Главный редактор военного обозрения «Новое время» Петр Тимофеевич Лагутин в растерянности смотрел на коричневый пакет, запечатанный множеством сургучных печатей и заляпанный фиолетовыми штампами различных почтовых отделений.
— Этот пакет точно предназначен для нашего обозрения? – переспросил он курьера. Тот утвердительно кивнул.
Петр Тимофеевич крякнул и разгладил красивую раздвоенную бороду. Затем взял нож для разрезания бумаги и вскрыл пакет. Оттуда высыпалось множество мелко исписанных карандашом листков. Листки были вырваны из ученической тетради, почерк – старательный.
«Гимназист какой-то настрочил сочинение патриотического содержания, – вздохнул Петр Тимофеевич, прикидывая в уме, кому бы из сотрудников поручить ознакомление с опусом. – Ох уж эти юные дарования! Научили их писать, на свою голову, вот они и изводят бумагу почем зря…»
Однако так уж был устроен главный редактор «Нового времени», что не мог не зацепиться глазом за написанную строчку, пусть даже самую пустяковую. А строчка показалась ему любопытной. Неведомый «гимназист» писал следующее:
«Роль аэропланов в настоящей войне стремительно возрастает. Вот уже знаменитый спортсмен предвоенных лет, ныне пилот-доброволец, сражающийся против германцев, известный Ролан Гарро – кстати, сам он настаивает на том, чтобы его фамилию произносили как «Гаррос», — сумел таким образом наладить свой аэроплан, чтобы можно было сбивать вражеские аппараты, просто нацелив нос своего аэроплана на неприятеля и дав очередь из неподвижно закрепленного пулемета. Иными словами, сам пулемет представляет собой как бы продолжение аэроплана и для прицеливания нужно лишь двигать аппаратом в нужном направлении. Таким образом, Ролан Гаррос может считаться изобретателем совершенно нового вида самолета – самолета-охотника, истребляющего аппараты противника, словно дичь».
— Боже, как он пишет!.. – вздохнул Петр Тимофеевич. – Но откуда у него этот фамильярный тон – «сам Гарро настаивает…» Он что, общался с «самим Гарро»?
Главный редактор торопливо перелистал странички и обнаружил в конце подпись: «Аркадий Загурский, военный корреспондент обозрения «Новое время».
— Кто такой Аркадий Загурский? – простонал Петр Тимофеевич. – Откуда он вообще взялся и почему называет себя нашим «военным корреспондентом»? В первый раз слышу это имя!
Главный редактор разложил листки по порядку и начал читать в надежде, что разберется в неожиданном сюжете. И действительно, среди путевых и военных очерков обнаружилось следующее признание:
«На вопросы неоднократно задерживавших меня властей, как гражданских, так и военных, я вынужден был называться корреспондентом русского военного обозрения «Новое время», — писал Аркадий, - поскольку, во-первых, это моя заветная мечта, а во-вторых, не будь так, меня бы на месте пристрелили какие-нибудь не в меру бдительные унтер-офицеры… Но имя репортера открывает многие двери и почти все сердца…»
— Почему же ты не на фронте, милый человек? – пробормотал Петр Тимофеевич. – В писатели метишь?
Ответ на этот вопрос он обнаружил в том же письме и притом тотчас:
«К несчастью, я весьма близорук и не расстаюсь с очками. Военный комиссар, когда я пытался записаться добровольцем, даже изволил обидно пошутить на эту тему.
— На войне иной раз приходится и противогаз на физиономию натягивать, – заметил он мне. – А вы, сударь мой, простите, очки свои на противогаз будете надевать или под него?
После такого образчика армейского «остроумия» я уже не мог ни на что надеяться и решил принести пользу Отечеству своими писаниями…»
— Ладно, — произнес вслух господин Лагутин. – Прочитаю лично, что ты там сотворил. И если нам подойдут эти корреспонденции, покроем твою ложь правдой и выдадим тебе редакционное удостоверение. Но никак не раньше!
Он погрозил пальцем отсутствующему Аркадию, как будто тот мог его видеть, и приступил к чтению.
«До сих пор, то есть до апреля пятнадцатого года, аэропланы выступали в двух ролях: как разведчики и для бомбометания. Но изобретение Ролана Гарро, который установил на свой самолет синхронизатор, позволяющий стрелять через винт, коренным образом изменило наше представление о воздушном бое.
Родился самолет-охотник. Разумеется, рано или поздно противник постарается раздобыть образец нового устройства, скопировать его и тем самым уравновесить силы, но пока что это ему, по счастью, не удалось. У германцев вообще не ведется никаких работ по созданию чего-либо подобного, так что их ожидал неприятных сюрприз!
«Непобедимые тевтонцы» были весьма удивлены, когда Гарро первого апреля в неравном бою с четырьмя «Альбатросами» сбил один. Остальные сочли за благо повернуть обратно.
Славное деяние товарища не оставило равнодушным одного из самых знаменитых – и наименее дисциплинированных – летчиков французской авиации, знаменитого Жана Наварра. Второго числа, т.е. на следующий день после подвига Гарро, Наварр добился отправки его на специальное задание и вместе с пассажиром вылетел в Ретель.
Полет этот ознаменовался своеобразным приключением, типичным для Жана Наварра: на обратном пути он обнаружил германский аэродром и вздумал продемонстрировать противнику фигуры пилотажа, которым в довоенное время искусные французские летчики удивляли на «митингах», т.е. на авиационных демонстрациях, почтенную публику.
Наварр спустился «падающим листом» на пятьсот метров и принялся представлять различные трюки.
Немцы были настолько заинтригованы, что даже не подумали стрелять в «артиста». Они любовались полетом.
И вдруг праздник разрушили ружейные выстрелы… Это один старый «Альбатрос» распознал в трюкаче недруга и открыл по нему огонь.
— Ах ты, дурак! – в гневе вскричал Наварр, раздосадованный нежданной помехой. Более всего он был раздражен тем обстоятельством, что, отправляясь на специальное задание, не получил от начальства никакого оружия.
Что же делать?
— Я выставлю тебя посмешищем, — обещал французский летчик добросовестному немцу, который, кажется, единственный над этим аэродромом помнил о военных действиях.
И вот, как бы не замечая «Альбатрос», Наварр спускается до ста метров. Германец не отстает и не прекращает стрельбы. Тогда француз мгновенно взмывает вверх. «Моран-парасоль» отлично слушается умелого «наездника», в то время как громоздкий «Альбатрос» не в силах следовать за соперником и выглядит неуклюже.
И снова «Моран» снижается «падающим листом», а «Альбатрос» тщетно пытается повторять его ловкий маневр… Тут уж не удержались и немцы и принялись смеяться без удержу над бессильными эволюциями сотоварища.
— То-то же! – крикнул Наварр, улетая. – Знай наших!
Он чувствовал себя совершенно удовлетворенным и даже думать позабыл о том, что проделывал свои фокусы над вражеским аэродромом совершенно безоружный.
Такое удальство – в русском духе! Но по фронту ходят упорные слухи, что Наварр, один из лучших и уж точно самый непредсказуемый пилот французской авиации приносит несчастье. Просто чудо, что пассажир, который с ним летел, благополучно прибыл на место. Слухам, следовательно, не всегда следует доверять.
…Вот минуло еще несколько дней, и стало известно, что Гарро со своим замечательным устройством сумел сбить второй германский самолет. Охота на врага в воздухе началась не на шутку!
Восемнадцатого же апреля пришло печальное известие. Ролана Гарро больше нет с нами и что с ним – до сих пор остается в точности неизвестным.
Вот что удалось выяснить. В тот день Ролан Гарро в паре с другим летчиком вылетел, имея заданием бомбить станцию Куртре. Уже вечерело.
К тому моменту на станции находилось два железнодорожных состава, и один из них – бронепоезд, причем с сильным вооружением из зенитных пушек и пулеметов.
Бронепоезд открыл интенсивный огонь по самолетам французов. Двигатель «Морана» Гарро был поврежден этими выстрелами, и отважный француз, пролетев еще километров десять, вынужден был сесть на территории противника. По всей видимости, он попал в плен или погиб.
Второй пилот видел, как на земле горел самолет Гарро… Надо полагать, Ролан Гарро остался верен себе до конца: если он и не разбился насмерть при неудачном приземлении, то во всяком случае постарался уничтожить машину, чтобы секрет устройства, позволяющего стрелять через винт, не достался противнику.
Летчик Эжен Жильбер поклялся мстить за боевого товарища. В эскадрилью доставили новый аппарат — «Моран-N» с пулеметом «Гочкис». Изначально эта машина предназначалась для Гарро, но ее отдали другу сбитого летчика. Он написал на фюзеляже самолета-охотника одно слово: «Мститель».
Устройства, позволяющего вести синхронную стрельбу через винт, уже не было – оно сгорело вместе с самолетом Гарро, — так что Жильбер установил оружие над верхним крылом своего аппарата.
Что ж, посмотрим, как будут развиваться события. Пока на боевом счету Жильбера три сбитых самолета врага».
— Довольно бойко, — отметил Петр Тимофеевич, складывая листки. – Что ж, полагаю, этот молодой человек – как его, Аркадий? – вполне способен потрудиться в нашем издании. Удовлетворим его просьбу. Будет выездным корреспондентом. Только вот… – Он еще раз бегло проглядел заметки. – Сдается мне, юный «мсье» Загурский судит обо всем слишком поспешно, основываясь на внешних впечатлениях и на рассказах летчиков. А известно ведь, как военный люд любит приукрасить события, если уж вообще взялся говорить… Нет ли в этих корреспонденциях какой-нибудь ошибки?
Он протер пенсне большим чистым клетчатым платком. Задумался, глядя на бронзовую статуэтку Наполеона, украшавшую его рабочий стол. Наполеон оставался совершенно безразличен к затруднениям главного редактора.
— Плохо, что я не разбираюсь в технических деталях аэропланов, – продолжал Петр Тимофеевич, привычно адресуясь к равнодушному Наполеону. – А вдруг Загурский тут что-нибудь путает? Что ж, – решился он. – Опубликуем заметку как есть, а если в ней обнаружится ошибка – найдутся и люди, которые смогут ее обнаружить и исправить. В таком случае напечатаем «Разъяснение».
И толстым синим карандашом Петр Тимофеевич написал в углу Аркадьевых листков: «В печать».
В заметки Аркадия действительно вкрались ошибки и неточности. Попробуем их обнаружить и «разъяснить»?
Комментарии к данной статье отключены.