактивные снаряды не сходили с них при стрельбе. На устранение этого дефекта сотрудники СКБ «Компрессора» потратили много сил, а окончательного успеха добились только в 1943 году.

Необходимость дважды проверять готовую продукцию и оперативно ремонтировать её сдерживала развитие производства, поэтому правительственный план по выпуску М-13 в августе был выполнен только на 88%, а в сентябре — на 97%. С М-8 ситуация была ещё хуже: на 1 сентября удалось выполнить лишь 22% от плана.

К сожалению, ни двойная приёмка, ни полигонные испытания готовых машин не выявляли все дефекты конструкций. Они в полной мере стали известны лишь после применения ракетного оружия на поле боя. В справке о действиях «экспериментальной» батареи Флёрова, подготовленной Василием Аборенковым, говорится: «Первые образцы «М-13» имели ряд неполадок конструктивного порядка (мною доложено о 17 недостатках) и сделаны конкретные пожелания (15) для улучшения работы этих систем». Впрочем, при этом военинженер высказывал уверенность, что «боевое применение «РС» показало, что они являются могущественным средством подавления живой силы противника, создания морального воздействия на противника и поднятия морального состояния своих войск».

Мнение Аборенкова вполне разделяло и командование. 8 сентября 1941 года Государственный Комитет Обороны (ГОКО, ГКО) издал постановление №642сс «О миномётных частях М-8 и М-13», согласно которому подразделения, вооружённые реактивными установками, выводились из ГАУ в подчинение непосредственно Ставке Верховного Главного Командования (СВГК). Особая значимость нового оружия отмечалась тем, что всем частям при формировании сразу присваивалось почётное звание гвардейских; отсюда происходит общее наименование — Гвардейские миномётные части (ГМЧ). Командование ими принял на себя Аборенков.

Интересно, что именно в документах, связанных с формированием ГМЧ, появляется слово «гвардейские», а не «красногвардейские», как бывало ранее. Никаких разъяснений по этому поводу не давалось, а 18 сентября звание гвардейских получили и первые стрелковые дивизии — «за доблесть и мужество, проявленное в боях с немецко-фашистскими захватчиками». Нет ясности и по вопросу, почему подразделения, оперировавшие реактивными установками, стали называться миномётными. Возможно, это было связано с особым режимом секретности, которая окружала производство и применение нового оружия.

Испытание огнём

Другой проблемой создания и усиления гвардейских миномётных частей стал дефицит грузовиков для шасси. Кроме того, в боевых условиях при плохой погоде ЗИС-6 не всегда могли обеспечить необходимую мобильность. Поэтому в августе 1941 года началась разработка пусковых установок М-8 и М-13 под лёгкий плавающий танк Т-40. Кроме высокой проходимости, тот обеспечивал более широкий сектор обстрела по горизонту.

В начале сентября две танковые реактивные установки были представлены для проведения испытаний на Софринском полигоне. Они показали, что направляющие реактивных снарядов можно монтировать на «альтернативное» шасси, однако при изменении массы после зарядки нарушается балансировка центра тяжести, из-за чего ходовая часть танка испытывает значительные нерасчётные нагрузки, что затем вызывает большое рассеивание снарядов во время стрельбы на средних углах возвышения (около 25°). По итогам от этого варианта отказались, но зато в НИИ-3 и СКБ «Компрессора» были намечены новые пути усовершенствования установок: для М-8 — уменьшение рассеивания, для М-13 — снижение веса артиллерийской части. 27 сентября на полигоне прошли успешные испытания М-8 на шасси лёгкого танка Т-60.

В качестве варианта в том же сентябре СКБ приступило к проектированию пусковой установки на шасси трактора-тягача СТЗ-5, который был создан Научно-исследовательским тракторным институтом (НАТИ), обладал большой грузоподъёмностью и хорошей проходимостью. При этом конструкция артиллерийской части подверглась существенным изменениям в силу особенностей рамы ходовой части. Среди прочего была доработана качающаяся часть пусковой установки, что давало нулевой исходный угол возвышения пакета направляющий, то есть при необходимости позволяло вести огонь прямой наводкой.

30 сентября вышло постановление ГКО №726сс, согласно которому на вооружение армии были приняты «боевая машина М-8 на танке Т-60» и «боевая машина М-13 на тракторе СТЗ-5». На 4-й квартал 1941 года было запланировано изготовление 360 установок на шасси Т-60 и 360 установок на шасси СТЗ-5 — по 120 штук каждой модели в месяц. Однако план опять не был выполнен, так как в октябре началась эвакуация заводов, участвовавших в производстве, на Урал.

Тем не менее, все готовые машины были отправлены в гвардейские миномётные части, которые приняли самое активное участие в разгроме врага под Москвой. Согласно сохранившимся документам, к началу контрнаступления советских войск 5-6 декабря 1941 года на линии московской зоны обороны действовали 40 дивизионов, на вооружении которых находилось 415 боевых реактивных установок.

Секретность, окружавшая установки, порой приводила к курьёзным случаям. Алексей Николаевич Сафронов, служивший начальником разведки в 12-м отдельном гвардейском миномётном дивизионе, вооружённом установками М-13 на шасси трактора СТЗ-5, вспоминал:

«Первый залп дивизион произвёл 7 ноября [в действительности описываемые события относятся к 28 ноября] около полудня из леса на перекрёстке дорог около населённого пункта Озёры по целям фашистского скопления пехоты и мехчастей в районе населённого пункта Ожерелье.

Когда делали залп из «Катюш» мимо ОП [огневой позиции] выходили кавалеристы в колонне по два на исходные позиции для наступления кав.дивизии генерала Осликовского. О придании кав.дивизии нашего дивизиона «Катюш» личный состав кав.дивизии оповещён не был. По этой причине кавалеристы, проезжавшие на лошадях мимо дивизиона «Катюш», производившего залп, испугались, считая, что бомбят фашисты: лошади отскочили в одну сторону, всадники слетели с лошадей в другую сторону, и последние поползли по земле.

Этот шоковый испуг у кавалеристов прошёл быстро, дивизион с ОП снялся и уехал к месту сосредоточения д[ивизио]на для заправки. На образовавшееся дымовое облако над лесом сразу налетели фашистские самолёты бомбить. Они это регулярно делали, как мы установили в дальнейшем.

После этого случая командование кав.дивизии разъяснило всему личному составу о приданном дивизии новом оружии — «Катюшах» и чтобы не боялись их».

Кстати говоря, одна из боевых машин 12-го дивизиона утонула 14 декабря при переходе по льду Шатского водохранилища, а 47 лет спустя, 25 ноября 1988 года, была поднята со дна и отреставрирована. Ныне она выставлена у входа в Новомосковский историко-художественный музей (Тульская область).

В некоторых случаях испытания очередных вариантов реактивных установок сразу проводились в боевых условиях. Например, в начале ноября на участке 222-й стрелковой дивизии (деревня Таширово Наро-Фоминского района Московской области) был впервые применён опытный образец М-8, представлявший собой одноосный прицеп, на котором было смонтировано восемь двухметровых спарок-направляющих. Установка имела механизм горизонтирования в виде двух подъёмных винтов с лапами. Наводка в вертикальной и горизонтальной плоскостях осуществлялась при помощи специального поворотного и подъёмного механизмов. Расчёт, сопровождавший установку, произвёл четыре залпа по огневым точкам и живой силе противника. При этом три залпа 6 ноября были сделаны с установки, буксируемой автомашиной, и один залп 7 ноября — с установки, буксируемой тройкой лошадей с передком от противотанковой пушки.

Успех стрельб в боевых условиях побудил командование расширить применимость реактивных установок. 17 ноября 1941 года вышло постановление ГКО №907сс, которое предписывало прекратить выпуск М-8 на шасси ЗИС-6, переведя их на конную тягу с переменным колёсно-санным ходом. Сборку модифицированных установок поручили Научно-исследовательскому институту судостроения №45 (НИИ-45), эвакуированному из Ленинграда в Казань, по графику: ноябрь — 40 штук, декабрь — 100 штук, январь 1942 года — 120 штук.

В ходе боёв военнослужащие и сами находили способы увеличить эффективность своего оружия. Генерал-лейтенант артиллерии Алексей Иванович Нестеренко, который прошёл всю войну с гвардейскими миномётными частями, а позже стал первым начальником ракетного полигона Тюра-Там (космодрома Байконур), вспоминал:

«В бинокли была отчётливо видна вражеская колонна, которая двигалась по полевой дороге, примерно в трёх километрах от нас. Впереди её ехала группа всадников, за ней — крытые пароконные фургоны. Местность понижалась в нашу сторону. Колонна шла под некоторым углом к нам и хорошо просматривалась на всю глубину.

— Вот гады! — [комиссар полка] Радченко не в силах был сдержать свою ярость. — Движутся как на параде! Эх, нет ещё наших! А то бы сбили с них спесь.

Бойца-кавалериста мы послали в штаб дивизии, а сами помчались навстречу своим дивизионам.

Отъехав с полкилометра, мы увидели боевые машины. Это был третий дивизион, в голове которого на полуторке ехал его командир капитан Худяк. Я мысленно прикинул: если развернуть дивизион для стрельбы с закрытой позиции, то, пока мы протянем связь на холм, где должен быть наш НП [наблюдательный пункт], и пока развернутся огневые взводы, колонна противника подойдет ещё ближе и войдёт в мёртвую зону. Тогда наши залпы будут уже бессильны. Правда, был ещё и другой выход: отойти на шесть-семь километров и оттуда дать залп. Но ведь за это время вражеская колонна может укрыться в лесу и балках или изменить направление движения. Кроме того, было тут ещё одно обстоятельство, связанное с особенностями огня нашего оружия.

Дело в том, что рассеивание реактивных снарядов значительно больше рассеивания обычных артиллерийских. При стрельбе на предельную дальность эллипс рассеивания вытянут вдоль фронта. При стрельбе же на минимальную дальность он, наоборот, вытягивается вдоль трассы стрельбы. Значит, если бы мы отошли на предельную дальность, то залп лёг бы поперек направления движения колонны противника. Если же стрелять с минимальной дальности, то эллипс рассеивания снарядов накроет колонну по её длине. Я сказал Радченко:

— Иван Никифорович! Ты рвался сбить с фашистов спесь. Есть теперь такая возможность. Давай выведем головную батарею на холм и дадим залп прямой наводкой.

— Как же мы его дадим? — Он удивленно сдвинул брови. — Ведь до фашистов меньше трёх километров! А пока будем выводить батарею, они подойдут ещё ближе. Ты что, забыл, что минимальная дальность стрельбы у нас три километра? <…>

— А мы будем стрелять со склона холма, обращённого к противнику. Уклон там подходящий. Вот он и поможет нам уменьшить прицел… <…>

Итак, командиру дивизиона капитану Худяку было приказано немедленно зарядить головную батарею и иметь к ней снаряды для второго залпа. Остальные батареи получили задачу отойти на шесть-семь километров и занять боевой порядок для отражения наступающего противника.

Через пять-восемь минут мне доложили о готовности батареи.

Как только установки в развёрнутом строю перевалили через вершину холма и стали спускаться под уклон, была отдана команда остановиться и навести боевые машины в центр колонны. В это время её голова находилась от нас на расстоянии всего около двух километров. Чтобы наверняка накрыть колонну залпом, мы дали четыре пристрелочных выстрела. Снаряды разорвались с большим недолётом. На наши выстрелы фашисты, казалось, не обратили никакого внимания. Колонна продолжала двигаться в прежнем направлении, уверенно и нагло. «Ну, подождите же, — подумал я, — так ли вы сейчас запоёте!» Была введена корректура в прицелы.

— По фашистским гадам, залпом… Огонь!

Первый залп реактивной артиллерии прямой наводкой лёг точно. Колонна была накрыта от головы до хвоста. Когда рассеялись дым и пыль, мы увидели, что вдоль дороги валялись трупы гитлеровцев, горели машины и повозки. Уцелевшие фашисты бросились в разные стороны. Они бежали, падали, поднимались и снова бежали к лесу, из которого только что вышла колонна».

Метод стрельбы прямой наводкой для установок М-13 был взят на вооружение. Для придания направляющим минимального угла возвышения «катюши» заезжали передними колёсами в специально вырытые углубления (аппарели), и снаряды уходили параллельно земле. Метод успешно применялся даже для борьбы с танками. Конечно, боевая часть снарядов М-13 была осколочно-фугасной, а не бронебойной, однако выяснилось, что при попадании их осколков в моторную часть или бензобаки возникает пожар, перебиваются гусеницы, а в результате прямого удара снаряда в лобовую броню сильнейшая контузия выводит из строя экипаж. Например, 22 июля 1942 года в бою севернее Новочеркасска 14-й отдельный гвардейский миномётный дивизион моряков под командованием капитан-лейтенанта Арсения Петровича Москвина, действовавший в составе 3-го стрелкового корпуса, установил своеобразный рекорд, расстреляв двумя залпами прямой наводкой одиннадцать вражеских танков.

Боевые нормализованные

Вопрос о базовом шасси для реактивных пусковых установок с каждым днём войны становился острее. В 1941 году сотрудниками НИИ-3 и СКБ завода «Компрессор» было разработано пять вариантов для М-13 и девять — для М-8. Предлагалась и сущая экзотика: М-8 на лыжах и мотоцикле, М-13 на речном катере и аэросанях.

Ситуация несколько улучшилась только в феврале 1942 года, когда по ленд-лизу начали поступать автомашины иностранных марок: «Додж», «Шевроле», «Студебекер», «Интернэшнл», «Форд-Мармон», «Остин», «Бедфорд» и «Бантам». На заводе «Компрессор» тут же начались исследования по использованию новых шасси. Выяснилось, что вес артиллерийской части установки М-13 (2200-2300 кг) больше грузоподъёмности некоторых поставляемых машин. Однако военная необходимость принудила инженеров к поискам возможности приспособить каждый имеющийся в наличии тип автошасси для размещения на нём реактивной установки. Параллельно стали изыскивать меры к снижению массы артиллерийской части, в том числе за счёт уменьшения длины направляющих до 2,25 и 4 м (вместо 5 м).

В результате были, наконец, сформулированы общие требования к шасси, и установлены марки автомашин, которые наиболее пригодны для монтирования на них реактивных установок. В этом отношении характерно заключение комиссии СКБ при заводе «Компрессор» об осмотре М-13 на шасси «Додж», прибывших с фронта в июле 1942 года: в нём зафиксировано, что эти машины не должны в дальнейшем использоваться в реактивной артиллерии «вследствие повреждения лонжеронов при эксплуатации». Похожее заключение было сделано и по шасси «Шевроле». Зато всеобщее одобрение получили «Студебекер», «Интернэшнл» и «Форд-Мармон». На шасси последнего монтировалось большинство 48-зарядных установок для пуска снарядов калибра 82 мм.

К сожалению, «подгонка» пусковых установок под иностранные автомашины каждый раз требовала проведения большого объёма конструкторских, расчётных, технологических и прочих работ, на которые уходило много времени. Поэтому инженеры придумали проводить предварительные испытания: готовая серийная установка монтируется на готовый серийный автомобиль, потом с него производятся стрельбы, и изучается результат. Например, испытания шасси «Студебекера» с установкой М-13 проводились на полигоне 11 и 12 февраля 1942 года; при этом определялись прочность конструкции, безопасность в работе, удобство обслуживания во время пробега и залпа, необходимость введения в схему домкратов и их влияние на кучность стрельбы. По итогам пришли к выводу о пригодности автомашины для монтажа М-13, так как её обслуживание несущественно отличалось от штатного для машин ЗИС-6. Также было установлено, что домкраты не требуются: кучность стрельбы с ними и без них оставалась прежней.

В апреле того же года в СКБ «Компрессора» возникла идея создать так называемую «нормализованную» пусковую установку М-13Н (БМ-13Н), которая требовала бы минимальных доработок при переносе на разные автошасси. В решении технического совещания бюро, которое вёл главный конструктор Владимир Павлович Бармин (в будущем он станет создателем стартовых комплексов для межконтинентальных и космических ракет), предлагалось:

«1. Провести работу по унификации узлов и деталей различных вариантов М-13 и нормализовать отдельные узлы и детали, повторяющиеся в различных установках М-13.

2. При разработке конструкции нормализованных узлов и деталей учесть опыт, накопленный как в процессе производства, так и в процессе боевой эксплуатации установок. Модернизация не должна вносить серьёзных изменений как в процесс производства, могущих нарушить нормальных ход производства установок М-13, так и в конструкцию узлов и деталей, которые потребовали бы серьёзной опытной проверки новых узлов и деталей».

В ходе проектирования М-13Н был введён новый узел — подрамник. Он позволял вести сборку артиллерийской части как единого агрегата на нём, а не на шасси. После этого она относительно легко монтировалась на любой автомашине. При этом массу установки удалось снизить на 250 кг, а стоимость — с 40 000 до 30 000 рублей (в ценах того времени). Кроме того, «нормализация» способствовала улучшению боевых и эксплуатационных качеств «Катюш»: повысилась живучесть за счёт дополнительного бронирования водительской кабины и бензобака, увеличились сектор обстрела, устойчивость в походном положении и скорость наведения на цель. Боевые машины М-13Н успешно прошли полигонные испытания, и в апреле 1943 года их начали поставлять на фронт.

Другим направлением развития реактивной артиллерии стало внедрение более мощных зарядов. В начале 1942 года на Ленинградском фронте были захвачены немецкие реактивные снаряды калибра 320 мм. По итогам их изучения Главное управление вооружения ГМЧ приказало спроектировать и изготовить аналогичные тяжёлые снаряды М-30, использовав при этом реактивную часть снаряда М-13. Они были испытаны на Софринском полигоне 28 и 29 мая, после чего о результатах доложили лично Сталину. Характеристики М-30, дававшего взрыв такой силы, что образовывалась воронка диаметром 7,5 м и глубиной до 2,5 м, произвели большое впечатление на вождя, и 4 июня он подписал постановление ГКО №1867сс о принятии их на вооружение. Устанавливался план производства: в июне — 10 000 выстрелов, в июле — 50 000. Командующий ГМЧ получил задачу по формированию двадцати двухбатарейных дивизионов М-30.

Снаряд М-30 можно было запускать с помощью электрозапала из простого по конструкции деревянного ящика с направляющими планками, который одновременно служил и укупоркой при перевозках. Для произведения залпа применялся прибор управления огнём от машины М-13, что давало одному человеку возможность произвести пуск тридцати двух снарядов за 4-5 секунд. 5 июля состоялось боевое крещение М-30: с их помощью в полосе наступления 61-й армии были проведены полковые залпы с общим количеством 1536 выпущенных снарядов, в результате чего удалось полностью разрушить два укреплённых пункта противника.

28 июля на полигоне были успешно испытаны снаряды М-20. Они состояли из штатной ракетной части М-13 и сварной головной части с листовым железом толщиной 5 мм. При взрыве образовывалась воронка диаметром до 5,9 м и глубиной до 2,2 м. Постановлением ГКО № 2135сс от 4 августа снаряды М-20 были приняты на вооружение. Однако после направления их в действующие войска проявились скрытые недостатки. М-20 запускались с модифицированной установки М-13, но с верхних направляющих, что давало в залпе лишь восемь снарядов. Из-за низкой плотности огня не удавалось разрушить укреплённые позиции, поэтому к концу следующего года М-20 были сняты с производства, а гвардейские миномётные части в дальнейшем отстреливали только готовый боезапас.

В начале 1943 года появился фугасный снаряд М-31 калибра 300 мм. В плотном грунте он образовывал воронку диаметром до 8 м и глубиной до 2,5 м. Падая в траншею, он производил разрушения на участке длиной до 10 м, а при прямом попадании в одноамбразурный дзот с тяжёлым покрытием навсегда выводил его из строя. Снаряд можно было использовать и для штурма в городских условиях: он пробивал кирпичную стену здания толщиной до 75 см; залп шестью М-31 полностью разрушал трёхэтажное здание.

Мощное оружие подоспело как нельзя кстати: готовясь к весенне-летней кампании, Ставка ВГК создала новые организационные единицы — артиллерийские корпуса прорыва Резерва Главного Командования. Каждый из четырёх сформированных корпусов (№2, 4, 5, 7) получил в свой состав по одной гвардейской миномётной дивизии, состоявшей из двух бригад М-30 (М-31) и одной бригады М-20.

На пути к Победе

Далеко не всегда боевое применение «Катюш» проходило гладко. Свидетельством тому является служебная записка №М-367, направленная Сталину 20 апреля 1943 года. В ней среди прочего сообщалось: «Немецкие снаряды к шестиствольному миномёту имеют при стрельбе меньшее рассеивание, чем снаряды М-13 и М-20». Действительно, вражеские образцы давали рассеивание 520 м по глубине и 896 м по ширине, а, например, М-13 — 840 м по глубине и 1600 м — по ширине.

Оказалось, что основной причиной низкой точности советских реактивных установок является нарушение технологического процесса при производстве частей снарядов и пороховых зарядов. В то время их собирали и снаряжали в основном подростки и женщины, имевшие мало опыта в работе на военном предприятии. Многие квалифицированные рабочие и техники были призваны на фронт, ведь «бронь» на изготовителей отдельных деталей не распространялась. Оборудование тоже оставляло желать лучшего. В результате брак не только снижал эффективность «Катюш», но и становился угрозой для стреляющих.

Юрий Дмитриевич Северин, служивший в 95-м гвардейском миномётном полку, вспоминал:

«На грань смерти нас ставили также конструктивные недостатки нашего в целом замечательного оружия. Это кажется невероятным, но грозные для противника ракетные снаряды нередко били и по нам самим, взрывались. Чаще всего это случалось при стрельбе снарядами с маркировкой ТС-14 [осколочно-фугасный снаряд М-13 уменьшенной дальности]. К счастью, детонировал не основной заряд, а та часть ракет, которая была заполнена твёрдым пороховым топливом, толкающим зарядом. Происходило это сразу же после пуска, когда ракета не успевала ещё сойти с направляющей. При этом, слава богу, сам снаряд — взрывная часть ракеты — выталкивался вперёд, над кабиной. Но и взрыва толкающей ракетной части хватало, чтобы изогнуть направляющие, крупные стальные швеллеры, почти рельсы, в дугу. А дальше всё зависело от того, где взорвалась ракета — наверху направляющей, которая в этом случае во многом принимала удар на себя, или внизу, непосредственно над кабиной. В последнем случае результат, как правило, был плачевным. Командир орудия и водитель, если он был рядом, получали тяжёлую контузию или погибали. <…>

Взрывы ракет на направляющих установок произошли уже при первых залпах при обстреле вражеских сил под Белым Бором Лычковского района Ленинградской области. 29 ноября 1942 года в первом и втором дивизионах взорвалось сразу несколько боевых ракет. Кошмар этот повторился 19 февраля 1943 года на Северо-Западном фронте при ведении огня в поддержку пехоты. <…> Взрывались ракеты и позже, на Западном фронте. Последний раз взрывы произошли 21 января 1945 года на западной окраине города Инстербурга (ныне Черняховска) в первой батарее полка — на одной боевой машине взорвались сразу две ракеты…»

Командование осознало серьёзность проблемы, и 20 апреля 1943 года вышло постановление ГКО №3214сс «Об улучшении кучности реактивных снарядов», в котором Наркомату боеприпасов предписывалось до 10 мая внести изменения в технологию изготовления боеприпасов и до 15 мая провести испытания обновлённых изделий. Поскольку сама по себе очередная модернизация мало что меняла, 19 мая Вячеслав Михайлович Молотов как заместитель председателя ГКО подписал распоряжение №3395сс, согласно которому в Наркомате боеприпасов было создано Главное Управление по производству снарядов (или 7-е Главное Управление). На новую организацию возлагалась обязанность руководить профильными заводами, оказывать техническую помощь смежникам и осуществлять контроль качества продукции.

Продолжалась и работа по увеличению огневой мощи. В марте 1944 года специалисты СКБ завода «Компрессор» создали оружие невиданной разрушительной силы — боевую двенадцатизарядную реактивную установку М-31 (БМ-31) на шасси автомашины «Студебекер». Её отличительной особенностью был пуск реактивных снарядов не из транспортной укупорки, а из специально разработанного сварного пакета — так называемых «сотовых» направляющих. При этом, за исключением моноблока направляющих и электрооборудования, узлы установки были унифицированы с «нормализованной» М-13Н.

Испытания новой боевой машины прошли в апреле-мае 1944 года и показали её высокие тактико-технические характеристики. 9 июня постановлением ГКО №6029сс установка М-31 была принята на вооружение. Её использовали для подавления и разрушения опорных узлов противника и сопровождения наступающих войск в глубине вражеской обороны. Подразделения, оперировавшие М-31, обладали высокой манёвренностью, быстрым переходом в боеготовое состояние и способностью перезаряжать установки за 10-15 минут. Более того, в октябре специалисты СКБ завода «Компрессор» разработали специальную вставку для стрельбы трофейными немецкими снарядами калибра 300 мм с помощью М-31: та надевалась на снаряд и легко вставлялась вместе с ним в направляющую через казённую часть.

Дивизионы, перевооружённые установками М-31, получили в бригадах первые номера и название «штурмовые». Кроме того, на их комплектование выделялись лучшие командиры батарей и орудий, электрики и водители. Всё это превратило гвардейские миномётные части в эффективный инструмент по взлому вражеской обороны, что стало особенно актуальным при наступлении на европейском театре военных действий.

Гвардии полковник Иван Никифорович Радченко вспоминал:

«12 августа 1944 года в оперативную группу гвардейских миномётных частей 3-го Прибалтийского фронта прибыло 12 боевых машин БМ-31-12 для стрельбы тяжеловесными фугасными ракетными снарядами М-31. Солдаты называли их иногда «Иваном Грозным».

На следующее утро перед строем всей 10-й гвардейской миномётной бригады мы вручили эти боевые машины одному из дивизионов. <…>

Севернее эстонского городка Выру наступала 189-я стрелковая дивизия, которой командовал талантливый военачальник генерал-майор П. А. [Павел Андреевич] Потапов. Дивизия с боями брала один за другим вражеские опорные пункты или, блокируя, обходила их. Во второй половине дня продвижение передового отряда дивизии было приостановлено организованным пулемётным и артиллерийским огнём противника в дефиле между обширными болотами, исключающими обход опорного пункта фашистов справа и слева. Мы с командиром бригады полковником Каморным застали генерала Потапова на наблюдательном пункте командира стрелкового полка. Он отдавал приказ о подтягивании артиллерии дивизии и намеревался после её огневого налёта атаковать в лоб опорный пункт противника.

Увидев меня, Потапов обрадовался и сообщил, с какой бедой они встретились:

— Наша пехота, обстреливаемая интенсивным огнём гитлеровцев, залегла; танковая рота в составе трёх машин Т-34, встреченная сильным противотанковым артиллерийским огнём, вынуждена укрыться. Немцы превратили в дзоты каменные строения двух расположенных в километре друг от друга хуторов, а между ними вкопали в землю танки. Трудно мне своими силами преодолеть столь крепкий узел сегодня, — сказал генерал, — а завтра будет ещё труднее. Немцы за ночь заминируют все подступы и подтянут резервы. Вот бы ударить по гадам вашими «катюшами», теми, что вы нам показывали на учениях.

Я с удовольствием подумал: «На ловца, как говорится, и зверь бежит. Какая чудная цель подвернулась для испытания нашей новинки». <…>

Командир бригады быстро изучил необходимые данные и определил боевой порядок дивизиону.

— Через час «катюши» будут заряжены и выйдут на огневые позиции, станут в трёхстах метрах отсюда, в лощине у мостика на дороге, — доложил полковник Каморный, показав место на карте.

Вскоре мы увидели выход на огневую позицию боевых машин. Заряженные и расчехленные, они двигались одна за другой, сверкая на солнце ракетами, грузно качаясь и скрипя рессорами, занимая заранее обозначенные колышками свои места. <…>

Полковник Каморный подал условным сигналом команду на открытие огня, и через минуту грянул залп. Одна за другой сходили с направляющих 100-килограммовые ракеты. За 10 секунд дружно со свистом улетело на головы врага почти 150 таких ракет. Позади боевых машин поднялось огромное пыльно-дымовое облако.

На поле боя на какие-то мгновения воцарилась тишина, стрельба прекратилась с обеих сторон, но почти сразу же раздался страшной силы взрыв в стане врага, сотрясая округу на многие километры. Цель была поражена точно и надёжно. Оборону гитлеровцев заволокло густым чёрным облаком. Воздух наполнился гарью.

Генерал Потапов дал сигнал к атаке, и пехота рванулась вперёд. Ещё не успели рассеяться дым и пыль у цели, а танкисты с пехотным десантом на броне уже проходили теперь безмолвный опорный узел фашистов.

Через полчаса мы проехали место, поражённое нашим залпом. Зрелище действительно было ужасным. Всё поле покрылось огромными воронками, достигавшими на мягком грунте в диаметре 12, а в глубину 4 метров. Валялись размётанные трупы фашистских солдат, лошадей. Горели машины, растительность и строения. Да, не зря трепетали гитлеровцы перед страшным огнём наших славных «катюш».

Прощаясь, генерал П. А. Потапов восторженно сказал:

— Подумать только, какая огневая силища в ваших руках! Посудите сами, чтобы мощью сравняться с ударом вашего гвардейского дивизиона М-31-12, нам потребовалось бы сосредоточить здесь более двухсот артиллерийских стволов не менее чем среднего калибра. Это же шесть артполков! Для сосредоточения такого количества частей потребовалось бы много времени. Внезапность при этом исключена. Тут бы целый базар получился.

Мы пожелали командиру дивизии успеха в преследовании врага, а сами поехали на другие направления».

Высокую результативность М-31 оценили по достоинству: в феврале 1945 года Главный маршал артиллерии Николай Николаевич Воронов обратился к Верховному главнокомандующему с просьбой вооружить установками М-31 вторые дивизионы в 27 гвардейских бригадах. Сталин согласился и разрешил произвести соответствующие мероприятия.

Однако когда начались бои на узких улицах европейских городов, гвардейским миномётным частям пришлось отказаться от огневой мощи в пользу «точечных» выстрелов — прямой наводкой отдельными реактивными снарядами М-13, М-20 и М-31. Новая тактика оказалась весьма рациональной. Обычно один или несколько снарядов устанавливались непосредственно в укупорке в оконных проёмах или проломах напротив дома, где закрепился противник. Затем производились выстрелы, и силы взрыва оказывалось достаточно для разрушения здания.

Несмотря на технические и организационные трудности, «Катюши» совершенствовались на протяжении всей Великой Отечественной войны, становясь всё более грозным и эффективным оружием. Они дошли до Берлина, а последние боевые залпы произвели 11 мая 1945 года — в сражении у чешской деревни Сливице. Впрочем, не все гвардейские миномётные подразделения отправились после победы домой — многие из них по приказу командования взяли путь на Восток, чтобы вступить в сражение с японской армией.

---

Источники и литература:

1. Ащеулов О. Формирование частей полевой реактивной артиллерии в 1941-1943 годах и их роль в оборонительных боях Воронежского фронта в ходе Курской битвы // Грамота. 2017. №12
2. БМ-13 «Катюша». — Riga: Tornado, 2000
3. Боевая машина М-13 Краткое руководство службы. — М.: Воениздат, 1945
4. Быковская Г., Черных В., Черенков Р. Российская школа оружия: реактивный миномёт «Катюша» // Грамота. 2016. №11
5. Васильев А., Михайлов В. Ракетные пусковые установки в Великой Отечественной войне. О работе в годы войны СКБ при московском заводе «Компрессор». — М.: Наука, 1991
6. Вознюк В. Уходили в бой «катюши». — Волгоград: Ниж.-Волж. кн. изд-во, 1976
7. Гвардии «Катюша» / сост. А. Бороданков. — Л.: Лениздат, 1978
8. Гуров С. Реактивные системы залпового огня. Обзор. Изд. 3: http://rbase.new-factoria.ru/gallery/reaktivnye-sistemy-zalpovogo-ognya-obzor-10-let-spustya
9. Картузов В. Выходила на берег «катюша»… // Техника — молодёжи. 1990. №2
10. Качур П. Ракетчики Советского Союза. — М.: Изд-во «РТСофт», 2009
11. Колодный Л. Повесть о «Катюше». — М.: Политиздат, 1968
12. Кузнецов К. Реактивное оружие Второй Мировой. — М.: Эксмо, Яуза, 2010
13. Кузнецов К. Все ракеты Второй Мировой: единственная полная энциклопедия. — М.: Яуза; Изд-во «Э» , 2016
14. Макаров М., Коломиец М. Реактивная артиллерия Красной Армии. 1941-1945. — М.: Изд-во «Стратегия КМ», 2006
15. Нестеренко А. Огонь ведут «катюши». — М.: Воениздат, 1975
16. Прочко Е. Гвардейская «катюша» // Моделист-конструктор. 1985. №4
17. Сафронов А. О 12-м отдельном гвардейском минометном дивизионе в 1941 году: https://stalinogorsk.ru/safronov_12ogmd
18. Сушан Г. Такие разные «катюши» // Техника — молодёжи. 2002. №8
19. Федин П. Воронежская «катюша». — Воронеж: Центр.-Чернозём. кн. изд-во, 1988
20. Шунков В. Энциклопедия реактивной артиллерии. — Минск: ОАО «Полиграфкомбинат им. Я. Коласа», 2004