Последний мирный день перед началом Великой Отечественной войны — 21 июня 1941 года — был насыщен событиями до предела. В ту субботу мирные жители Советского Союза занимались своими обычными делами, в то время как две армии, которым предстояло менее чем через сутки сойтись в долгой смертельной схватке, занимались приготовлениями к войне. Однако если для вермахта это были «последние штрихи» тщательно разработанного плана, то командование Красной армии действовало нерешительно, не будучи до конца уверенным в том, что в ближайшие часы придётся давать отпор агрессору.
Вспомним хронологию последних суток перед войной.
Генерал-губернаторство, Польша. Моторизованные корпуса 3-й танковой группы вермахта сменили пехотные соединения на границе с СССР
Накануне нападения на Советский Союз немцы провели масштабную кампанию дезинформации, убеждавшую в том, что ближайшей целью Германии является высадка в Англии. Этим объяснялась высокая концентрация немецких пехотных соединений на границе с СССР. Действительно, механизированных и танковых войск вермахта там не было до последнего момента. Они прибыли в ночь на 21 июня, превратив немецкую группировку из оборонительной в наступательную.
Одной из причин неудач советской разведки во вскрытии немецких планов является жёсткий режим секретности, с самого начала окружавший операцию «Барбаросса». Точная дата наступления до последнего момента оставалась достоянием узкого круга лиц в высшем руководстве Третьего рейха. Гитлер утвердил 22 июня как дату нападения ещё 30 апреля 1941 года, затем она была подтверждена фюрером через месяц, 30 мая. Однако только 10 июня командующий сухопутными силами Германии генерал-фельдмаршал Вальтер фон Браухич направил в войска директиву, в которой 22 июня определялось как день нападения. Последней поворотной точкой становилось время 13:00 21 июня. В этот час предполагалась передача одного из двух кодовых сигналов:
- сигнал «Дортмунд». Он означал, что наступление, как и запланировано, начнётся 22 июня, и что можно приступать к открытому выполнению приказов;
- сигнал «Альтона». Он означал, что наступление переносится на другой срок.
Таким образом, даже имевший доступ к сверхсекретной информации советский разведчик вряд ли мог до середины июня сообщить точную дату вторжения.
Москва. Генеральный секретарь исполкома Коминтерна Георгий Димитров звонит советскому министру иностранных дел В. М. Молотову
Лидер болгарских коммунистов Димитров просит, чтобы переговорили со Сталиным о создавшемся положении и необходимых указаниях для компартий в связи со слухами о предстоящем нападении Германии на СССР. Молотов отвечает:
– Положение неясно. Ведётся большая игра. Не всё зависит от нас. Я переговорю с И. В. Если будет что-то особое, позвоню!
Димитров записывает разговор с Молотовым в дневник и подчёркивает слова о большой игре.
Москва. Сообщение агента «Курт»
«Посольство получило телеграмму из министерства иностранных дел в Берлине. С 4 утра идёт совещание… война начнётся в ближайшие 48 часов».
Герхард Кегель являлся высокопоставленным сотрудником германского посольства в Москве и одновременно советским агентом с псевдонимом «Курт». Утром 21 июня Кегель воспользовался телефонным номером, выданным ему для экстренной связи, и сообщил о начале войны «в ближайшие 48 часов». Примерно в семь вечера 21 июня Кегель вновь вышел на связь и сократил срок вдвое: «Посольство утром получило указание уничтожить все секретные бумаги. Наступающей ночью будет решение. Это решение – война».
Генерал-губернаторство, Польша. Немецкие танковые соединения получают приказ выдвигаться на исходные позиции к границе для наступления на СССР
С целью обеспечения секретности таблицы плановых сигналов в немецких войсках о начале операции включали в себя даты от 22 до 30 июня. Даже если бы эти документы попали в руки советских агентов, ответа о точной дате вторжения они бы не дали. Окончательные дата и время нападения сообщались в армии и корпуса в последний момент.
Передача условного пароля состоялась на два часа раньше намеченного срока. Уже в 11 утра 21 июня командующий 2-й танковой группой Гудериан был извещён о том, что завтра его войска перейдут границу с СССР. До полудня условный сигнал передавался в подчинённые Гудериану корпуса. Заревели двигатели танков, тягачей и тяжёлых автомобилей. Начались последние передвижения к советской границе. Этот процесс охватывал всю массу собранных у границы германских войск.
Манёвры германских войск не остались незамеченными. Командующий 3-й Армией генерал-лейтенант В. И. Кузнецов докладывал в штаб Западного особого военного округа, что «проволочные заграждения вдоль границы у дороги Августов, Сейны, бывшие ещё днём, к вечеру сняты». Также в Москву сообщалось о шуме моторов по другую сторону границы. Позднее их определили как работу танковых двигателей. Однако в действительности это был звук немецких тяжёлых тягачей, выводивших на позиции мощные артиллерийские орудия в Сувалкском выступе.
Янов-Полесский, Пинская область Белорусской ССР. Депортация
Из воспоминаний Льюиса Резника: «Шла депортация в Сибирь беженцев из Польши, отказавшихся от советского гражданства. В субботу 21 июня множество людей пришло попрощаться со своими родными. Люди плакали, жалели депортируемых. И тут мужчина по имени Берилл Дивинский, находившийся в вагоне, произнёс: «Вы, кто здесь остаётся, будете завидовать нам, изгнанным».
Тересполь, Генерал-губернаторство, Польша
Немецкий унтер-офицер делает запись в дневнике: «Я смотрю на эту цветущую и мирную страну, которая начинается на том берегу реки Буг. Завтра она будет превращена в ад. Русские ещё ничего не подозревают».
Москва. Совещание в Кремле
Начинается заседание в кремлёвском кабинете Сталина с участием Молотова, Берии и Тимошенко. Среди участников также присутствовал только что прибывший из Берлина военно-морской атташе посольства СССР в Берлине М. А. Воронцов. Среди документов, привезённых им из Берлина, самым важным была копия, полученная от военно-морского атташе Швеции. Документ назывался так: «Официальный запрос Берлина о маршрутах шведских судов и самолётов в Балтийском море с 22 июня 1941 года с целью предупреждения нападения на них во время войны с СССР». Появление такого документа могло иметь лишь одну причину — начало войны Германии с СССР.
На заседании принимается решение о создании Южного фронта и об объединении четырёх армий, выдвигающихся из внутренних округов, под единым командованием. Эти армии выдвигались с середины июня, но безнадёжно запаздывали для того, чтобы их можно было использовать в сражении у границы. Позднее они образуют группу армий резерва главного командования и станут главными участниками Смоленского сражения в июне 1941 года.
Советско-германская граница
Командиры рот выдвинутых к границе с СССР немецких дивизий построили своих подчинённых. Они зачитали им обращение Гитлера, начинавшееся словами: «Солдаты Восточного фронта! У наших границ выстроилось до 160 дивизий русских». Это была умышленная ложь, очевидная командующим групп армий, но неочевидная ротным командирам.
Цифра в 160 дивизий значительно превышала данные немецкой разведки о группировке противника. Однако возникшее на листе бумаги обилие дивизий Красной армии требовало решительных действий. Гитлер сообщал своим солдатам, что «…в спасении нуждается вся европейская цивилизация и культура. Немецкие солдаты! Скоро, совсем скоро вы вступите в бой – в суровый и решительный бой. Судьба Европы, будущее германского рейха, само существование народа Германии находится теперь в ваших руках».
Не все немецкие солдаты жаждали принять участие в спасении цивилизации и культуры путём военного вторжения. Выслушав своего ротного командира, сапёр Альфред Лисков бросился к границе, переплыл Буг и сдался советским пограничникам. Запинаясь от волнения, он сказал, что 22 июня на рассвете немецкие войска должны перейти границу.
Через три часа ефрейтор Альфред Лисков был доставлен в отряд. На первом допросе он показал, что служил в 221-м сапёрном полку 75-й дивизии. В армию призван из запаса в 1939 году. Считает себя коммунистом, является членом Союза красных фронтовиков. Во второй половине дня его командир роты лейтенант Шульц отдал приказ и заявил, что сегодня ночью после артиллерийской подготовки их часть начнёт переход Буга на плотах, лодках и понтонах. Как сторонник советской власти, узнав об этом, он решил бежать и сообщить о том, что утром начнётся война.
В книге памяти Республики Башкортостан имеется следующая запись: «Лисков Альфред Германович. Родился в 1910 году в Германии, немец. Образование среднее, беспартийный. Арестован 15 января 1942 года, реабилитирован 16 июля 1942 года».
Москва. Молотов принимает посла Германии Вернера фон дер Шуленбурга
Поздним вечером 21 июня Молотов вызвал германского посла графа фон дер Шуленбурга в Кремль. Вместе с ним едет советник Густав Хильгер. Встреча началась в 21:30. Советский нарком начал беседу с заявления протеста против систематических нарушений границ германскими лётчиками. Шуленбург получил официальное письменное заявление:
«Советское правительство должно отметить, что нарушения советской границы германскими самолётами за последние два месяца… не только не прекратились, но продолжают увеличиваться и приняли систематический характер, достигнув за указанный период времени 180 случаев».
В ответ немецкий посол заявил, что ему известно только о пересечении границы советскими самолётами. Шуленбург не лгал: перелёты границы советскими самолётами действительно регулярно фиксировались немцами. Незадолго до разговора в Кремле два советских истребителя и три разведчика северо-западнее Бреста углубились на 16 км в расположение 2-й танковой группы. Однако характер и частота таких полётов не шли ни в какое сравнение с немецкими вторжениями в советское воздушное пространство.
После пикировки по перелётам границы от Молотова посыпался целый град вопросов: почему в Германии не было опубликовано сообщение ТАСС от 13 июня, в котором СССР заявлял о незыблемости пакта о ненападении? В чём заключается недовольство Германии в отношении СССР? Молотов спрашивал Шуленбурга, не может ли он дать объяснение этим явлениям, включая отъезд сотрудников германского посольства.
Хильгер позднее вспоминал: «Вопросы Молотова поставили посла Шуленбурга в крайне неловкое положение. Ему не оставалось ничего иного, как заявить, что он не располагает никакой информацией».
Молотов заявил, что нет причин, по которым германское правительство могло бы быть недовольным Советским Союзом. Шуленбург повторил, что он не в состоянии ответить на поставленные вопросы и лишь обещал телеграфировать о сказанном ему в Берлин.
Отказ от комментариев и гробовое молчание в ответ на сообщение ТАСС 13 июня 1941 года были частью немецкой кампании дезинформации, вводившей советское руководство в заблуждение относительно ближайших планов Германии в отношении СССР.
Телеграмму с сообщением о беседе Молотова с Шуленбургом действительно передали из германского посольства в Москве в 01:17 22 июня с грифом «вне очереди, секретно». Но это уже не имело никакого значения. В посольство Германии в Москве уже передавалась другая пространная телеграмма, от Риббентропа Шуленбургу. В ней содержалось заявление в адрес советского правительства. Завершалась телеграмма словами: «Прошу Вас не вступать ни в какие обсуждения этого сообщения».
Москва. Совещание в Кремле в кабинете Сталина. Решение о приведении войск приграничных округов в боевую готовность
Маршал Г. К. Жуков вспоминал:
«Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М. А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик – немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнётся утром 22 июня. Я тотчас же доложил наркому и И. В. Сталину то, что передал М. А. Пуркаев.
– Приезжайте с наркомом минут через 45 в Кремль, – сказал И. В. Сталин.
Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н. Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге они договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность».
Немедленного решения на совещании не последовало. Сталин сомневался в достоверности сведений, сообщённых перебежчиком. Нарком обороны С. К. Тимошенко высказал мнение, которое поддерживали все присутствующие люди в военной форме: перебежчик говорит правду.
Высшее военное руководство отстаивало идею немедленно дать в округа директиву о приведении войск в боевую готовность и введении в действие планов прикрытия государственной границы. Однако Сталин счёл этот вариант преждевременным. Даже простой подъём по тревоге создавал опасность, что на каком-то участке границы будут нанесены авиаудары по немецкой территории или произведён её обстрел артиллерией.
В этом случае был бы создан казус белли, оправдывающий немецкое вторжение в глазах мирового сообщества. Крупномасштабные боевые действия в этом случае начались бы не 22 июня, а на три-четыре дня позже, после обширной пропагандистской кампании в прессе, разоблачающей «красных варваров». Как мы знаем сегодня, немцы такой вариант не рассматривали. Но вечером 21 июня на совещании в Кремле это было совсем не очевидно.
Сообразно этим предположениям директива была доработана. В итоге в войска направили документ, оставшийся в истории как Директива №1 (на реальном документе номер проставлен не был). В нём говорилось:
«1. В течение 22–23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев… Нападение может начаться с провокационных действий.
2. Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам… быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников».
Также приказывалось в течение ночи на 22 июня скрытно занять огневые точки укреплённых районов на государственной границе и рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию.
Финский залив. Немцы начали операцию по минированию
Германский военно-морской флот переживал летом 1941 года не лучшие времена. Линкор «Бисмарк» был потоплен, его собрат «Тирпиц» ещё ни разу не выходил в море, оба линейных крейсера и тяжёлый крейсер «Принц Ойген» были блокированы в Бресте, «Лютцов» на месяцы выведен из строя попаданием торпеды, тяжёлые крейсера «Адмирал Хиппер» и «Адмирал Шеер» были в ремонте. Из четырёх лёгких крейсеров только два, «Нюрнберг» и «Кёльн», были полностью боеспособны. На Чёрном море обеспечить присутствие крупных надводных кораблей немцы не могли чисто физически. Поэтому ставить кригсмарине задачи на разгром советского флота было бы неосмотрительно. При этом нельзя сказать, что ВМФ СССР можно было бы просто игнорировать: Германия зависела от перевозок по морю, и в первую очередь от поставок железной руды из Швеции. Для обеспечения безопасности флот противника требовалось запереть в базах. Проще всего это было сделать с помощью минного оружия.
Германскому руководству удалось существенно облегчить себе жизнь, заручившись поддержкой Финляндии. Без использования баз в финских водах операция по блокированию Финского залива минными постановками граничила с безумием: немецким кораблям нужно было преодолеть почти всю Балтику с юга на север. Ни о какой скрытности не могло быть и речи – немецкие минные заградители были бы неизбежно обнаружены советской воздушной разведкой. Возможность до поры до времени спрятаться в финских шхерах значительно упростила задачу. Командиры немецких минных заградителей получили приказы о проведении операции ещё 8 июня 1941 года. Группами по нескольку кораблей заградители с замаскированными орудиями и под торговым флагом переходили из Германии в Финляндию с 12 по 18 июня.
Таким образом, в финских территориальных водах бросил якорь 31 корабль кригсмарине. Всё было готово к проведению крупномасштабной операции по минированию выходов из Финского залива. Заградители вышли из шхер на постановку 21 июня в 21:40. Мины посыпались с направляющих в воды Балтики в 22:59, за четыре часа до начала боевых действий на суше. Постановка первого заграждения было закончена в 23:39, второго – в 00:40. В пятом часу утра корабли вернулись в базы на финском побережье.
Москва. Нарком ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов отдаёт директиву: «Немедленно перейти на оперативную готовность №1»
Машина с ярко зажжёнными фарами неслась по пустынным улицам Москвы. С Директивой №1 генерал Ватутин ехал в Генеральный штаб, чтобы тотчас же передать её в округа. Передача в округа была закончена в 00:30 22 июня. В штаб Западного особого военного округа в Минске прямо из театра со спектакля гастролировавшего МХАТа приехал командующий округом генерал армии Д. Г. Павлов. Командующие армиями также уже были на своих рабочих местах. Из Гродно Павлову бодро доложили, что «патроны розданы, занимаем укреплённые районы». В других округах происходило то же самое. Командующих армиями вызывали в штабы, где им передавалась директива из Москвы.
Помимо директивы в адрес сухопутных войск, последовали соответствующие распоряжения в адрес флотов. Нарком ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов отдаёт директиву: «Немедленно перейти на оперативную готовность №1». Несколько позже, в 01:12 22 июня, нарком направляет на флоты куда более пространную директиву № зн/88. В ней во многом копировался документ, направленный сухопутным войскам приграничных округов:
«В течение 22.6–23.6 возможно внезапное нападение немцев. Нападение немцев может начаться с провокационных действий. Наша задача не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно флотам и флотилиям быть в полной боевой готовности встретить возможный удар немцев или их союзников. Приказываю, перейдя на оперативную готовность №1, тщательно маскировать повышение боевой готовности. Ведение разведки в чужих территориальных водах категорически запрещаю. Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить».
Тем самым предыдущий простой и всем понятный приказ во многом дезавуировался. В директиве появляется лукавое словосочетание «не поддаваться на провокации» и предложение тщательно маскировать повышение боевой готовности. В обстановке перехода от мира к войне это могло привести к весьма печальным последствиям. К счастью, советский флот не был приоритетной целью немецкой авиации в первые часы войны.
Пока на западной границе немецкие войска завершали приготовления к нападению, большинство советских людей, не подозревая, что завтра жизнь разделится на «до» и «после», спокойно проводили субботний вечер.
Днепропетровск. Общежитие медицинского института
Из воспоминаний Ибрагима Друяна, тогда студента-медика: «Я распахнул окно. Внизу тысячами огней сверкал город. Вместе с прохладным ночным воздухом в комнату ворвались приглушённые гудки автомобилей. Ниже, на втором этаже, негромко играл патефон, и пели девушки. Днём зацвели липы, и теперь, ночью, их запах был особенно свеж и приятен. Я отошёл от окна, включил репродуктор. Чёрная тарелка на стене несколько мгновений молчала, потом из неё полились чарующие звуки вальса Штрауса. Прекрасная, мирная музыка…»
Липецк. Берег реки Воронеж
Из воспоминаний командира взвода 565-го отдельного сапёрного батальона 294-й стрелковой дивизии Семёна Данича: «Дивизия располагалась в лесу под Липецком: офицеры жили в палатках, а солдаты в шалашах. Из нашего училища в эту дивизию было направлено 16 человек, и временно, пока шли назначения, мы жили дружной командой в одной палатке. У кого-то из наших ребят возникла идея отметить окончание училища. Идея всем понравилась, и организацию пикника поручили самому опытному и старшему из нас по возрасту лейтенанту Дерешеву. Пикник решили провести на красивом острове посреди реки Воронеж, ниже Липецкого металлургического завода. Заготовили закуски, шампанское, с помощью знакомой девушки пригласили весь её выпускной класс. Праздник начался вечером 21 июня и продолжался до утра 22 июня. Шампанское лилось рекой – я, кстати, тогда его первый раз попробовал. Казалось, что веселится весь город – такой был шум и радостный хохот. Такого веселого и красиво оформленного кострами праздника я больше не видел за всю свою долгую жизнь…»
Брестский укрепрайон
Из воспоминаний Владимира Осауленко, пулемётчика 18-го отдельного артиллерийско-пулемётного батальона 62-го Брестского укреплённого района: «Примерно в полночь вернулись с танцплощадки ребята. Ко мне подошёл мой второй номер Решетило:
– Володя, ты знаешь, мне очень неприятную вещь сказала моя подружка. Она сказала, что нам завтра будет очень плохо!
– Почему?
– Завтра начнётся война».
Оса. Молотовская область
Из воспоминаний Василия Брюхова, в дальнейшем генерала-танкиста, Героя Российской Федерации: «20 июня 1941 года в десятых классах прошли выпускные вечера, поэтому 21 июня, в субботу, мы ватагой – парни, девчата, – забрав нехитрую утварь и продукты, отправились на берег реки Тулвы для отдыха на два дня. Здесь мы ловили рыбу, варили уху, собирали землянику, играли в футбол, валялись на траве, уединялись в кустах и, боясь прикоснуться друг к другу, мечтали о будущем и фантазировали. Ночью мы не спали, а кто уснёт – просыпается весь мазаный, хохот стоит. Или «гусара подставляли»: возьмем, вату подожжём и положим под нос спящему – он как дурной вскакивает. И «велосипед» делали: он спит, мы ему между пальцами тонкие газетные бумажки вставим и подожжём. Он крутит ногами, вскакивает. Опять хохот!».
Белорусская ССР. На территорию СССР проникают диверсанты с задачей захватить мосты, перерезать телефонную и телеграфную связь
Первые выстрелы войны между СССР и Германией прозвучали ещё в ночной темноте. Группа диверсантов из полка «Бранденбург» под командованием лейтенанта Кригсхайма в советской форме пыталась проникнуть на советскую территорию с «макушки» Сувалкского выступа. Их задачей было предотвратить взрывы на мостах и дамбах вдоль дороги Липск – Даброво. Переход границы был замечен советскими пограничниками, началась интенсивная перестрелка. Несколько пограничников было убито.
Диверсанты отряда Кригсхайма повторили попытку на другом участке границы, и на этот раз переход удался. Это был один из многих отрядов, которые просачивались через границу или же ждали первых выстрелов артиллерийской подготовки для вторжения на территорию СССР вместе с наступающими частями вермахта.
Севастополь. На Черноморском флоте объявлена готовность №1
Вспоминает Михаил Назаренко – краснофлотец, связист зенитной батареи Одесской военно-морской базы: «В 12 часов я заступил на вахту. Сижу на командном пункте у телефона, через каждые полчаса звоню, докладываю, что ничего не произошло, никаких событий нет. Примерно в час – начале второго звонят из дивизиона и говорят: «Принимайте сигнал». Я спрашиваю: «Какой сигнал?» Они отвечают: «Галс по морю».
Я открываю кодированную таблицу, а там написано: «Начало военных действий». Со мной был командир первого взвода, я ему говорю – мол, вот такой сигнал получил. Он мне говорит: «Да ты что-то перепутал, ерунду какую-то говоришь. Не может этого быть!» Сам посмотрел таблицу – да, действительно, всё верно. Он опять звонит в штаб дивизиона, а из штаба ему: «Не рассуждать. Выполняйте!»
Минск. Командующий ЗапОВО генерал Павлов приказывает командующим 3-й, 4-й и 10-й Армий поднимать части по «красному пакету»
В сейфах в штабах соединений армий приграничных округов лежали так называемые «красные пакеты». Они содержали указания по действиям данной дивизии или корпуса с началом боевых действий. Типичный «красный пакет» начинался так: «Для прикрытия мобилизации, сосредоточения и развёртывания войск приграничные части получили задачу – упорной обороной укреплений по линии государственной границы не допустить вторжения противника на территорию округа».
По предвоенным взглядам советского военного руководства, война не могла начаться с удара противника сразу всей массой войск. Считалось, что крупные сражения грянут только после мобилизации и подтягивания из глубины главных сил армий двух стран. В этот период должны были действовать так называемые планы прикрытия, нацеленные на удержание границы достаточно слабыми силами на широком фронте. Никакой ценности эти планы в начинавшейся войне уже не имели – противник сразу нанёс удар главными силами. Однако приказы из «красных пакетов» хотя бы предусматривали подъём войск по тревоге и вывод в заранее определённую полосу обороны на границе или выжидательный район. Но даже эти указания успели выполнить далеко не все.
Кобрин. Штаб 4-й Армии
Связь с Брестской крепостью нарушена. Приказ о поднятии войск по тревоге и занятии оборонительных рубежей передан не был. Только в 03:30, за 15 минут до начала артиллерийской подготовки, удалось восстановить связь. Переданный приказ безнадёжно запоздал.
Город Чижев. Штаб 169-го полка 86-й стрелковой дивизии
Поднятые по тревоге части 86-й стрелковой дивизии выступили к назначенным позициям на границе. Штаб дивизии выехал на полевой командный пункт. По своей инициативе, не дожидаясь расшифровки указаний «не поддаваться на провокации», командир 86-й стрелковой дивизии Герой Советского Союза полковник Михаил Арсентьевич Зашибалов отдал приказ вскрывать «красные пакеты». Плановых 9 часов на подъём войск по тревоге уже не оставалось: далеко не все части успевали даже выйти из городков и казарм. В выгодном положении находились танковые части. Им не нужно было занимать оборону на границе, первой задачей мехкорпусов был выход из городков в леса, в резерв армий.
Заключённый с Германией пакт предоставил СССР паузу на подготовку к войне. Однако главный вопрос «когда?» весной 1941 года оставался без ответа. Задача эффективной обороны страны не так проста, как может показаться стороннему наблюдателю. Ни одна страна мира не может содержать в мирное время неопределённо долго многомиллионную армию для большой войны. Поэтому в мирное время вооружённые силы разделяются на три группы. Первая – это войска, постоянно находящиеся на границе. В СССР они составляли первый эшелон трёх приграничных (особых) военных округов: Прибалтийского, Западного и Киевского. Вторая группа – войска в глубине построения приграничных округов. Они уже не могут быть немедленно использованы против внешнего вторжения, им требуется время на выдвижение непосредственно на границу. Наконец, третья группа – это войска в глубине страны. В приложении к СССР третья группа разбросана на огромном пространстве во внутренних округах – в Орловском, Московском округах, в Поволжье, на Урале и Северном Кавказе. Для их выдвижения требовалось уже значительное время, исчислявшееся неделями. Поэтому ответ на вопрос «когда?» о войне с немцами требовал ответа минимум за несколько недель до начала боевых действий.
До конца весны 1941 года группировка Красной армии оставалась типичной для армии мирного времени. Производившиеся перемещения носили локальный характер и не изменяли её принципиально. Объяснялось это оценкой обстановки политическим и военным руководством страны. Сообщения разведки носили размытый характер и не давали однозначного ответа о планах потенциального противника, т.е. Германии, и её реальных и возможных союзников – Румынии, Венгрии и Финляндии. Советские разведчики зимой 1940–1941 гг. сообщали о возможном нападении на СССР «после окончания войны с Англией». В марте 1941 года назывались сроки то «в апреле», то «в мае», то «в течение 4–6 месяцев». Однако прошёл апрель, прошёл май, а нападение не состоялось.
Ситуация стала стремительно накаляться только в июне, когда доклады разведки становились всё тревожнее. Радикальные же меры были приняты только в середине июня 1941 года. Началось выдвижение войск из глубины страны, но оно уже безнадёжно запоздало. Когда говорят о «внезапности» германского нападения, речь идёт именно о нехватке времени на принятие адекватных мер.
С середины июня армия непосредственно на границе усиливалась, но не претерпела качественных изменений. К 21 июня группировка советских войск осталась в тех же трёх эшелонах мирного времени, с некоторым смещением в сторону границы. В итоге, в первом эшелоне Германия успела развернуть на советских границах 77% своих пехотных, 90% танковых, 94% моторизованных дивизий и 100% авиасоединений, оставив в резерве до 12% имевшихся сил и средств, выделенных для проведения операции «Барбаросса».
Напротив, в группировке советских войск в первый эшелон успели развернуться только 43% дивизий. Ещё 25% входило в состав вторых эшелонов округов и 32% находились в подчинении Главного Командования. Последние ещё находились в пути или даже в местах постоянной дислокации во внутренних округах. Никакого влияния на бои на границе они оказать не могли. Таким образом, у немецких сил вторжения был существенный численный перевес – в первый день войны Красная армия могла ввести в бой лишь около 40 дивизий против 100 немецких.
Именно необходимостью выигрывать время на выдвижение войск диктовались суровые окрики из Москвы «не поддаваться на провокации». По той же причине считалось нецелесообразным постоянно держать войска в укреплениях на границе. По неосторожности или поддавшись на провокацию, солдаты могли открыть стрельбу, вызвав тем самым политический скандал. Непредвиденное перерастание пограничного конфликта в войну ставило Красную армию в заведомо проигрышную ситуацию. Большие расстояния и менее развитая дорожная сеть не позволяли подвозить войска к границе тем же темпом, что и немцы.
Хронология первого дня войны, 22 июня 1941 года, представлена здесь.
Комментарии к данной статье отключены.