Ровно две недели спустя командир группы снова участвовал в бою совместно с командиром 19-го КАО. На этот раз они на тех же аппаратах, что и раньше, перехватили и сбили ещё один разведчик, «Бранденбург» C.I серии 63.5 из австрийской 25-й авиароты. Неприятельскому пилоту удалось совершить посадку без аварии, и так как с момента приземления до прибытия русских солдат прошло некоторое время, экипаж успел поджечь свой аппарат.
3 июня Козаков в одиночку преследовал уходящий со снижением «Альбатрос», расстреляв в безрезультатных атаках почти весь боекомплект, так что когда на помощь разведчику пришла пара «Фоккеров» (в действительности «Роландов» или «Альбатросов»-истребителей), ему самому пришлось спасаться бегством.
Четыре дня спустя лётчик сумел отыграться за эту неудачу. Тем утром он поднялся на перехват двух неприятельских самолётов. Его обычный N1910 был неисправен, так что лётчику пришлось взять старый добрый N222. Оба немца летели по одному маршруту, но на разной высоте, и когда Козаков их нагнал, он осознал, что скороподъёмности его «престарелого» аппарата явно не хватает: противник уже успел развернуться в сторону линии фронта, и уйдет на свою территорию прежде, чем «девятка» сумеет набрать высоту для атаки.
Тогда ас задрал вверх нос своего истребителя и открыл непрерывный огонь, продолжая стрелять до тех пор, пока потерявший скорость «Ньюпор» не свалился на крыло. Не известно, сумел ли он попасть в цель, но нижний из немецких разведчиков начал разворачиваться, чтобы вступить в бой, верхний же продолжил прямолинейный полёт и быстро скрылся из виду, не пожелав оказывать помощь товарищу. Как только противник начал маневрировать и отстреливаться, у российского истребителя появилось время набрать ещё немного высоты, и во второй атаке «Румплер» C.Ia из 24-го авиаотряда был подбит и пошёл на посадку.
Победитель приземлился рядом с проигравшими, оказал им первую помощь (оба немца были ранены), дождался подхода пехотинцев и, отправив пленных лётчиков в штаб и обеспечив охрану трофея, перелетел на свой аэродром. Командарм 7-й Армии оставил резолюцию на рапорте об этом бое: «Благодарю славного и доблестного лётчика Козакова. Наградить». Однако награждение так и не состоялось – возможно, просто не успели оформить всю необходимую «бюрократию» до смены власти.
Ранним утром 14 июня Козаков летал в паре с прапорщиком Леманом (оба на «семнадцатых»). Во время патрулирования они заметили три неприятельских самолёта и пошли на сближение. Догнав противников, Козаков атаковал одного из них, и после нескольких попаданий враг стал уходить в западном направлении с резким снижением. Не став преследовать «подранка», лётчик переключился на следующего. После короткого боя этот «германец» также стал быстро снижаться, его наблюдатель прекратил огонь, турельный пулемёт замер в одном положении, а сам самолёт летел как-то неуверенно.
Козаков понял, что летнаб погиб или тяжело ранен, а пилот либо также ранен, либо едва удерживает сильно повреждённую машину в прямолинейном полёте, и поэтому также прекратил огонь и просто летел, наблюдая за противником. Видя, что немец не собирается немедленно идти на посадку, а пытается уйти на свою территорию, Козаков опять пошёл в атаку, но из-за отказа оружия не смог сразу добить «подранка», а потом прекратил преследование, чтобы не оказаться над немецкими траншеями на высоте всего 200 метров.
Из-за небольшой высоты полёта, сократившей радиус обзора, он не видел, что затем стало с его жертвой, но, по свидетельствам Лемана и наземных войск, немецкий самолёт разбился вскоре после пересечения линии фронта. Вполне возможно, что это была машина из 242-го артиллерийского отряда (ранены оба члена экипажа).
Тем же утром через несколько часов после первого вылета те же лётчики поднялись по тревоге и направились в сторону разрывов зенитных снарядов. При ближайшем рассмотрении «нарушителями» оказались три вражеских самолёта-разведчика, но один из них сразу же отвалил в сторону и скрылся из виду. Козаков атаковал ведомого в оставшейся паре, но ответным огнём немецких стрелков был ранен в правую руку сразу четырьмя пулями и вынужден был прекратить бой и быстро возвращаться на аэродром.
Оставшийся в одиночестве, Леман с пикирования атаковал того же «германца», одной длинной очередью выпустив по нему треть боекомплекта. За самолётом потянулся шлейф дыма, и он начал снижаться, но добить его не позволил второй «германец», сам устремившийся в атаку. В ходе этого боя пулемёт на «Ньюпоре» заело, и пока лётчик устранял неисправность, его противник сумел сбежать.
Позже выяснилось, что самолёт («Румплер» C.Ia из 29-го авиаотряда), который последовательно атаковали оба наших лётчика, так и не добрался до линии фронта, а с пробитым радиатором приземлился на одном из русских аэродромов. На эту победу Козаков претендовать не стал, и её записали на счёт его ведомого.
Самого Козакова эвакуировали в тыловой госпиталь. Хотя одна из пуль повредила локтевой сустав, все ранения оказались лёгкими, и уже 27 числа он вернулся на фронт, а на следующий день группа получила приказ на перебазирование в сектор соседней армии того же фронта. «Наземный эшелон» начал перебазирование 1 июля, самолёты перелетели на новые аэродромы днем позже, а 6 июля начались боевые вылеты на новом месте.
Однако в тот же день началось немецкое наступление, и в два часа пополудни началась эвакуация группы на восток. После серии перемещений с места на место 1-я БАГ возобновила боевые действия 14 июля.
Тем утром Козаков в паре со своим заместителем подъесаулом Шангиным (оба на «Ньюпорах»-17) вступил в бой с одиночным разведчиком противника. Атакованный «Альбатрос», преследуемый Козаковым, уходил со снижением на запад, но русский лётчик не стал сильно рисковать над неприятельской территорией и на последнем этапе лишь следил за противником с высоты более 1000 метров. Тот сначала снизился до 200 метров, а затем приземлился (по мнению Козакова) или упал (по докладу Шангина). Ввиду сложной оперативной обстановки запросов о подтверждении в наземные части не делали, обойдясь только рапортами лётчиков. По крайней мере, в одном из документов победа была названа совместной, но официально её записали на одного Козакова, и он стал «дважды асом» по американской терминологии.
Утром 20 июля командир и его заместитель в 10 верстах от своего аэродрома встретили ещё один одиночный разведчик («Бранденбург» C.I серии 64.5 из 26-й авиароты). В коротком бою австрийский пилот был убит в воздухе, а летнаб ранен, но сумел взять на себя управление и посадить машину. На этот раз победу записали на обоих участников боя.
На следующий день состоялось ещё одно (и не последнее) перебазирование, но продолжительных перерывов в боевой деятельности больше не было.
26 июля во время утреннего патрулирования Козаков и Шангин провели три воздушных боя с одиночными разведчиками противника. Первый пикированием ушёл на свою территорию. Второй был подбит и «снижен» до 50 метров, но сумел пересечь линию фронта, после чего преследование было прекращено, но издалека лётчики наблюдали, как он совершил вынужденную посадку (победа была засчитана Козакову). Третий также попал под удар, но сумел благополучно уйти, к тому же его стрелок умело «огрызался», и Козаков был ранен в ногу, но остался в строю и уже на следующее утро вновь поднялся в воздух.
В середине лета 1917 года асу предложили пост начальника Военной школы воздушного боя в Евпатории, но он вовсе не собирался «почивать на лаврах» в тылу: «На должность начальника школы воздушного боя очень прошу не назначать. Хочу быть только в группе. Благодарю за предложение. Ротмистр Козаков».
Поздним утром 16 августа Козаков поднялся на перехват самолёта противника, о котором на аэродром сообщили по телефону, но, прибыв в указанный район, «нарушителя» не обнаружил и решил заняться «свободной охотой». Встретив во время патрулирования одиночный немецкий разведчик из 24-го авиаотряда (не исключено, что тот самый, который он должен был перехватить), он пошёл в атаку. Вскоре сбитый самолёт рухнул на землю, от удара его мотор зарылся в почву, а плоскости и куски фюзеляжа разбросало по сторонам. По обломкам тип самолёта установить тогда не сумели, но, судя по таким деталям, как «элероны на верхнем и нижнем крыле» и «руль высоты один сплошной», это был «Альбатрос» C.X или C.XII.
25 августа крупная по меркам русской авиации группа истребителей 1-й БАГ (шесть машин) была поднята на перехват, но неприятельского самолёта в указанном районе опять не оказалось, и Козаков повёл шестёрку на неприятельскую территорию и начал патрулирование вдоль линии фронта. Ровно в полдень он с несколькими (но не всеми) ведомыми атаковал одиночный самолёт противника, который задымился и, резко снизившись, пошёл на посадку.
К сожалению, имеющиеся записи об этом бое не дают ни перечня участвовавших в боевом вылете пилотов, ни фамилии тех, кто пошёл в атаку с Козаковым. Непонятно также, кому именно эту победу засчитали и засчитали ли вообще. Если исходить из того, что о судьбе вражеской машины докладывали прапорщики Земблевич и Смирнов, именно они и были участвовавшими в бою ведомыми.
29 августа с аэродрома авиагруппы заметили разрывы зенитных снарядов, и Козаков поднялся на перехват. Приблизившись к месту действия, он обнаружил идущий в восточном направлении одиночный разведчик. Дав ему возможность подальше углубиться на нашу территорию, лётчик пошёл в атаку, и вскоре незначительно повреждённый «Бранденбург» C.I 269-й серии с экипажем из 18-й авиароты стал трофеем русской армии. Эта машина осталась в группе, став личным транспортным средством своего пленителя, ставшего уже «трижды асом».
8 сентября Козакову присвоили чин подполковника, однако сам он узнал об этом только через месяц, поэтому во всей переписке, посвящённой воздушному бою 10 сентября, он проходит под прежним званием. В тот день около полудня Козаков вылетел на перехват самолётов противника, по которым вела огонь зенитная артиллерия. В этот раз это оказалась тройка «одностоечных и одноместных неприятельских истребителей», которые в одном из рапортов были идентифицированы как «Фоккеры», но в действительности, скорее всего, были «Альбатросами» D.III. Чуть позже к немецкой тройке присоединился четвёртый самолёт.
Ровно в полдень наш лётчик сумел набрать необходимую высоту и стал готовиться к атаке. В тот же момент появился ещё один «Ньюпор» (старший унтер-офицер Ширинкин из 7-го авиаотряда истребителей), и оба лётчика атаковали одновременно.
Самолёт, атакованный Ширинкиным, быстро пошёл вниз (по свидетельствам пехотинцев, он упал за линией фронта), но и чернохвостый «Ньюпор» тоже попал под обстрел и свалился в штопор. Оставшись один против трёх, Козаков не стал спасаться бегством, а продолжил бой. Один из немцев как-то незаметно исчез, а два других некоторое время сражались, а затем тоже стали уходить на свою территорию. После того, как последний из них пересёк линию фронта, русский лётчик, расстрелявший весь боекомплект, прекратил преследование и вернулся на аэродром.
В целом, сентябрь для авиации восточного фронта стал началом периода затишья, и число воздушных боёв заметно сократилось, только уменьшаясь и в последующие месяцы. Последний воздушный бой лётчики 1-й боевой авиагруппы провели 13 ноября, то есть, уже при новой власти. В тот день Козаков и Смирнов, оба на истребителях «Спад»-7, атаковали два неприятельских самолёта, один из которых резко снизился и совершил вынужденную посадку в расположении противника. Победу записали на обоих участников.
20 ноября подполковник Козаков выполнил свой последний боевой вылет в Великой войне, а 24 ноября его назначили исполняющим обязанности командира 7-го авиадивизиона с сохранением за ним и должности командира группы. Это назначение смело можно назвать венцом карьеры аса, так как война на восточном фронте близилась к завершению.
В первых числах декабря до Юго-Западного фронта дошёл приказ «О демократизации армии», отменивший все звания и награды, а 5 декабря гражданин Козаков передал своим подчинённым спущенный сверху приказ «прекратить всякие полёты на фронте» – Советская Россия выходила из мировой войны.
9 декабря в 1-й БАГ прошли «демократические выборы» нового командира, которым стал бывший унтер-офицер Павлов, передача дел которому состоялась 11 декабря, а неделю спустя на общем собрании 19-го корпусного отряда Козаков был избран его командиром, вернувшись к должности, которую он занимал годом ранее.
В конце 1917 года начался настоящий исход лётчиков-офицеров из строевых частей, и Козаков также стал частью этого процесса: во второй половине декабря он заболел и убыл для лечения в Киев, откуда обратно в часть уже не вернулся.
Всего за время «империалистической» войны Александр Александрович Козаков прямо или косвенно «поучаствовал» в 20 воздушных победах (или 21, если считать самолёт, сбитый Ширинкиным), из которых 15 или 16 были записаны на его счёт. Для западного или итальянского фронта это был бы не слишком выдающийся результат, даже если учитывать только период до конца 1917 года, но для русской авиации и восточного фронта вообще это был рекорд.
Кроме перечисленных выше наград, во второй половине 1917 года ас получил от союзников-французов Рыцарскую (младшую) степень ордена Почётного Легиона (Chevalier de la Legion d’Honneur) и Военный Крест с одной пальмой, но даты награждений, к сожалению, не известны.
Весной 1918 года в Москве Козаков был поставлен на учёт как авиационный специалист, и вместе с несколькими другими опытными авиаторами побывал на приёме у Троцкого. Расстались стороны недовольными друг другом, и в июне (отсюда и далее все даты приведены по новому стилю) Козаков вместе с ещё несколькими лётчиками выехал в Мурманск. Документы для этого путешествия, а также пароли и явки на маршруте им предоставил капитан Хилл из английского посольства.
Сразу по прибытии на место авиаторам предложили службу в планируемом к формированию Славяно-британском авиационном корпусе. Лётчики поначалу от этого отказались, попросив отправить их на любой фронт войны против Германии, однако чуть позже всё же согласились с первоначальным предложением. Тем не менее, от чести стать начальником штаба русской половины Славобрита Козаков, получивший чин лейтенанта Королевских ВВС, всё же отказался. Вместо этого он принял пост командира 1-го авиационного отряда (в английских документах проходил как «сквадрон»), который, впрочем, ещё только предстояло сформировать.
Формирование части началось в июле, но самолёты (два истребителя «Ньюпор»-17 и «Ньюпор»-23, а также несколько разведчиков «Сопвич-Полуторастоечный» французского производства) она получила только в начале августа после занятия союзниками Архангельска. 15 августа формирование было завершено, и отряд выдвинулся на так называемый железнодорожный фронт (зона боевого соприкосновения красных и белых сил у железной дороги Архангельск – Вологда, отделённая десятками километров тайги и болот от речного (двинского) фронта). Тогда же командир отряда стал капитаном, а рядовые пилоты, ранее принятые максимум в сержантском звании – лейтенантами RAF.
Первый боевой вылет был выполнен 19 августа, а 17 сентября отряд перебросили на речной фронт. В начале октября союзники провели там относительно удачное наступление, но в конце месяца уже красные атаковали на железнодорожном, отрезав от основных сил одну английскую пехотную колонну (несколько батальонов), и 1-й отряд отправили ей на помощь. Лётчики приземлились в расположении попавшего в окружение соединения и некоторое время пытались летать оттуда, но затем авиаторам тоже пришлось взять в руки винтовки и обороняться в стенах Сийского монастыря. В начале ноября осаждённые сумели прорвать кольцо блокады и даже утащили с собой самолёты.
Тем временем красные ударили и на речном фронте, и отряд Козакова снова вернули туда. На «новом старом» месте его вместе с русским 2-м авиаотрядом и английским флайтом «B» свели в Двинский дивизион (в английских документах Двинские Силы).
Во второй половине ноября из-за сильных морозов на земле наступило затишье, а активность действий авиации резко сократилась. Пауза продолжалась два месяца, а во второй половине января с улучшением погоды большевики возобновили наступление. 24 января во время одного из разведывательных полётов на «Сопвиче» Козаков был ранен винтовочной пулей в грудь, но сумел благополучно приземлиться на передовом аэродроме подскока.
Через месяц он вернулся в часть, но до начала марта не летал. Вскоре после возвращения из госпиталя он получил подарок от англичан – истребитель «Сопвич Кэмел». После пленения прежнего командира дивизиона в конце апреля и до прибытия нового в мае Козаков в течение нескольких недель исполнял его обязанности.
За время Гражданской войны Козаков был награждён двумя английскими наградами: DSO (Distinguished Service Order, что обычно переводят как «Орден за выдающиеся заслуги») в октябре 1918 и DFC (Distinguished Flying Cross, «Крест за лётные заслуги») в марте 1919 гг.
В мае 1919 года пополненный людьми и техникой авиакорпус прошёл реорганизацию, в ходе которой место прежних английских флайтов (отрядов) заняли сквадроны (дивизионы), а русские авиаотряды теперь по-английски именовались флайтами. Козаков был произведён в майоры и назначен командиром 1-го дивизиона (сквадрона), укомплектованного русскими лётчиками.
В июле с подачи лейбористов британский парламент принял решение об отзыве экспедиционных сил из России, и для того, чтобы прикрыть вывод войск и хоть немного облегчить положение остающихся в Северной области белых, командование решило провести ещё одно наступление на речном фронте, оказавшееся на удивление успешным. Красные беспорядочно бежали, но развивать наступление англичане не стали, а белым это было не по силам, поэтому операция лишь отдалила неизбежный конец, но не могла переломить ситуацию.
Авиация оказала существенную поддержку наступающим, и одним из наиболее отличившихся пилотов был Козаков, на своём истребителе с бреющего полёта штурмовавший неприятельские позиции непосредственно перед тем, как пехотинцы начали атаку.
1 августа Козаков решил облетать только что отремонтированный истребитель «Сопвич Снайп» и заодно проводить двух своих товарищей, переведённых в Сибирь к Колчаку. После взлёта он набрал высоту 100 метров, а затем «при полном повороте направо самолёт перешёл на нос и при работающем моторе врезался в землю возле одной из палаток» аэродрома. Так внезапно закончилась жизнь лучшего русского аса Первой мировой войны. Была ли его гибель следствием несчастного случая, или он сам направил самолёт в землю – достоверно определить уже вряд ли возможно…
Комментарии к данной статье отключены.