В заключительной части трилогии «Живые и мёртвые» Константина Симонова большая часть посвящена одному из этапов операции «Багратион» — Могилёвской наступательной операции. Хотя в рамках общего плана могилёвское направление было вспомогательным, задача 2-го Белорусского фронта простой вовсе не была.
Могилёв был одним из городов, намеченных немцами к превращению в «фестунг» — крепость, а находившаяся здесь с осени 1943 года 4-я армия вермахта имела достаточно времени, для создания прочной обороны. «Оборонительной» была сама местность — только между рекой Проня, по которой проходила линия фронта, и Березиной насчитывалось более 30 мелких, средних и крупных рек, большинство которых текут с севера на юг, а, стало быть, имеют высокий западный берег. В южной части района наступления примерно четверть местности занимали болота. Именно на западных берегах рек немцы старались оборудовать запасные оборонительные рубежи.
При этом 2-му Белорусскому фронту не досталось танковых армий или даже корпусов: перед началом наступления фронт имел четыре танковые бригады и отдельный танковый полк, которые насчитывали всего 134 исправных и восемь ремонтных машин, что по меркам лета 1944 года было очень мало. Однако нехватку «нормальных» танков восполнили самоходной артиллерией — фронту выделили девять самоходных полков, из них два гвардейских тяжёлых на новейших ИСУ-152.
Большая часть этой техники досталась 49-й армии, действовавшей на направлении главного удара — 42-я и 43-я отдельные гвардейские танковые бригады (огв.тбр), 233-й отдельный танковый полк (отп), 342-й и 334-й гвардейские тяжёлые самоходные артиллерийские полки (гв.тсап), 722-й, 1196-й и 1902-й самоходные артиллерийские полки (сап). Для сравнения, 50-я армия получила всего два полка самоходок, а 33-й армии бронетехники не досталось вообще.
«В полосе армии было сосредоточено около трёх тысяч орудий и миномётов, триста танков и самоходок, и почти всё это было нацелено на тот узкий четырнадцатикилометровый участок прорыва, где предстояло решаться делу. По двести орудий и миномётов на каждый километр. По стволу на каждые пять метров. И по пятьдесят метров на каждый танк или самоходку, если бы роздали эти танки и самоходки всем поровну, чего, конечно, делать не будем.
Танки будут главным образом поддерживать пехоту; исключение составит одна бригада, которую намечено уже после форсирования Днепра включить в подвижную группу и резануть ею в обход Могилёва. А более крупных танковых сил Ставка не дала ни твоей армии, ни фронту. Видимо, на главных направлениях будут действовать соседние фронты — справа и слева. Им и даны мехкорпуса, а возможно, танковые армии. Этого тебе, командарму, знать не положено, но предполагать не возбраняется; и по нынешнему времени было бы странно не предполагать: теперь без танков на главных направлениях не воюют».
Упомянутая Симоновым подвижная группа действительно была собрана — летом 1944 года командующие фронтами, не получившие «готовый» корпус или армию, не сидели сложа руки. Для глубокого обхода Могилёва была создана подвижная группа генерал-лейтенанта А.А. Тюрина. В неё по первоначальному плану вошли две танковые бригады, полк самоходных орудий, понтонно-мостовой батальон, моторизованный батальон 153-й стрелковой дивизии, истребительно-противотанковая бригада.
Основную пехотную часть подвижной группы составили элитные части КА — «штурмовые сапёры». Похожими боевыми группами немцы брали Могилёв в 1941 году — теперь советские командиры собирались показать «учителям», чему научились за три года войны. С неба дорогу танкам расчищали штурмовики Ил-2 — из обеспечивающей фронт 4-й воздушной армии одна штурмовая авиадивизия была выделена непосредственно на поддержку группы Тюрина.
Перед наступлением был проведён ряд учений, причём учебные поля выбирали как можно более приближенными к местности предстоящих переправ. При этом через занятия с танками и самоходными орудиями были пропущены все полки стрелковых дивизий, которым предстояло действовать в первом эшелоне. Благодаря разработанной совместно со штабами артполков схеме огня артиллерия накрывала цель через 2–3 минуты после подачи команды танкистами. На наблюдательных пунктах стрелковых дивизий постоянно находился офицер из штаба танковой бригады с радиостанцией, работающей на волне танкистов.
Тем не менее, как показал первый день наступления, даже самая тщательная подготовка не гарантирует того, что всё пройдёт без проблем и помех. Для форсирования первой на пути наступавших реки Прони было намечено четыре основных переправы, однако без проблем удалось переправиться только 1197-му и 1196-му самоходным полкам. Из-за задержки при наведении моста 42-я огв.тбр при попытке переправиться по подводному настилу «опытным путём» выяснила, что для танков он недостаточно прочный — на другой берег удалось перейти только семи танкам и пяти СУ-76, ещё 13 танков засели в болоте поймы, а остальные вернулись на исходный рубеж.
334-й гв.тсап, который должен были переправляться следом, несколько часов не мог найти подходящую переправу, и, лишь получив приказ из штаба армии перейти в полосу соседнего корпуса, переправился через реку и вступил в бой. Впрочем, был «год уже не сорок первый», и в наступавшей армии были наготове ремонтные и эвакуационные части — застрявшую технику вытащили уже через три часа. Можно сказать, что танкистам повезло больше, чем артиллеристам, у которых стремление как можно скорее переправить противотанковые орудия и полковую артиллерию следом за пехотой на подручных средствах привело к тому, что «отдельные орудия затонули в реке».
«Эти следы были свежие, а остальное всё старое. Зато следов того, как волокли через пойму артиллерию, самоходки, танки, как они вязли и как их вытаскивали, щитов и настилов, в крошево расщепленных брёвен и досок — всего этого было предостаточно.
Сейчас всё уже вытащили, все колеса и гусеницы пошли и поползли дальше. А в первый день, когда в поту и в мыле до самой ночи преодолевали пойму, минутами казалось, что не успеют вытащить, что техника безнадёжно отстанет, так и не догонит рванувшуюся вперёд пехоту.
Опоздание навёрстывали два следующих дня, а вернее, два дня и две ночи. В разгар наступления люди, можно считать, не живут, только воюют. Едят и спят — всё на ходу, когда придётся и где придётся.
Трудности, хочешь, не хочешь, а заставляют думать: верно ли было с самого начала твоё решение? Там ли ударил, где лучше всего было ударить?
Когда в первый день задержались на Проне, Серпилин тоже думал об этом. Трудности преодоления поймы недоучли, но остальное оценили верно: направление главного удара было для немцев неожиданным — ждали его ближе к Могилёву и держали там более плотную оборону».
Второй день наступления пошёл успешнее — первая серьёзная река осталась позади, бронетехника смогла развернуться и в полную силу поддержать пехоту. Но противник был ещё силен, и чрезмерно наглеть не стоило, особенно лёгким СУ-76, которые иногда «игнорируя применение к местности и манёвр, выходили на открытые огневые позиции и вели огонь с места, не меняя огневой позиции до 1,5 часов, в результате чего несли большие потери в технике и людях».
Тем не менее, штаб фронта, в который, кроме командующего генерал-полковника Г.Ф. Захарова, входил генерал-лейтенант Л.З. Мехлис, пока оставался недоволен действиями танковых частей, и издал несколько резких по тону приказов, где танкистам и самоходчикам предписывалось «перестать маскироваться по кустам и оврагам» и более активно наступать.
Оборона немцев севернее Могилёва начала сыпаться на третий день наступления — на рассвете 25 июня в прорыв пошла группа генерала Тюрина. Вдобавок командиры некоторых стрелковых дивизий начали формировать собственные подвижные отряды на основе приданных им полков СУ-76 — своим ходом пехота за убегавшими немцами уже не поспевала. К вечеру следующего дня, сбивая немецкие заслоны, наступающие части вышли к Днепру и начали переправляться через него. На пятый день танкисты и самоходчики уже дрались в тылу за Могилёвом — задачей дня было перерезать шоссе Могилёв — Минск.
Самая богатая добыча досталась 1197-му сап — выйдя к вечеру на дорогу около деревни Ермоловичи, самоходчики с ходу вступили в бой, разгромив колонну автомашин численностью «до 1000 единиц». 23-й огв.тбр и 1434-му сап, которые вышли на шоссе ещё ближе к Могилёву — у деревень Малое и новое Пашково — повезло меньше, им досталась автоколонна числом всего «до 150 автомашин»:
«Ещё через два километра доехали до перекрёстка с полевой дорогой, по которой двигались вчера на запад немецкие тылы. Как доносил Галченок — около ста машин, так они и стояли на целый километр вдоль этой полевой дороги — и до перекрёстка и после него. Танки, наверное, вышли сюда веером и разом ударили по всей колонне. Открытые и крытые грузовики, штабные автобусы и легковые машины — всё сгоревшее и изуродованное.
Колонна была длинная, но на перекрёстке танки расчистили в ней проход, разбросав в стороны остатки разбитых машин.
— А это не походная их типография? — спросил Серпилин у Синцова, глядя на опрокинутый автобус, возле которого были рассыпаны ящики с тускло поблёскивавшими свинцовыми пластинками.
— Да, набор валяется, — подтвердил Синцов.
— Запиши и позвони потом в политотдел, — может, им пригодится. А то пропадает добро! — сказал Серпилин и снова покосился на дорогу: на одном из грузовиков немцы везли продовольствие — в пыли был рассыпан рис, похожий на нерастаявший град».
Как и ожидалось, получив сообщения о советских танках в тылу, немцы попытались прорваться из наметившегося кольца. Несколько наспех подготовленных контратак не удались. За ночь противник стянул к участку прорыва всё, что ещё оставалось свободного в кольце — по данным танкистов, до полутора полков пехоты, 13 танков, 25 орудий (включая зенитные) и пять бронетранспортёров. Бой начался в 04:00 28 июня и длился семь часов, пока подошедшая советская пехота не помогла танкистам окончательно разгромить пытавшихся прорваться немцев. Потери 23-й огв.тбр составили три сгоревших и один подбитый Т-34, также сгорела одна СУ-85. Среди погибших был командир 2-го танкового батальона гвардии майор Е.Н. Погодин, командир бригады полковник И.Н. Ершов получил ранение.
По всей видимости, именно этот бой и был взят Симоновым за основу описания прорыва немцев из Могилёва. Для усиления литературного эффекта автор перенёс его с шоссе Могилёв — Минск на шоссе Могилёв — Бобруйск, которое в реальности в 1941 году оборонял полк прототипа генерала Серпилина — полковника С.Ф. Кутепова. На самом деле, в 1944 году в документах окружавшей с этого направления город 50-й армии попыток серьёзных прорывов не отмечено.
С юга тем временем город обходили приданные стрелковым дивизиям самоходные полки, на рассвете 27 июня перерезавшие шоссе Могилёв — Гомель. Город, имевший достаточно большое число каменных домов, брали специально созданные в полках штурмовые группы при поддержке артиллерии и бронетехники. К 18:00 остатки гарнизона во главе с командиром 12-й пехотной дивизии генерал-лейтенантом Рудольфом Бамлером (Rudolf Bamler) и комендантом города генерал-майором Готтфридом фон Эрдмансдорфом (Gottfried von Erdmannsdorff) сдались.
В 22:00 28 июня в Москве в честь освобождения Могилёва был дан салют — 20 залпов из 224 орудий.
Комментарии к данной статье отключены.