Хотя «по просьбе» союзников СССР дал согласие на вывод польских частей армии Андерса в Иран, это не остановило, а скорее, увеличило желание советского руководства обзавестись собственными польскими частями, теперь уже совершенно независимыми от эмигрантского правительства Польши в Лондоне. Благо, поляков в СССР для этой цели ещё хватало, а некоторый дефицит офицеров и технических специалистов вполне можно было восполнить и советскими кадрами, что заодно давало дополнительные гарантии лояльности вновь создаваемого соединения. Новая польская дивизия начала формироваться 13 мая 1943 года.
Путь к Днепру
Уже 10 августа был создан 1-й польский корпус — фактически, та же 1-я польская пехотная дивизия с добавлением танкового полка и истребительного авиационного полка «Варшава». 1 сентября 1943 года, в годовщину нападения рейха на Польшу, 1-я дивизия отправилась на фронт. Впрочем, в данном случае слово «отправилась» не значило, что поляков сразу бросили в бой — командование Западного фронта, куда поступила дивизия, явно получило указания использовать новых союзников бережно и аккуратно.
Понятно, что с политической точки зрения первым боем польских частей хорошо бы смотрелась громкая победа, но желания одной стороны на войне далеко не всегда встречают понимание у противника. В одной из прошлых статей уже рассказывалось, что для чехословацкой части вместо участия в победном наступлении на Харьков первым боем стало сражение против наступающих немецких частей в ходе контрудара Манштейна. Впрочем, в этот раз подобный вариант был маловероятен — осенью 1943 года на участке Западного фронта немцам было не до наступлений. Зато советское командование, завершив 2 октября Смоленскую наступательную операцию, тут же начало планировать следующие удары. В послевоенной советской историографии замыслы этих ударов было принято описывать достаточно скромно:
«Войскам Калининского и Западного фронтов предстояло провести частные операции на витебском, оршанском и могилёвском направлениях с целью сковать основные силы группы армий «Центр» и не допустить перегруппировку её сил на южное стратегическое направление, где решалась главная задача кампании».
Однако если смотреть на оперативные документы Западного фронта за этот период или даже просто на прилагаемые к ним карты, то ничего особо «частного» в отображённых там наступательных операциях не просматривается. Штаб Западного фронта рассматривал действия своих частей как «фронтальное преследование отступающего противника». Правда, отступали немцы не очень охотно, обороняясь на промежуточных рубежах, и, как выяснилось в дальнейшем, речь шла совсем уже не о преследовании, а о прорыве хорошо подготовленной обороны.
Одним из этапов, а точнее, попыток продвинуться дальше на Запад, стала наступательная операция, в дальнейшем получившая название Оршанской. Рубеж Орша — Могилев был чрезвычайно ценен по целому ряду причин — оба этих населённых пункта являлись узловыми центрами шоссейных и железных дорог, часть из которых в текущей конфигурации фронта являлась рокадами, по которым немцы могли оперативно маневрировать резервами. Потеря Орши также поставила бы под угрозу витебскую группировку, поскольку к этому времени советские войска уже обошли Витебск с севера и действовали северо-западнее города. Наконец, следующей крупной естественной преградой, где противник мог бы рассчитывать остановить советское наступление, была река Березина, но выход к ней уже означал для Красной армии освобождение значительной части Белоруссии.
Забегая вперёд, отметим, что по целому ряду причин освободить Оршу осенью 1943 года не удалось. Результаты же работы командования Западного фронта стали не поводом для победного салюта в Москве, а вызвали расследование т.н. комиссии Маленкова, по итогам которого командующий ЗапФ В.Д. Соколовский был снят с должности с формулировкой «как не справившийся с командованием фронтом». Также последовали оргвыводы в отношении ряда офицеров фронта, в частности, командующего 33-й армией генерал-полковника Гордова, предупреждённого, что при повторении допущенных им в 33-й армии ошибок он будет снижен в звании и должности.
При этом ещё в сентябре 1943 года находившийся на Западном фронте офицер ГШ КА подполковник Некрасов составил «Доклад о наступательной операции 33-й армии в период с 28.08 по 05.09.1943», где достаточно подробно раскрывались проблемы армии, в частности, слабую организацию работы и взаимодействия артиллерийских частей, плохое ведение разведки и другие недостатки. Но в тот момент «оргвыводы» ещё не последовали, а командующий Западным фронтом направил 1-ю польскую пехотную дивизию именно в свою лучшую, как он считал, 33-ю армию.
Прибытие свежего и хорошо укомплектованного соединения было весьма кстати — войска армии, как и всего Западного фронта, в ходе предыдущих наступательных боев понесли значительные потери. Между тем, в будущем ударе 33-й армии отводилась одна из главных задач. Ей вместе с 21-й армией предстояло прорвать немецкую оборону, после чего в прорыв должны были пойти подвижные резервы — 2-й гв.тк и 3-й гв.кк для 21-й армии и 5-й мк с 6-м гв.кк для 33-й армии. При этом танковый и механизированный корпуса планировалось пустить в ход уже после прорыва переднего края обороны противника на глубину в 2–3 км.
План будущего наступления для 33-й армии выглядел следующим образом: главный удар нанести в направлении Ползухи, С. Дятел, Шклов, прорвать оборону противника на участке Ленино, разгромив при этом обороняющиеся части немецкой 337-й пд, и захватить плацдарм на западном берегу реки Пневка. После ввода в бой 5-го мк и 6-го гв.кк 33-я армия наступала южнее Орши, стремясь выйти к Днепру. Здесь опять надо сказать, что, если судить по докладу полковника Некрасова, ранее опыт взаимодействия 5-го мк и 33-й армии был не очень удачен:
«Командование 33-й армии решило сосредоточить 5-й мехкорпус за свой правый фланг, на участке 21-й армии в район Леонов, Кукуево, поставив ему задачу по карте без рекогносцировки, не дав артиллерийской поддержки, не увязав действия 5-го мк с авиацией, поэтому 5-й мк, стёсанный частями 21-й армии, не прикрытый с воздуха, подвергался систематической бомбёжке противника и задачи на развитие успеха выполнить не смог, при этом понёс большие потери в живой силе и технике».
В любом случае, прорывать немецкую оборону сначала предстояло пехоте. По замыслу штаба 33-й армии 1-й польской пехотной дивизии имени Тадеуша Костюшко выпало быть «острием копья» — 42-я стрелковая дивизия (командир генерал-майор Н.Н. Мультан) наступала справа от неё, 290-я стрелковая дивизия (командир полковник И.Г. Гаспарян) — слева.
Наступать предстояло по достаточно сложной местности. Главным препятствием, за которое и зацепились немцы при создании своей оборонительной позиции, была река Мерея. Хотя её ширина не превышала на этом участке 5–6 метров, но илистое дно и заболоченная пойма обещали наступавшим большие сложности при попытке форсирования. Западный берег возвышался над восточным, а в 5–6 км от переднего края имелся лесной массив и овраги, позволявший немцам скрыто накапливать и маневрировать резервами. На восточном берегу местность была открытая.
Впрочем, командование 33-й армии не без оснований надеялось, что численное превосходство наступавших частей позволит компенсировать любые сложности. Свежая польская дивизия имела в своём составе порядка 12 000 человек. Собственные дивизии 33-й армии — 42-я и 290-я сд — после напряжённых боев были куда ниже штатной численности, имея 5324 и 4489 бойцов соответственно. Примечательно, что в советских источниках иногда указывались ещё меньшие цифры, взятые на 13 октября, уже после первых дней наступления.
Видимо, исходя из желания не распыляться, основные усилия было решено сосредоточить на узком участке — ширина полосы наступления у поляков составляла 2 км, у советских дивизий на флангах — по 1,5 км.
На голодном пайке
«То, что горело сейчас на этой приднепровской станции, лопалось, взрывалось и малиновыми молниями вылетало из вагонов, и то, что было покрыто на платформах тлеющими чехлами, — всё это значилось словно бы собственностью Гуляева, всё это прибыло в армию и должно было поступить в дивизию, в его полк, и поддерживать в готовящемся прорыве. Всё гибло, пропадало в огне, обугливалось, стреляло без цели после более чем получасовой бомбежки…
Втянув голову в плечи, начальник тыла дивизии тупо смотрел Иверзеву в грудь.
— Почему не разгрузили эшелон? Вы понимаете, что вы наделали? Чем дивизия будет стрелять по немцам? Почему не разгрузили?
— Товарищ полковник… Я не успел…
— Ма-алчите! Немцы успели!»
Многим знакомы если не этот отрывок из повести Юрия Бондарева, то хотя бы сцена из одноименного фильма. Скорее всего, в октябре 1943 года офицеры дивизий Западного фронта испытывали схожие чувства.
Формально штабу 33-й армии удалось достичь высокой концентрации артиллерии: 42-й сд были приданы артполки 222-й и 58-й сд, 1309-й иптап, 27-я минбр. 1-й ппд достались артполки 173-й и 149-й сд, 538-й минп, 67-я габр. 290-й сд — артполки 338-й и 371-й сд, 71- лабр. Кроме того, наступление должна была поддержать армейская артиллерийская группа — 5-я ад, 17-я абр, 95-я тгбр, 18-я и 119-я бр бм, 761-й и 518-й ап. В «стволах» это выглядело так:
- 82-мм миномётов — 159 шт.
- 120-мм миномётов — 77 шт.
- 76-мм орудий — 66 шт.
- 122-мм орудий — 111 шт.
Уже эти числа давали пресловутые «200 стволов на километр», а с учётом 146 стволов армейской группы — и того больше. Список выглядит внушительно, но, кроме самих орудий, нужны были и снаряды к ним. Тут дело обстояло менее радужно — на 10 октября в войсках и на армейских складах имелось 0,91 боекомплекта к 76-мм пушкам, 1,25 боекомплекта к 122-мм, 0,75 боекомплекта к 152-мм, 1,15 боекомплекта мин к 82-мм миномётам и 0,50 боекомплекта к 120-мм миномётам.
Возможную причину подобной скудности раскрывает ещё один рапорт всё того же офицера ГШ КА подполковника Некрасова: «Доклад о чрезвычайном происшествии на ст. Вязьма 7-8 октября 1943 года». В этот день немецкой авиации удалось разбомбить скопившиеся на станции Вязьма составы. Было уничтожено до 210 вагонов с продовольствием и техническим имуществом (в том числе два эшелона с медико-санитарным имуществом эвакогоспиталей), 43 вагона с боеприпасами, 26 цистерн с горючим. Особенно обидно, что таких результатов люфтваффе добились незначительными силами — в первом налёте приняло участие восемь самолётов, в повторном — всего три. Прикрывавшие станцию зенитчики «зевнули», открыв огонь лишь после первого захода вражеских бомбардировщиков, удачно накрывших цистерны с горючим, от которых начали загораться и остальные скопившиеся на станции эшелоны.
Продолжение следует
Комментарии к данной статье отключены.