Раскрытие англичанами осенью 1939 года принципиального секрета немецкого магнитного взрывателя отнюдь не означало, что битва с немецкими неконтактными минами выиграна. Наоборот — путём введения всё новых неизвестных в боевые схемы мин немцы могли практически до бесконечности усложнять их обезвреживание, и это становилось большой проблемой для тральщиков Союзников. Изобретение и комбинированное применение взрывателей, созданных на разных физических принципах, неустанная работа по повышению боевой устойчивости мин ещё больше усложнили работу минёров антигитлеровской коалиции: до самого конца войны им предстояло разгадывать смертельные ловушки, созданные лучшими изощрёнными умами Третьего рейха.
Мины обретают слух
Первые работы по созданию акустического неконтактного взрывателя в Германии стартовали ещё в знаковом 1938 году — когда Третий рейх впервые оказался на грани войны. Немцы подозревали, что англичане уже обладают магнитными минами, поэтому было принято решение опередить вероятного противника в развитии неконтактных взрывателей.
Интересно отметить, что и в этом вопросе первопроходцами были англичане. В Первую мировую войну они оснащали микрофонами мины в противолодочных минных полях, а весной 1917 года вели активные исследования по созданию акустического взрывателя, которые были остановлены, так как магнитные мины были сочтены более перспективным направлением.
Никаких принципиальных трудностей с созданием акустического взрывателя у инженеров Третьего рейха не возникло, и уже в начале войны были готовы работоспособные опытные экземпляры. Однако командование кригсмарине было настолько зачаровано оглушительным успехом магнитных мин, что не предприняло никаких мер к форсированию принятия акустического взрывателя на вооружение.
Всё изменилось в мае 1940 года, когда работам по акустическому взрывателю был присвоен высший приоритет. Задача в кратчайший срок создать устройство, пригодное для боевого применения и серийного производства, была поставлена талантливому инженеру и учёному Рудольфу Хеллю (Rudolf Hell), основателю и главе одноименной берлинской фирмы, которая специализировалась на разработке и производстве электронного оборудования. Тактико-технические требования к акустической мине были поначалу тоже лаконичными: подрыв при приближении корабля и невозможность детонации от взрыва других мин или глубинных бомб.
Хелль блестяще справился с работой, и уже в конце лета 1940 года взрыватель, получивший индекс А1, был сконструирован и запущен в производство. Принцип действия А1 был достаточно простым — изолированный от воздействия воды угольный микрофон (гидрофон) улавливал звук, который через трансформатор преобразовывался в электрический ток. При достижении достаточной силы и частоты звука электрический сигнал через систему нескольких реле активировал боевую схему, и мина взрывалась. Требование военных по «антишоку» также было соблюдено: если звук сразу был чрезвычайно сильным, боевая схема на 30 секунд блокировалась.
Новые акустические взрыватели к минам типа LMB немедленно поступили на вооружение 9-й авиадивизии люфтваффе, самолёты которой осуществляли постановки у берегов Англии. Применение новых мин было замечено британцами довольно быстро, так как их подрывы выглядели иначе, чем у уже знакомых магнитных мин.
31 августа 1940 года в устье Тайна погибло голландское дизельное судно «Марн» (Marne, 175 брт). По словам выживших членов команды, взрыв произошёл не почти под судном, как это обычно бывало при взрывах магнитных мин, а на расстоянии около 30 метров. На следующий день в устье Хамбера от такого же взрыва получил незначительные повреждения крейсер «Галатея», который спустя неделю снова подорвался, но уже в устье Темзы, и был вынужден на три месяца отправиться в док. Начали поступать доклады о необъяснимых взрывах за кормой от экипажей торпедных катеров.
Мнения экспертов по поводу странных взрывов разделились на три группы: одни предполагали использование люфтваффе авиабомб с замедленным взрывателем, другие — увеличенную чувствительность магнитных мин, а некоторые специалисты выдвинули идею о сильной магнитной буре, которая могла вызвать самопроизвольные взрывы мин.
Внимательно изучив и исследовав все версии, новый руководитель DTMI кэптен Арнольд Мейтланд-Дугалл (Arnold Maitland-Dougall) и его сотрудники, тем не менее, склонялись к своему первоначальному мнению, что немцы применили акустические мины. Слишком многое в характере подрывов указывало на этот факт, тем более что акустический взрыватель был очевидным следующим шагом после магнитного, и сами англичане вели активные разработки в этом направлении. Быстроходные катера за счёт своей скорости буквально успевали «убежать» от взрыва и повреждений, крупные боевые корабли получали повреждения, а вот для прибрежных дизельных каботажников мина с новым взрывателем оказалась просто фатальным оружием.
Одна судоходная компания, осуществлявшая прибрежные перевозки, понесла такие потери, что её управляющий директор, презрев все приличия, буквально ворвался в Адмиралтейство с гневным криком: «Что, чёрт возьми, флот собирается делать с этим!??» К удивлению сотрудников секретного DTMI, его не только не выпроводили, но и отправили прямо к ним, с рекомендацией подробно ознакомить с результатами работы отдела. После откровенного разговора, в ходе которого директору сообщили обо всех проблемах и предпринимаемых усилиях, он покинул здание Адмиралтейства со значительно восстановленной верой в Королевский флот.
Но напряжённый поиск и обезвреживание акустической мины в середине сентября 1940 года совпали с «блицем» люфтваффе против Лондона, и это время стало настоящим адом для минёров Королевского флота. Одна бомба угодила прямо в крыло Адмиралтейства, где размещался DTMI. Взрыв разрушил несущую стену и выбросил на улицу всю кропотливо копившуюся документацию. Аналитик Эш Линкольн стал бездомным дважды — помимо разгромленного служебного помещения, немцы разбомбили и его дом, при обезвреживании мины погиб жизнерадостный шутник лейтенант-коммандер Ричард Райан (Richard Ryan), придумавший термин «охота за гауссом».
Люфтваффе пошли ва-банк. При налётах на Лондон сбрасывалось иногда по 150 мин LMB — таким образом военно-воздушные силы Третьего рейха решили восполнить нехватку в своём арсенале тяжёлых авиабомб. Морские мины с бомбовым взрывателем LMZus 34B и комплектным снаряжением против кораблей сбрасывались исключительно из-за их огромной массы заряда в тонну взрывчатки. Взрывы таких мин уничтожали целые кварталы, многие из них срабатывали с замедлением, так как взрыватели и гидростаты выходили из строя. Никогда не сталкивавшиеся с таким массовым сбросом мин на сушу, англичане оказались застигнуты врасплох: на всю страну имелось только два комплекта немагнитных инструментов для обезвреживания и шесть обученных офицеров.
Немедленно объявленный набор добровольцев и их экстренное обучение дали свои плоды, и всё равно жертв было много. Минёры знали: если из корпуса обезвреживаемой мины послышалось характерное жужжание внезапно ожившего бомбового взрывателя, есть только 20 секунд на спасение. Увы, но тонна взрывчатки оставляла не много шансов уцелеть.
Однако вместе со смертью с неба падали и ответы на вопросы. На месте нескольких взрывов кэптен Мейтланд-Дугалл обнаружил обломки ранее неизвестных англичанам биполярного взрывателя M3 и прибора кратности ZK.
Небрежность люфтваффе не замедлила привести и к окончанию «охоты за герцем», хотя после смерти Райана и других коллег сотрудники DTMI и «каменного фрегата» перестали использовать выражение «охота» — уж слишком часто охотник сам становился жертвой.
Захват А1 и появление ловушек
В начале октября 1940 года посты наблюдения засекли сброс мин над заливом Фёрт-оф-Форт. Магнитное траление результатов не дало, и аналитик DTMI Эш Линкольн немедленно отправился в Шотландию, так как в заливе этими минами был заблокирован линкор «Родней» и повреждён эсминец «Зулу». Место сброса одной из мин удалось достаточно точно обозначить буем, и Линкольн пошёл на рискованный эксперимент, впоследствии изображённый в советском фильме «Аллегро с огнём» — траулер с минимальным количеством экипажа несколько раз на разных режимах двигателя прошёл над миной. Взрыва не последовало, и стало ясно, что мина, скорее всего, неисправна.
Фарватер был объявлен безопасным, однако попытка таким же образом вывести линейный крейсер «Ринаун» из Девонпорта закончилась гибелью тральщика и нескольких членов экипажа. Ночью 29 октября 1940 года две мины упали около железной дороги в окрестностях Ньюпорта, но спецавтомобиль DTMI с дежурной группой опоздал буквально на секунды, и, как оказалось, к счастью. При прохождении рядом с местом падения манёврового локомотива мины взорвались прямо на глазах у только прибывших минёров.
И всё же этой ночью удача улыбнулась англичанам: одна из мин LMB, сброшенная немецким самолётом у побережья южного Уэльса, угодила на мелководье в реку Огмор. Её гидростатический самоликвидатор не выдержал удара — полностью повторилась история первых обезвреженных в 1939 году авиамин. Таким образом, секрет взрывателя A1 был раскрыт всего лишь через два месяца с начала применения немцами акустических мин.
Досконально изучив А1, специалисты центра «Вернон» оказались неприятно удивлены его чувствительностью, оказавшейся в диапазоне частоты звука от 200 Гц, а не 1000 Гц, как англичане предполагали ранее. Мины взрывались даже под парусными деревянными судами, реагируя на шум, издаваемый расшатанными досками корпуса. Один минёр клялся, что видел в бинокль, как на мину забрался небольшой краб и двинулся в сторону гидрофона, после чего произошла детонация.
Англичане испытали против А1 множество шумовых приспособлений и трещоток, применялись даже механические сирены в плавучих контейнерах, однако наилучшие результаты продемонстрировал пневматический отбойный молоток фирмы «Канго». Сначала его помещали в форпик корабля, где он молотил непосредственно по переборкам корпуса, но в этом случае подрыв мин происходил всё равно слишком близко. После гибели нескольких таких тральщиков молоток стали помещать в специальный ящик, который вывешивался лебёдкой по борту или перед носовой частью корабля. К большой радости фирмы-производителя, их изделие получило название «Канго-трал», который стал основным инструментом акустических тральщиков до 1942 года, когда его заменил специально сконструированный электрический пружинный молот Mk.IV.
По другую сторону фронта минной войны также не сидели сложа руки. Рудольф Хелль модифицировал А1 для использования в торпедоминах TMB и TMC. В новых сериях взрывателя применялись частотные фильтры для избирательного подрыва быстроходных целей с высокооборотными двигателями или, наоборот, тяжёлых кораблей. Для противодействия акустическим тральщикам был изобретён «штумпф-микрофон» со специальной грубой настройкой приёма сигнала. Срок действия элементов питания был увеличен с трёх до шести месяцев, в компоновку боевой схемы вошёл прибор кратности и механизм периодического разоружения и постановки на боевой взвод.
Но самым опасным нововведением сделавшего определённые выводы противника стало внедрение камуфлетов — взрывных ловушек для минёров противника. Эти устройства, обозначаемые немцами, как GE (Geheimhaltereinrichtung — «секретное устройство»), представляли собой заряд мощностью 1 кг тротила с простым взрывателем разгрузочного действия, который инициировал подрыв при попытке отделить крышку приборного отсека или извлечь бомбовый взрыватель мины из запального стакана.
Офицеры DTMI уже обладали информацией от разведки, что такими устройствами оснащаются некоторые подлодочные мины TMC, но ещё не имели опыта их обезвреживания — первая TMC попадёт им в руки только летом 1941 года. Зато авиационные мины с А1, с которыми англичане чаще всего имели дело, стали массово оснащаться ловушками, что стало причин больших потерь.
Работа минёра с неконтактными минами и до этого была смертельно опасной, теперь же она окончательно превратилась в «русскую рулетку» — кому-то предстояло обязательно погибнуть, чтобы последователи могли узнать про новый немецкий «сюрприз». Даже немецкие минёры после нескольких несчастных случаев с жертвами весьма прохладно относились к изобретению собственных лабораторий.
Тем временем, в гонку умов и технологий между SVK и DTMI решил войти новый участник — люфтваффе, и ничего хорошего англичанам это не предвещало.
«Моника» для люфтваффе
27 января 1939 года между кригсмарине и люфтваффе был подписан протокол, окончательно юридически закрепляющий тот факт, что авиагруппы, предназначенные для действий в интересах флота, останутся в непосредственном подчинении люфтваффе. В результате у авиаторов возникла проблема: развитие и совершенствование авиационной техники всецело было в их руках, а вот все разработки по минам и торпедам остались у флота.
В главном штабе люфтваффе была создана секция минного оружия FLE 7, но у её личного состава не было таких компетенций и материальной базы, как у флотского SVK. Моряки предлагали помощь специалистами для организации авиационного исследовательского и испытательного центра, однако это означало начинать с нуля и терять время, которого уже не было. Начало войны резко высветило все недостатки мин типа LM, спроектированных для сброса только с парашютом, на небольших скоростях и высотах, и продемонстрировавших хрупкость корпуса и ненадёжность приборов, что означало высокий риск захвата противником. Довоенная ставка флота на тихоходные гидросамолёты как основные постановщики мин также во многом оказалась ошибочной — в самые удобные для операций длинные зимние ночи они оказались в буквально смысле прикованы к воде, когда их гидроаэродромы покрылись льдом.
Для относительно быстрого получения новой перспективной мины командование люфтваффе выбрало простой и эффективный путь — выдало фирме AEG тактико-техническое задание и контракт на проектирование, а пока подрядчик делал свою работу, готовило испытательную базу, чтобы на правах заказчика максимально жёстко принять готовое изделие и его соответствие требованиям.
Впоследствии гросс-адмирал Карл Дёниц назовёт такой метод лучшим для производства вооружений и горько пожалеет, что на флоте было принято самим разрабатывать и испытывать вооружение. Конфликт интересов здесь был очевиден, и если на эффективности морских мин это не отразилось, то хорошо известный «торпедный кризис» стал классическим примером должностного преступления, оказавшего большое влияние на ход боевых действий.
Требования лётчиков к новой мине, которая получила название «бомба-мина» BM1000 (Bombenmine), были следующими: стандартный калибр люфтваффе 660 мм, прочный маломагнитный корпус, масса не более 1 тонны, возможность сброса без парашюта и с тормозным парашютом с различных высот и на скорости не менее 450 км/час, надёжный бомбовый взрыватель. Обоснованность этого тактико-технического задания была очевидна — люфтваффе хотели получить максимально унифицированный боеприпас, который можно было применять как в качестве морской мины, так и авиабомбы. Отказ от парашютного сброса позволял добиться высокой точности и гораздо большей тактической гибкости в действиях самолёта-постановщика.
Одновременно с проектированием мины, у AEG заказали и авиационный аналог магнитного взрывателя М1, получивший обозначение М101.
На разработку BM1000 у AEG ушёл практически весь 1940 год, взрыватель был готов уже осенью. Принцип действия М101 оставался тем же самым, что у М1, но боевая схема и приборы кратности отличались от флотских устройств.
Пока конструкторы трудились, командование люфтваффе также не теряло время зря. Пришло время создать свой испытательный центр минного оружия, были подобраны кадры и создана необходимая инфраструктура. В начале 1941 года в Травемюнде (пригород Любека) на полуострове Привалл была создана испытательная станция минного оружия люфтваффе (Erprobungsstelle, или E-stelle), которая осуществляла исследования и испытания авиационных мин до конца войны. Вопреки традициям, отношения E-stelle и флотского SVK были конструктивными, организации активно сотрудничали и координировали свои усилия.
BM1000, получившая нежное женское имя «Моника», стала несомненным успехом AEG и качественным шагом вперёд в истории минного оружия. Масса «бомба-мины» в зависимости от комплектации варьировалась от 871 до 907 кг при боевом заряде в 680 кг гексанита. Корпус выполнялся из маломагнитной стали с 18% содержанием марганца, за исключением носовой части, выполненной из обычной штампованной стали. Основной взрыватель размещался в торце хвостовой части BM1000, защищённой характерным колпаком.
Первая модификация «бомба-мины» могла сбрасываться без парашюта с высот от 100 до 2000 метров на скорости до 450 км/час с глубиной постановки от 7 до 35 метров. Всего было разработано девять комплектаций и модификаций «Моники», некоторые с очень незначительными различиями – например, с усиленной конструкцией бомбовых бугелей. Для большей тактической гибкости применения мины инженеры разработали внушительный ассортимент вспомогательных принадлежностей: три типа тормозного и стабилизирующего парашютов, 10 вариантов защитных колпаков для различных взрывателей, два типа тормозных дисков и отделяющихся головных обтекателей, 12 вариантов хвостового оперения стабилизатора, которые изготовлялись из бакелита или пластифицированного картона и разрушались при падении в воду.
Хотя некоторые из этих новаций — как, например, тормозные диски — не оправдали себя, применение тормозных парашютов позволило сбрасывать BM1000 с высот до 8000 метров при скорости до 600 км/час, а применение головных обтекателей и стабилизаторов улучшало аэродинамические свойства как самолёта-носителя, так и самой мины.
Важнейшим элементом «Моники» был бомбовый взрыватель RZ 157/3 фирмы «Рейнметалл». При падении мины на твёрдую поверхность с фиксируемой перегрузкой свыше 200g взрыватель мгновенно подрывал мину как обычную бомбу. При перегрузке в момент удара от 20 до 200g RZ 157/3 запускал часовой гидростатический механизм: если мина в течение 90 секунд не достигала глубины 7 метров, происходил подрыв. Если же мина нормально достигала заданной глубины, активировался 80-часовой прибор срочности, с дальнейшей постановкой на боевой взвод. Никаких самоликвидаторов для «Моники» предусмотрено не было, прибор кратности был электрическим, на три срабатывания.
В отношении защищённости ловушками BM1000 также представляла собой большой шаг вперёд. Вместо механических «секретных устройств», наличие которых можно было выявить при тщательнейшем осмотре корпуса мин, в отсеке взрывателя располагались два фотоэлектрических датчика: они подрывали мину при вскрытии и попадании света. Имелась и электрохимическая ловушка: крохотная электрическая пара — два проводка из разных металлов, покрытых солевым раствором. При попадании в герметичный корпус мины влаги соль растворялась, в паре возникал ток, достаточный для срабатывания специального реле, вызывающего подрыв.
«Моника» представляла собой очень серьёзную угрозу, однако в части сохранения секретности новых авиамин над люфтваффе довлел какой-то злой рок. Началось всё в марте 1941 года в лагере для военнопленных немецких лётчиков в Кокфостерсе, где один из пилотов Геринга настолько распалился, высокомерно отказываясь выполнять приказания допрашивающего офицера, что начал кричать о том, что у люфтваффе есть новая мина, которая поставит Англию на колени за несколько недель. Следователь умело спровоцировал явно недалёкого оппонента на ещё несколько откровений, после чего информация была передана в DTMI, а в Кокфостерсе началась целенаправленная работа по прослушиванию и допросам пленных на предмет выявления любых подробностей о новом оружии. Удалось выяснить название BM1000, что мина сбрасывается без парашюта, и самое тревожное: из хвастливых заявлений Геринга перед лётным составом следовало, что её абсолютно невозможно обезвредить.
Поиски пригодной для изучения «Моники» в течение марта и апреля никаких результатов не дали, и только в конце мая 1941 года англичанам улыбнулась удача, да ещё такая, про которую обычно говорят «один шанс на миллион».
Работая в шотландском городе Думбартон, расположенном на реке Клайд, розыскники DTMI случайно разговорились с армейскими коллегами-сапёрами, которые пригласили их посмотреть на обезвреживание тяжёлой бомбы, упавшей на высокий мягкий склон реки. Сапёры были уверены, что это обычная 1000-кг бомба люфтваффе, потерявшая стабилизатор. Прибывшие моряки, однако, сразу поняли, что это их «товар» — в воронке от сработавшей неподалёку бомбы были следы гексанита, применявшегося только в минах, а неразорвавшаяся бомба весьма напоминала то, что они безуспешно искали.
Ранее неизвестная маркировка взрывателя RZ 157/3 однозначно подтвердила, что это что-то новое. Взрыватель удалось извлечь без происшествий, после чего в колпаке приборного отсека просверлили отверстие и посветили туда фонариком. Ничего не произошло, и мину отправили на рентгенографию, которая не показала никаких ловушек. Только сняв впоследствии колпак и увидев фотоэлементы, потрясённые минёры поняли, как им повезло — при ударе о землю мина треснула по сварному шву между секциями, при этом полностью разорвалась проводная сеть между взрывателем и всеми детонаторами, включая ловушки. Больше такого случая не было за всю войну.
Изучив М101, англичане выяснили, что немцы нашли способ обмануть трал типа LL, увеличив время реакции взрывателя на изменение магнитного поля до 11 секунд — трал же давал импульсы продолжительностью 5 секунд. Эта информация оказалась крайне своевременной и помогла разминировать важнейший Суэцкий канал, который из-за сброса немецких авиационных мин в течение 1941 года закрывался для судоходства общим сроком на 76 суток.
Спустя 12 дней после того, как в Адмиралтейство был представлен подробный отчёт о BM1000, Германия начала вторжение в Советский Союз.
«Барбаросса» — последний минный блицкриг
Как это ни банально звучит по отношению к началу Великой Отечественной войны, но в части готовности советских военно-морских сил к борьбе с неконтактными морскими минами редко встретишь такое единодушное мнение как непосредственных участников событий, так и послевоенных исследователей: РККФ был абсолютно не готов к этой угрозе.
Несмотря на то, что двухлетний опыт английского противостояния неконтактным минам анализировался в периодической флотской печати, в практическом смысле было сделано очень мало. Размагничивающими устройствами были оснащены единичные корабли, электромагнитные тралы существовали только в опытных экземплярах, минёры флотов подготовки к обезвреживанию таких мин не получили.
Легендам советских минно-торпедных подразделений А.Б. Гейро, Ф.И. Тепину, В.С. Грачёву и десяткам их боевых товарищей пришлось заново пройти тот же путь проб и ошибок своих английских коллег. Те же трал-баржи с электромагнитами, первая разоружённая в Севастополе 5 июля 1941 года авиационная мина, попавшая на отмель с повреждёнными гидростатом и взрывателем. Даже этот успех не позволил сразу досконально изучить работу боевой схемы мины LMB — 14 сентября в Новороссийске при попытке подъёма мины с 11-метровой глубины работал гидростатический самоливидатор LiS, погибли минёры Новороссийской базы старший лейтенант С.И. Богачек и инженер Б.Т. Лишневский.
Специалисты британского DTMI передали советскому союзнику сведения о накопленном опыте борьбы с немецкими минами. К сожалению, точные сроки установить сложно, но эта информация поступила к минёрам флотов явно не ранее конца октября 1941 года. Иначе сложно объяснить гибель группы флагманских минёров Черноморского флота 4 октября 1941 года, когда при отвинчивании последней гайки крышки приборного отсека мины сработала стандартная и давно известная англичанам ловушка. Английские минёры, наученные горьким опытом, к этому времени перед каждым разоружением делали рентгеновские снимки мины и создали специальный прибор для блокировки бомбового взрывателя.
Советские специалисты Северного, Балтийского и Черноморского флотов не имели под боком такого центра, как оснащённый по последнему слову техники «Вернон». Столкнувшись с постановками относительно небольшого масштаба, но на жизненно важных фарватерах главных военно-морских баз, минёры не колеблясь отправляли под воду водолазов, для острапливания пеньковыми тросами и вытаскивания мин на берег, практиковалось также частичное разоружение под водой. В этом был свой резон — если мина взорвётся при буксировке — фарватер освободится, если нет — значит, она пригодна для изучения.
Кровавый опыт, оплаченный жизнями моряков и минёров, самоотверженная работа инженеров и учёных дали свой результат. Руководство СССР также ясно осознавало важность проблемы. Малоизвестен тот факт, что первый корабль, доставивший военные грузы от Союзников, был загружен не танками и самолётами и прибыл не знаменитым конвоем «Дервиш»: уже 1 августа 1941 года в Мурманск пришёл минный заградитель «Эдвенчер» (HMS Adventure), доставивший срочно закупленные 300 комплектов различных тралов, в том числе типа LL, и 200 авиационных магнитных мин. Всего у англичан было закуплено 2400 парашютных магнитных мин, которые советская морская авиация с успехом применяла против вражеского судоходства. Изучение английского опыта позволило быстро создать отечественные авиационные донные мины.
11 октября 1941 года конвоем PQ-1 была доставлена первая партия акустических тралов. Был решён вопрос о передаче англичанами в состав Северного флота семи полностью оснащённых 500-тонных тральщиков типа TAM (переоборудованные норвежские китобои), которые начали прибывать весной 1942 года. Осенью того же года флот пополнили три современных базовых тральщика английской постройки типа MMS, а в 1943–1944 гг. от США были получены 10 тральщиков типа AM, которые стали самыми современно оснащёнными тральщиками в составе советского флота. К сожалению, в силу неумолимой географии только Северный и Тихоокеанский флоты смогли получить эти крайне ценные корабли, которые могли успешно бороться не только со всеми типами немецких мин, но и с подводными лодками.
Но если на воюющих флотах ситуацию с противоминной обороной постепенно удалось взять под контроль, то тяжёлые поражения лета 1942 года и выход вермахта к Волге дали жестокий пример огромной уязвимости важнейшей речной коммуникации перед массовой постановкой неконтактных мин. Идеальные глубины для постановки, протянувшиеся на сотни километров узкие фарватеры — всё это привело к чрезвычайно тяжёлой навигации 1942–1943 гг. с гибелью десятков судов и большими человеческими жертвами.
На казавшейся глубоко тыловой транспортной магистрали пришлось срочно разворачивать огромную инфраструктуру противоминной обороны — станции безобмоточного размагничивания судов, организовывать партии траления и проводки. Только оборудованных связью постов наблюдения для засечки и оповещения о сбросе мин пришлось развернуть около 600. Ценой больших потерь и величайшего напряжения сил Волжская военная флотилия смогла разблокировать коммуникацию, а подвиг гражданских волжских речников, ходивших по действительно огненным фарватерам, трудно переоценить.
О том, чего стоит борьба с минами на такой реке, немцам через два года пришлось испытать на себе, когда Союзники парализовали судоходство на Дунае, и кригсмарине пришлось создавать чрезвычайный штаб для борьбы с минной угрозой на важнейшей для Третьего рейха водной артерии.
Минный блицкриг на Восточном фронте стал последним крупным успехом в применении немецких донных неконтактных мин и горьким уроком для ВМФ СССР, показавшим, к чему приводит пренебрежение чужим опытом и техническим развитием средств противоминной обороны.
Закат минной войны
Западные специалисты, изучавшие после войны минную программу Третьего рейха, сделали вывод, что период её развития с осени 1939 года до лета 1941 года был наиболее успешным, когда всё более опасные «новинки» появлялись буквально каждые несколько месяцев и постоянно вынуждали противников срочно искать меры противодействия. И, тем не менее, минная война так и не стала стратегической угрозой, которая, как заявлял Гитлер, «поставит Англию на колени за несколько недель». Произошло это из-за того, что ни кригсмарине, ни люфтваффе, вынужденные выполнять широчайший круг задач, не обладали количественными и качественными показателями для того, чтобы предпринять действительно массированное минное наступление на коммуникации противника. Важность минных постановок признавали все, но отдать им приоритет перед другими видами боевой деятельности было попросту невозможно.
Как это нередко бывает, кураторы «чудо-оружия» считали, что всему виной недостаток кругозора высших руководителей. Создатель «минного меча» кригсмарине контр-адмирал Эрих Мюллер, руководитель SVK с сентября 1939 по март 1943 гг., горько сетовал на командующего люфтваффе: «Герингу больше нравилось показывать Гитлеру и немецкому народу фотографии горящих и разбомблённых английских городов — невидимые результаты влияния морской минной войны ему были неинтересны».
Производство мин нарастало, однако возможности их массовой наступательной постановки неуклонно уменьшались — люфтваффе всё больше растрачивались в поддержке сухопутных сил, силы флота также были ограничены. Только по мере ухудшения обстановки на всех театрах немцы начали увеличивать количество поставленных мин, но это уже было чисто оборонительным мероприятием. Пиковых значений (постановка до 1500 донных мин в месяц) немецкая активность достигла только в первые три месяца после высадки Союзников во Франции, в ходе операции «Оверлорд».
После 1939 года немецкие мины не расценивались как стратегическая угроза, объекты их разработки и производства не подвергались бомбардировкам Союзников, из крупных минных арсеналов только один, на территории Франции, пострадал от авианалёта в 1944 году.
Техническое развитие взрывателей также шло своим чередом, при этом моряки и E-stelle всё больше начинали идти каждый своим путём. Осенью 1941 года были созданы комбинированные магнитно-акустические взрыватели MA1 и MA101, разработанные соответственно фирмой Хелля для мин серии LM и AEG для «бомба-мин» BM1000. Общим принципом этих двухканальных взрывателей стало использование магнитного в качестве дежурного триггера, так как он потреблял гораздо меньше электропитания, чем акустический. Когда магнитный взрыватель засекал цель, включался акустический, после чего боевая схема подрывала мину, когда одновременно срабатывали заданные параметры обоих каналов.
Каждое ведомство внесло свою лепту в создание большого количества вариаций боевых схем и улучшений «своего» взрывателя, что усложнило жизнь тральщикам противника, но не стало качественным прорывом — против немцев уже работал огромный научно-промышленный потенциал коалиции. К 1943 году в SVK разработали действительно новый этапный гидродинамический взрыватель, получивший индекс D1. Принцип его действия основывался на фиксировании уменьшения давления воды (на 60 мм водного столба в течении минимум 8 секунд) при прохождении корабля над миной. Чувствительность диафрагмы первых образцов была слишком сильной к взрывам и крупным волнам, и в 1944 году фирма HASAG модифицировала взрыватель, сделав D2 более надёжным и устойчивым к близким детонациям.
И снова кригсмарине и люфтваффе продемонстрировали разные подходы к дальнейшему развитию: в SVK решили, что наиболее перспективным будет комбинация магнитного и гидродинамического взрывателей, E-stelle заказала комбинацию с акустическим взрывателем.
Гидродинамический взрыватель был создан и Союзниками, но имелась одна проблема — считалось неприемлемым его массовое применение до создания эффективного способа траления собственного изобретения. Обе стороны опасались, что противник, захватив и скопировав мину с таким взрывателем, немедленно использует его. Момент истины настал с высадкой Союзников во Франции 6 июня 1944 года, когда все эти соображения были отброшены, и верховное командование вермахта приказало немедленно ставить мины с новым взрывателем.
И снова немцам не повезло — только перед самой высадкой выяснилось, что резервуары из натурального каучука, в которые были заключены диафрагмы D1 и D2, недостаточно герметичны. Критическая ситуация на фронте вторжения вынудила немцев ставить мины с дефектными взрывателями, пока экстренно налаживался выпуск резервуаров из синтетического каучука, но счёт жизни Третьего рейха уже пошёл на месяцы, и это мало что могло изменить.
Венцом развития должен был стать трёхканальный магнитно-акустически-гидродинамический взрыватель, и он был создан, но весной 1945 года этому достижению было суждено только дожидаться изучения победителями.
Если немецкие последние разработки в области танков, авиации и ракетного вооружения широко известны и до сих будоражат воображение любителей военной истории, то экспериментальные исследования Третьего рейха в области минного оружия остались в тени, хотя они своей футуристичностью поражают не меньше.
После капитуляции Германии в лабораториях SVK и E-stelle были найдены образцы и документы, которые свидетельствовали о разработках, значительно опередивших своё время: инфразвуковые («сейсмические») датчики цели, улавливавшие вибрации частотой 5–8 Гц, взрыватели на основе счётчика Гейгера, регистрирующие увеличение потока ионизирующего излучения при проходе корабля, на основе эхолокации, оптические (фотоконтрастные) и гравитационные взрыватели.
Интересным свидетельством паранойи, которая начинается при военной технологической гонке, стала ситуация с так называемым «электроден-эффектом», который также намеревались использовать для создания взрывателя. Исследователи SVK обнаружили, что при прохождении корабля над участком дна или воды, где на расстоянии 30 метров друг от друга расположены медные электроды, возникал проводимый переменный ток с различными модуляциями, создаваемый вращением гребного вала. Было установлено, что при использовании специальных усилителей этот ток можно было преобразовать в звуковой сигнал, при этом расстояние между электродами могло достигать даже 280 метров.
Стандартная немецкая лодка типа VII создавала ток силой 30–40 миллиампер с модуляцией до 40% — эта величина зависела от толщины слоя смазки на валу. Из опасений, что такой эффект уже обнаружили союзники и обнаруживают с помощью него немецкие субмарины, у всех лодок в строю и на стапелях заземлили гребные валы на корпус.
К счастью, почти все эти разработки не дошли до стадии оперативного применения, став всего лишь научным заделом для послевоенных исследований победившей стороны.
За шесть лет войны донные неконтактные мины по праву стали считаться самым эффективным боеприпасом в своём классе, хотя именно смешанные постановки контактных якорных и неконтактных мин вызывали наибольшее напряжение минно-тральных сил. То, что об опыте контактного траления забывать нельзя, наглядно показала советская подводная лодка Л-21, которая в ноябре 1944 года выставила якорные мины в западной части Балтики. К этому времени немцы настолько привыкли бороться только с английскими донными минами, что давно сдали контактные тралы на береговые склады и значительно утратили навыки «классики» — потеря нескольких транспортов и миноносцев Т3 и Т5 стала закономерным наказанием.
Свою актуальность этот вид морского оружия за прошедшие 75 лет не утратил нисколько, сохранив характерные внешние признаки и принципы обнаружения и уничтожения морских целей. Все ведущие морские державы постоянно совершенствуют свои неконтактные мины и средства борьбы с ними, внедряя всё более сложные и наукоёмкие технологии.
Источники и литература:
- Admiralty War Diaries
- Geirr H. Haarr. The Gathering Storm: The Naval War in Northern Europe, September 1939 — April 1940 — Naval Institute Press, 2013
- German Naval Operations Staff War Diary
- His Majesty's Minesweepers — His Majesty's Stationery Office, London, 1943
- German Underwater Ordnance. OP #1673A — Bureau of Ordnance Publication Military Arms Research Service, USA, 1946
- Howard S. Levie. Mine Warfare at Sea — Martinus Nijhoff Publishers, 1992
- Fredman Ashe Lincoln. Secret Naval Investigator: The Battle Against Hitler's Secret Underwater Weapons — Frontline Books, 2017
- Adam Thompson. Küstenflieger. The Operational History of the German Coastal Air Service 1935–1944 — Fonthill Media, 2014
- John Frayn Turner. Service Most Silent: The Navy's Fight Against Enemy Mines — Pen & Sword Maritime, 2008
- https://allmines.net
- https://interestingengineering.com
- https://www.naval-history.net
- http://www.goodeveca.net
- http://www.mcdoa.org.uk
- http://www.navweaps.com
Комментарии к данной статье отключены.