Рецензия на мемуарный труд канцлера Германии Т. Бетмана-Гольвега, одного из политиков, непосредственно ответственных за развязывание Первой мировой войны. Кратко рассмотрены основные мотивы его труда «Мысли о войне».
В 1925 г. в Государственном издательстве в переводе профессора В. Н. Дьяконова вышла работа канцлера Германии Т. фон Бетмана-Гольвега «Мысли о мировой войне» (германский оригинал: Ч. 1 – 1919 г. и Ч. 2 – 1921-й г.): Бетман-Гольвег Т. Мысли о войне. – М.-Л.: Государственное издательство, 1925.
Первая часть книги излагает историю канцлерства Бетмана и происхождение Первой мировой войны. Вторая часть посвящена различным вопросам внутренней и внешней политики в Германии во время войны.
Автор стремится снять с себя и с Германии всякую ответственность за развязывание войны, утверждая, что она была вызвана сознательной агрессивной политикой России, нашедшей поддержку у Англии. Во время войны ответственность за политические ошибки возлагается им на германское верховное командование, так как политическое руководство было всецело подчинено военному, да и всякий политический вопрос в самый ответственный момент превращался в вопрос военный. В этих рассуждениях (особенно в первой части труда) простота аргументации автора доходит иногда до наивности. Он оперирует отдельными действиями и заявлениями ответственных лиц Антанты, доказывающими предвидение ими грядущей войны и подготовку к ней, причем отдельные факты большей частью заимствованы вне их реальной связи с общей обстановкой, сложившейся для каждого отдельно взятого политического момента.
Книга бывшего имперского канцлера представляет собой апологию его политики, но, пожалуй, трудно найти другой пример, когда апология являлась бы таким ярким обвинительным актом как против самого автора, так и против всей группы политических вождей Германии. Интерес этой работы заключается прежде всего в том, что она как в зеркале отражает политическую психологию руководящих кругов Германии, – благодаря доходящему иногда до простодушия чистосердечию автора, человека далеко не гениального, однако добросовестного и правдивого.
Книга Бетмана-Гольвега еще раз доказывает, что тот, кто обвинил бы одну Германию в сознательном стремлении навязать Европе войну ради достижения собственных целей, совершил бы глубокую и непоправимую ошибку. Напротив, вождям Германии нужно поставить в упрек пассивность, безвольное подчинение событиям, с которым они, при всех как будто бы решительных выступлениях, плелись в хвосте. Кажется просто поразительным, что канцлер, уже с 1909 г. видевший полное окружение Германии врагами, так легко примирился с неудачей своей попытки разорвать враждебное кольцо путем достижения соглашения с Англией, в позиции которой сам же он усматривал ключ от всего сложившегося международного положения. Аналогичным образом и во время войны он едва ли не с самого начала предвидит конечную катастрофу, но не пытается не только предотвратить ее каким-либо решительным актом, но даже предупредить о ней решительным заявлением.
Страх – вот кто был главным советником и руководителем канцлера, да и не одного его среди ответственных лиц Германии. Этот страх нередко прикрывался старательным выставлением напоказ своего величия и мощи. Воинственные заявления кайзера, искреннее миролюбие которого Бетман отстаивает горячо и убежденно, подсказаны ему исключительно желанием поддержать бодрость духа в собственном народе. Вся политика – и до, и во время войны, внушена опасением: как бы противники не заподозрили Германию в слабости. Поэтому Бетман осуждает критику внутригосударственных отношений со стороны политических партий Германии, так как за границей она формирует представление о слабости империи. Тот же страх за будущее Австро-Венгрии внушает канцлеру мысль о необходимости поддержать истерическую выходку державы-союзницы против Сербии. И когда конфликт с Сербией, вопреки всем расчетам, превратился в конфликт с Антантой, страх уронить свой престиж снова помешал Германии взять обратно свой не вовремя брошенный вызов.
Во время самой войны тем же страхом обнаружить свою слабость объясняются как нарочитое внушение народу преувеличенного представления о собственных успехах, так и нежелание, при прощупывании политической почвы для мира, предложить Антанте приемлемые условия последнего. На что же рассчитывал Бетман, если и до войны, и во время нее, вопреки как будто бы блестящему фасаду, он видел неудачи и даже катастрофическое положение Германии? В своей книге он сетует о материалистических тенденциях своей эпохи и своей страны, о культе внешней и грубой силы, в которых он даже склонен видеть источник рокового исхода событий. Но эти его заключения сделаны уже постфактум. В свое же время он если и не разделял иллюзий своей среды, то (что, пожалуй, еще хуже) предоставлял идущие процессы во власть слепому течению событий, позволяя другим вести политику вызывающих поз и внешнего престижа и довольствуясь частичными успехами «от случая к случаю». В его глазах это значило стоять над партиями и преследовать «политику диагонали»!
В конечном счете Бетман стремится оправдать себя тем, что главные факторы, вызвавшие войну, были независимы от его воли, являлись чем-то объективно данным. Но перед лицом любой отдельной личности все факты, существующие в мире, являются независимыми. Задача политики в том и заключается, чтобы подчинить их своей воле, угадав нужные средства и пути к достижению искомой цели. Бетман жалуется, что в основе грандиозного экономического размаха развития его родины не лежало идеи или идеала,, которые имели бы мировую ценность и значение. Однако неизвестно – с точки зрения какого собственного идеала делает Бетман этот упрек своей стране. Его вина в том (если здесь вообще может идти речь о вине), что он не нашел такого идеала, чтобы противопоставить его хаосу материальных интересов и низменных инстинктов, гнавших его родину по пути, в конце которого сам он (если он говорит правду) предчувствовал возможность катастрофы.
Но уже его несомненное заблуждение состоит в том, что и после катастрофы он все же продолжает считать свою политику диагонали и престижа единственно возможной и правильной для того времени. Быть может, самым трагическим в судьбе Германии ХХ века является то, что в лице своих канцлера и кайзера она имела не вождей, управлявших событиями, но слабых и слепых людей, покорно тащившихся в их хвосте.
Таким образом, никто из европейских политиков и глав государств не желал начала войны, но, слепо плывя по течению роковых событий, они не сделали ничего для предотвращения мировой бойни.
Комментарии к данной статье отключены.