Сейчас Эрнст Юнгер известен, прежде всего, как немецкий мыслитель, внесший значительный вклад в теорию германской «консервативной революции», один из столпов европейской философии ХХ века, плодовитый и оригинальный писатель. Это, так сказать, всеизвестная знаменитость Юнгера — но пришел он к нее через первую знаменитость, не связанную ни с литературой, ни с философией.
Юнгер был героем Первой мировой войны. Войну начал в декабре 1914 года рядовым, затем получил офицерское звание, командовал взводом, ротой. Воевал на Западном фронте. Был ранен 14 раз: «Когда скучаешь лежа, ищешь всякие способы развеяться; так, однажды я проводил время, подсчитывая свои ранения. Я установил, что, не считая таких мелочей, как рикошеты и царапины, на меня пришлось в целом четырнадцать попаданий, а именно: пять винтовочных выстрелов, два снарядных осколка, четыре ручных гранаты, одна шрапнельная пуля и два пулевых осколка, входные и выходные отверстия от которых оставили на мне двадцать шрамов». Награжден Железным крестом, Рыцарским крестом Ордена дома Гогенцоллернов и «Pour le Mérite». Да, он был натуральным, безупречным, классическим героем войны, что впоследствии повлияло на отношение к нему Гитлера, всегда испытывавшего симпатию к подобного рода людям, и послужило, в определенном смысле, охранной грамотой от разного рода проблем, порождаемым открыто проявляемой в тоталитарном обществе независимостью суждений и сомнительными связями и знакомствами.
После войны Юнгер остается в армии и успешно работает над новым руководством по подготовке пехоты — и тут к нему приходит новая слава. Он издал за свой счет в 1920 году книгу о войне — основой для которой стали дневниковые записи, которые он вел во время войны. Книга называлась «В стальных грозах» («In Stahlgewittern») и сразу стала популярной.
Это был дневник непосредственного, вовлеченного участника, добровольца — деятеля войны, что отличает «В стальных грозах» от дневников другой войны — «Излучения». Через четверть века призванный в армию Юнгер уже не деятель войны, а сторонний ее наблюдатель, созерцатель. Конечно, возраст сыграл свою роль, но это было также и следствием совершенно разного отношения Юнгера к Первой и Второй мировым войнам — к методам их ведения, к принципам и идеалам, за которые сражались немцы.
Надо отметить, что в свое время Юнгер не то чтобы сильно сблизился с нацистами, но испытывал к ним существенный интерес. «Консервативная революция», «теория третьего пути», «революционный консерватизм» — как бы это ни называть и что бы на самом деле ни хотели объяснить массам идеологи, вроде ван ден Брука и Шпенглера, по разным причинам способствовали развитию национал-социалистического движения и приходу его к власти в Германии.
Написал Шпенглер «Прусский социализм» — нацисты в дальнейшем взяли оттуда те идеи, которые им были нужны практически. Написал ван ден Брук свой труд «Третий Рейх» — его тут же приспособили нацисты, позаимствовав даже и название. Идеи и проекты «консервативной революции» стали питательной почвой для нацистских идеологов, которые, взяв оттуда понятия «национализм» и «социализм», соединили их для очарования как широких народных масс, так и части интеллектуалов.
Очаровали ли они Юнгера? В какой-то степени да, как ни крути, национал-социализм был массовым движением и мог считаться организованной народной силой. Вероятно, это очарование нацистами было эстетическое (как и последующее и быстрое разочарование). Эстетика нацизма на ранней стадии привлекала многих. Юнгеру всю жизнь казались интересными и красивыми животные, насекомые, растения. Возможно, Юнгер был очарован чем-то животным, что было в нацизме и казалось ему красивым и интересным.
В «Излучениях» это разочарование, перешедшее уже в отвращение и брезгливость, проявляется отчетливо. Если до прихода к власти Гитлер был для Юнгера «национальным вождем Адольфом Гитлером» (судя под надписанной для подарка книге), то в 1942 году Гитлер уже Кньеболо (так Юнгер называл его в дневниках), разворот которого «от Дьявола к Сатане все более очевиден». К этому времени для Юнгера нацисты стали «лемурами», а их занятия — «возней вокруг мертвечины».
Юнгер благодаря своей славе и знакомствам располагал знаниями, какие были далеко не у каждого немца в то время — у него было много осведомленных информаторов, которые рассказывали ему и такое: «Клаус Валентинер вернулся из Берлина. Он рассказал о жутком подонке, бывшем учителе рисования, за кем тянулась зловещая слава руководителя команды убийц в Литве и других приграничных районах, ими было уничтожено бесчисленное множество людей. Согнав жертвы, их заставляли выкапывать массовые могилы и укладываться туда, затем расстреливали их слоями. До этого их обирали, оставляя на теле только рубахи».
Эта война была совсем не такой, как та, с которой Юнгер вернулся героем. Юнгер, будучи Париже, видел желтые звезды на одежде местных евреев, уже тогда знал и о концлагерях, и о массовых убийствах, о таких зверствах, которых в Первую мировую и подавно не было. «Отвращение охватывает меня… перед мундирами, погонами, орденами, оружием, чей блеск я так любил». «Старое рыцарство умерло; войны ведутся технологами уничтожения».
«Парижские дневики», как и все дневники Юнгера, наполнены тонкими наблюдениями за природой. Это может показаться попыткой бегства от реальности, но скорее всего — природное свойство Юнгера, наблюдателя, не способного не наблюдать и не видеть, как писатель не способен не писать, а мыслитель не способен не размышлять. Для Юнгера сила природы (или то, что она вызывает в человеке) – «настоящая сила, более реальная, чем тысячи самолетов».
Много в дневниках и подробнейших описаний сновидений (кажется невероятным, чтобы человек запомнил все цвета и детали): «Мне снилось восхождение на гору; в одном маленьком водопаде я поймал зеленую рыбу с семью парами глаз, передние были голубые, следующие за ними, неясно выраженные, терялись в эмбриональных складках» — возможно, что многочисленные и красочные сны приходили к Юнгеру из-за того, что ему, по его же признанию, было трудно провести грань между сознательным и бессознательным.
Но как бы Юнгер ни был в дневниках отрешен от идущей мимо него войны, надо учитывать, что, помимо Франции, он побывал и в России — в служебной командировке на Восточном фронте, длившейся несколько месяцев. После возврата во Францию в его дневниках записи о войне появляются все чаще — открылся второй фронт, вышла из войны Италия, близилась высадка Союзников на атлантическом побережье, Германию бомбили все сильнее, и служебные дела вовлекали его все больше, хотя писать и издавать книги он не переставал. Только благодаря хорошему к нему отношению Гитлера он не был репрессирован после заговора 20 июля 1944 года, в котором хотя и не принимал участия, но был близко знаком со множеством заговорщиков, был в курсе многих их планов, и ни о чем не донес, других брали и за меньшее. На своей второй войне он провел шесть лет — с ноября 1939 г. по апрель 1945 г., завершив ее в должности командира местного народного ополчения; сын его погиб в 1944 году в дисциплинарном батальоне — сложно сказать, что война обошла Юнгера стороной.
Два Юнгера — воин в Первой мировой войне и наблюдатель Второй мировой войны — вели на обеих войнах подробные дневники, в «Стальных грозах» о войне больше, в «Излучениях» — меньше, но читать «Излучения» чрезвычайно интересно.
Юнгер Э. Изучения (февраль 1941 – апрель 1945).— СПб.: Владимир Даль, 2002.— 784 с. — (Дневники XX века).— ISBN 5-93615-022-0
Комментарии к данной статье отключены.