Цифры Warspot: 40 тонн

К середине июля 1676 года, спустя всего лишь три недели после высадки датчан на юге Швеции, армия 20-летнего шведского короля Карла XI находилась на грани развала. Пал Хельсингборг, была осаждена Ландскруна, передовые отряды врага появлялись у самых стен Мальмё, а шведы форсированными маршами отходили на запад к Кристианстаду. В войске короля царило отчаяние. Присутствовавший при ретираде французский посол маркиз де Фёкьер писал, что отступление было проведено сумбурно, беспорядочно и поспешно. Всё более чётко вырисовывалась картина полнейшей неготовности шведов к войне.

Из столицы к Карлу XI шёл обоз с порохом, королевским походным шатром и военной казной, в которой в серебряном эквиваленте находилось порядка 30 000 далеров (по самым скромным подсчётам, сегодня это составило бы не менее $10 млн). 20 июля, когда до лагеря оставалось лишь около 60 км, обоз остановился у деревни Лосхульт на границе между провинциями Сконе и Смоланд. Командовавший обозом капитан Густав Лиллестрём ожидал дальнейших приказов и ещё не знал, что забрался со своими телегами в самый настоящий партизанский край.

Дело в том, что ещё 20 лет назад местные жители были подданными датского короля, а Сконеланд, включающий остров Борнхольм и сегодняшние провинции Сконе, Блекинге и Халланд, несколько столетий оставался кровавым порубежьем, через которое довольно часто огнём и мечом прокатывались шведские армии. Чем ожесточённее шла борьба между двумя скандинавскими странами за господство в Балтийском регионе, тем меньше любви жители Сконеланда питали к шведам.

Жизнь на лесном пограничье, где войны случались с завидной регулярностью, способствовала формированию у местных крестьян таких качеств как стойкость, выносливость, неприхотливость, недоверчивость и умение вовремя скрываться в чащобах. Встречались там, разумеется, не только мирные земледельцы и охотники, но и разбойники, которых называли «шнапхан» (нем. Schnapphahn — «грабитель»). Есть версия, что это название связано с одноимённым типом ударно-кремнёвого замка и винтовки калибра 10–12 мм, уже в XVII веке очень распространённой в Сконеланде. Не менее 27 образцов этого оружия сохранилось в коллекции Петра I в музеях московского Кремля.

Жителям Лосхульта потребовалась буквально пара суток, чтобы оповестить о появлении чужаков не только близлежащие городки Усбю, Брубю и Хястведа, но и более отдалённые районы, откуда были присланы подкрепления. Из датского лагеря у Ландскруны прибыло 10 или 15 драгунов. Впоследствии датчане утверждали, что все они покинули часть сугубо по собственной инициативе, поддавшись алчному желанию получить часть добычи.

24 июля 1676 года, разбившись на несколько отрядов и заранее переманив на свою сторону охрану из смоландских ополченцев, от 150 до 400 (данные разнятся) партизан и датских драгунов атаковали расположение обоза. У капитана Лиллестрёма и семерых его кавалеристов не было ни единого шанса. Нападавших, правда, ожидал непредвиденный и весьма неприятный поворот событий: вожделенные серебряные риксдалеры в казне составляли лишь очень малую часть, зато там оказались медные плиты с отчеканенными по углам и в центре королевскими клеймами. Чтобы понять всю иронию судьбы, стоит увидеть образцы таких дензнаков в питерском Эрмитаже: медная плита в один далер весит 1,8 кг, а в восемь далеров — 14,5 кг.

Несмотря на определённую непригодность медных плит для повседневного товарно-денежного обмена, бо́льшая часть королевской военной казны была расхищена прямо на лугу у церкви Лосхульта. Некоторым повозкам удалось ретироваться к северу, но там разграбление обоза продолжили смоландские крестьяне, ранее имевшие репутацию вполне законопослушных подданных. Спасти удалось лишь треть казны. За сутки Карл XI лишился около 40 т медных денег.

О налёте написали все датские газеты, и только «Шведский Меркурий» (Swenska Mercurius), официальный рупор Стокгольма, усиленно делал вид, что ничего не произошло. Жителей Сконеланда, доставивших в датский военный лагерь весть об успехе предприятия и три бочонка медных денег, потчевали вином и яствами с королевского стола.

Тем временем в освобождённых войском Кристиана V районах полным ходом шло формирование добровольческих стрелковых рот (дат. Friskytte, нем. Freyschützen). Каждому, кто вставал под красное знамя с белым крестом, незамедлительно выплачивалось 5 датских ригсдалеров серебром (около $200). С марта 1677 года все роты были поставлены на довольствие и уравнены в положении с драгунскими частями, причём стрелкам обещалось полное освобождение от налогов после войны.

Всего было создано не менее 25 рот, насчитывавших от 20 до 150 человек. За время боевых действий через них в общей сложности прошло от 1200 до 1500 жителей Сконеланда. Не такие уж неисчислимые силы, примерно 0,5 % всего населения региона, но это составляло десятую часть войск Кристиана V на юге Швеции. А ведь были ещё и отряды драгунов, ополчения и вспомогательной службы, где, как утверждает датская историография, служил каждый двадцатый уроженец Сконе, Блекинге и Халланда. Для сравнения, в рядах датского Сопротивления в 1940–1945 годах побывал лишь каждый пятидесятый подданный короля Кристиана X.

Стрелки вели разведку, совершали налёты на склады, обозы и мелкие подразделения противника, занимались фуражировкой, уводили в плен шведских священников, выполнявших на местном уровне административные функции. Отдельной их задачей был перехват курьеров врага на тревожных перекрестках в Сконеланде. В датских архивах до сих пор сохранилась весьма обширная коллекция шведских писем и документов периода войны 1675–1679 годов. Совместными действиями стрелков и датских войск руководил генерал-майор Ганс Вильгельм Меергейм, командир Конной лейб-гвардии (Livgarden til Hest), прошедший последние две трети Тридцатилетней войны в рядах имперской кавалерии и с тех пор питавший большую склонность к рейдам на территорию врага.

Нильс Томмесен Тидеманд, майор и командир одной из рот, писал своему противнику — шведскому коменданту Энгельхольма:

«Но ныне мы столь сильны, что не опасаемся почти ни одного из шведских отрядов, ибо там, где раньше был один стрелок, теперь их трое, и уповаем на то, что день от дня усиливаться будем. Покуда в этой земле есть крепкие люди с датской кровью в венах, много детей в Королевстве Шведском лить слёзы и рыдать будет (…) если только не признаете наших людей находящимися на службе воинской, чтобы мы могли тех выкупить, кто стал пленниками (…) Далее, я хотел бы, чтобы знали наши враги, что крестьян не дóлжно карать за наши деяния (…) но если узнаем мы, что крестьянин доставляет врагу сведения, то станет он врагом сам».

Шведы рассматривали стрелков из Сконеланда как разбойников-«шнапхан» и относились к ним со всей жестокостью, приличествующей XVII веку: взятых в плен ждала виселица, а наименее удачливых из них — колесование или кол. Была выработана эффективная система борьбы с партизанами. Каждый житель южных провинций подписывал в приходской церкви обязательство сохранять верность шведскому королю и немедленно выдать любого повстанца, пришедшего из леса. Вводился принцип коллективной ответственности: если кто-либо на большой дороге был убит или ограблен, то на общину, где это произошло, налагался штраф в тысячу риксдалеров, а каждый третий мужчина подлежал смертной казни. За каждого датского стрелка или лесного разбойника, укрывавшегося в общине, полагалась тысяча риксдалеров и виселица для каждого десятого.

Для охоты за партизанами создавались летучие отряды из драгунов и смоландских ополченцев, не понаслышке знавших, как действовать в сумраке леса. В качестве проводников выступали те стрелки датских добровольческих рот, партизаны и разбойники, кто предпочёл согласиться на амнистию и вовремя переметнулся на сторону шведского короля. Каждому жителю Сконеланда, готовому выдать одного из «шнапхан», полагалось всё имущество изменника и 10 риксдалеров серебром в придачу.

Боевые действия с переменным успехом шли до осени 1679 года. Всё это время датчане сохраняли контроль над Сконеландом, а практически все шведские владения в Германии были захвачены. Однако по условиям мирных договоров в Сен-Жермен-ан-Ле, Фонтенбло и Лунде Дании и Бранденбург-Пруссии пришлось отказаться почти от всех территориальных приобретений, сделанных в ходе войны. Вместе с войсками Кристиана V в Данию отплыло около 400 стрелков из добровольческих рот, но только 46 из них согласились продолжить службу в составе королевских драгунских частей. Остальные интегрировались в датское общество довольно сложно, и многие закончили свои дни в бедности. Один из партизан, Нильс Туасен, в 1699 году даже предпочёл вернуться обратно в Швецию и был там казнён за убийство королевского солдата, совершённое 22 годами ранее.

Шведы начали своё следствие по делу о разграблении королевской военной казны у Лосхульта лишь в 1684 году. Аудитору Юхану Бергквисту удалось вернуть почти четверть утраченных медных дензнаков. На тех участников налёта, кого смогли найти, были наложены штрафы, а каждый десятый (по жребию) подлежал казни. Правда, король Карл XI милостиво отменил им высшую меру наказания, да и задолженность с тех, кто не смог заплатить, в конце концов списали.

В окрестных лесах у Лосхульта время от времени ещё находят клады с медью. Последние десять плит обнаружили в 1996 году.