Аркадий Загурский сидел в редакции военного обозрения «Новое время» и с мрачным видом жевал хлеб с мятым куском сала.Статья у него не клеилась. Мысли всё время уходили к Эскадре воздушных кораблей, к людям, с которыми он познакомился. Ближе всех он сошёлся, конечно, с Мишей Свистуновым. Аркадий радовался за него: скоро уже Миша сделается лётчиком.
В редакции, правда, многое из восторженных рассказов Аркадия ставили под сомнение. А главный редактор военного обозрения «Новое время», где подвизался Аркадий, господин Лагутин, прямо спросил, поглаживая бороду и как будто усмехаясь над счастливой наивностью юного корреспондента:
– Виноват, батенька, вы во всём так уверены, что излагаете столь бойко?
Аркадий густо покраснел:
– Я же был там, самолично с людьми беседовал и воздушные корабли видел!
– В достоверности сего факта убеждён; а вот правду ли вам рассказывали? Видите ли, батенька, военный человек – он любит приврать. Водится за ним таковая, вполне простительная, детская слабость. Да и вы могли не всё правильно, так сказать, охватить. – Лагутин пошевелил в воздухе пальцами, как бы пытаясь уловить нечто незримое, нематериальное.
– Я не всё имею право в корреспонденции написать, – Аркадий явно гордился своей осведомлённостью о делах Эскадры, – поскольку подводные течения…
– Бросьте, голубчик! – перебил редактор. – «Подводные течения»! Да сколько их было и всегда будет!.. Не они ведь решают дело.
– А вот не скажите, Пётр Тимофеевич! – запальчиво возразил Аркадий. – Многое и от личности зависит. А личности частенько бывают выносимы на поверхность как раз этими самыми подводными течениями.
– Вы вот мне объясните, к примеру, как этот ваш приятель, Миша Свистунов, которым вы нам все уши… гм… просвистели, – как он вдруг из простых плотников заделался пилотом?
– Он не «заделался», а в Эскадре существует своя школа.
– Вот сомнительно мне, чтобы эта школа обладала правом выпуска военных лётчиков, –продолжал Лагутин. – Не встречал ещё сведений на сей счёт. Вы проверяли рассказы своего приятеля? В Гатчину хотя бы адресовались?
Аркадий молчал.
– Ваш Михаил мог ведь и немного приукрасить события, – продолжал Пётр Тимофеевич. – Впрочем, как и было сказано, я человек неосведомлённый и судить определённо не берусь. Просто предлагаю проверить. Далее…
Но что «далее» – Лагутин договорить не успел. В помещение редакции вошел ещё один корреспондент, Олег Иванович Маслаков – высокий, с красноватым, мятым лицом человека, который неимоверным усилием воли бросил пить, но так до конца в данный факт и не поверил.
Маслаков никуда на фронты не ездил, он специализировался на теме военного производства, часто бывал на заводах и имел знакомства в среде мастеровых.
Увидев Аркадия, Маслаков поморщился, но не потому, что Аркадий лично у него вызывал отвращение: такова уж была естественная реакция Маслакова на человеческое существо любого пола и возраста.
– Сидите тут, сало кушаете? – хмуро произнес Маслаков. – А вот в газете пишут, что знакомец ваш из Эскадры – кажется, штабс-капитан Озерский, – только что погиб.
– Как – погиб? – Аркадий вскочил. – Но ведь такого не может быть!
– Запросто может, – Маслаков вынул из кармана скомканную газету и сунул Аркадию. – Ознакомьтесь.
Аркадий схватил лист, разгладил его.
– Я сало ваше доем? – полувопросительно произнёс Маслаков и, не дожидаясь ответа, сунул в рот остатки трапезы Аркадия.
Лагутин мягко коснулся плеча молодого писателя:
– Вы, Аркаша, не торопитесь. Прочитайте статью, а потом так и начните своё повествование о поездке в Эскадру. С того, что герои отдают жизнь свою за Отечество.
* * *
Штабс-капитан Дмитрий Алексеевич Озерский разговаривал вкусным московским говором, с протяжным «а». В свои двадцать семь он обладал большим опытом: за два года до войны окончил авиашколу Московского общества воздухоплавания, авиационное отделение Офицерской Воздухоплавательной школы и наконец сделался инструктором в Гатчине.
«В Эскадре опять нехватка личного состава, – писал Аркадий, старательно «вживаясь» в чувства начальника Эскадры генерала Шидловского. – Как быть? В напряжённый момент боевой работы внезапно подал рапорт с просьбой об откомандировали штабс-капитан Бродович.
– Объясните мне, Бродович, хотя бы причину? – настаивал Шидловский, вызвав авиатора в штаб.
Тот настаивал лишь на переводе в лёгкую авиацию – ни о чём другом. Генерал Шидловский не скрывал своего разочарования.
– Я вас отстраняю от командования кораблём как несправившегося с обязанностями! – объявил он. – Вы командируетесь в Гатчинскую авиашколу. Вместо вас нам пришлют такого авиатора, который сумеет выполнить долг на корабле.
Что ж, взамен Эскадра действительно получила настоящего пилота – штабс-капитана Озерского, инструктора означенной школы. На «Муромце» он вылетел под руководством поручика Алехновича – и на втором полёте уже сумел прекрасно управляться с кораблём.
И начались его подвиги во фронтовых небесах. Скоро уже бомбардировщик Озерского сделался самым результативным в Эскадре.
Вот как начиналась эта короткая, но поистине героическая эпопея.
Двадцатого июня пятнадцатого года два корабля – поручика Башко и штабс-капитана Озерского – вылетели с бензином на три часа. Помимо пятнадцати пудов бомб, они ещё имели по два пулемёта.
С высоты двух тысяч трёхсот метров они сбросили часть фугасных и осколочных бомб на скопления противника, «потрещали» по немцу из пулемёта – и далее вышли к Висле, где за три захода «спихнули» остаток бомб.
Всего корабли проделали около двухсот тридцати километров, а высота, на которой они летели, т.е. свыше двух с половиной километров, была такова, что немецкие орудия до них не достигали.
Вот после этого «дебюта» Озерский и начал летать почти ежедневно и состязался в храбрости с поручиком Башко.
Два «Муромца» столь досаждали немцам, что те окончательно решили покончить с «большими русскими самолётами» и перебросили с Западного фронта для сей цели нескольких истребителей-асов, т.е. – самых лучших, по их мнению, пилотов-«охотников».
Тому, кто собьёт «русский самолёт Сикорского», назначена большая награда.
И вот шестого июля «Муромец» встречается с такими асами. Это был самолёт Башко. В сорока километрах к югу от города Холм на высоте свыше трёх километров корабль был атакован сразу тремя германскими «охотниками».
В нижний люк бомбардировщика наблюдатель увидел немца – на пятидесяти метрах. Немец быстро обогнал нашего и оказался на пятьдесят метров выше и впереди. С такой позиции он открыл огонь.
Артиллерист корабля отвечал немцу из ружья-пулемёта «Мадсен», а старший моторист ещё дополнительно стрелял из карабина. Но германский «охотник» всё-таки преуспел, хотя бы отчасти: были пробиты оба верхних бензобака «Муромца», фильтр правой группы моторов, радиатор второго мотора… Командир корабля поручик Башко был ранен в голову и ногу, и товарищи тотчас перевязали его.
Вообще, в этом бою как нельзя лучше сказалась прозорливость конструктора «Муромцев» г. Сикорского, который считал, что всегда в полёте необходим большой экипаж – чтобы оказывать друг другу помощь, и лучше иметь большой самолёт с несколькими моторами.
«Муромец» продолжал полёт на двух правых моторах, несмотря на свои повреждения, а Башко после перевязки вновь взял управление.
Второй германский истребитель атаковал его слева, но наши пулемёты отогнали врага: он резко перевернулся и с громадным креном быстро пошёл на снижение.
Ещё один вражеский аппарат обстрелял «Муромца» из пулемёта, проходя выше, а затем ещё дал залп третий германец.
Покалеченный русский самолёт с двумя повреждёнными двигателями представлял собою мишень. Тевтонов подвёл недостаток решимости, иначе они могли бы добить его.
«Муромец» совершил вынужденную посадку в пяти верстах от города Холм на болотистом лугу. Башко был направлен в лазарет.
Озерский решил поквитаться и через два дня, взяв на корабль шесть пулемётов и двух добавочных стрелков, вылетел по тому же маршруту, что и Башко.
Он покидал бомбы на немецкий аэродром. Но немцы на вызов не ответили.
Они решили сбить «Муромца» не в воздушном бою, «охотниками», а с земли – зенитной артиллерией. Озерский отвечал на огонь пулемётной стрельбой по артиллерийским расчётам немцев, и это возымело среди врага должный эффект.
Оставшись один, Озерский летал почти каждый день, а то и по нескольку раз в день…
В середине сентября, как известно, наши войска оставили Брест-Литовский. Единственный «Муромец» Первого отряда Эскадры, т.е. корабль Озерского, перебрался в район города Слуцка.
А в октябре он опять начал боевую работу – с нового аэродрома, и бомбил Барановичи, Скобелевский лагерь и близлежащие железнодорожные станции.
И каждый полёт нашего «Муромца» враг сопровождал сильнейшим зенитным огнем – «асов» немцы более не высылали. Всякий раз большой корабль возвращался с повреждениями.
И вот второго ноября сего, пятнадцатого, года корабль штабс-капитана Озерского во время бомбардировки станции Барановичи опять подвергся яростному обстрелу германскими орудиями. К такому Озерский был уже привычен и действовал по обыкновению.
Он сбросил восемь бомб и хотел уже повернуть обратно, как вдруг почувствовал неисправность в управлении.
Озерский развернул корабль почти без крена с большим радиусом. Здесь сказался его большой опыт управления аппаратами ещё со времён Гатчинской школы.
Без хлопот Озерский долетел до линии фронта и начал снижение. Вот тут неожиданно «Муромец» клюнул носом и перешёл в плоский штопор, а это уже такая «фигура», из которой не существует выхода.
С ужасом наблюдали с земли неизбежную гибель героического воздушного гиганта!
Все старания командира выровнять корабль не удались. Самолёт врезался в землю, и почти весь экипаж погиб при этом падении. Точной версии случившегося не смогла установить и специально собранная комиссия, хотя самое близкое предположение – повреждение управления во время обстрела.
Остатки корабля будут доставлены в Петроград, поскольку моторы, после починки их, могут быть вновь употреблены на аппаратах. Однако с гибелью штабс-капитана Озерского и его «Муромца» закончилась и работа первого боевого отряда Эскадры».
* * *
Дописав материал на одном дыхании, Аркадий отложил перо и задумался. С Озерским ему побеседовать лично не довелось. Но Загурский почти воочию представлял себе схватку между огромным, как Змей Горыныч, «русским самолётом Сикорского» и несколькими хищниками с германскими чёрными крестами на фюзеляже.
Немало усилий приходится затратить неприятелю, чтобы уничтожить такой самолёт. Но даже умирая, он не попал в руки врагу!
Друзья, мы продолжаем наш конкурс «Легенды неба». Наш старый знакомец Аркадий Загурский побывал в Эскадре и пообщался с лётчиками. Ему многое рассказал «ужасно осведомлённый» механик Миша Свистунов, который теперь учится на пилота. Но насколько можно верить всему, что услышал, запомнил и пересказал Аркадий?
