В годы Второй мировой войны более 21 тысячи солдат американской армии подверглись наказанию за дезертирство по решению военных судов. Сорока девяти из них был вынесен смертный приговор. Но лишь однажды он был приведён в исполнение — все остальные осуждённые получили различные сроки заключения.
Призванный в армию в январе 1944 года Эдвард Дональд Словик был не самым добропорядочным американцем: он уже не раз был осуждён за кражи, совершённые в подростковом возрасте. В августе рядовой Словик отправился во Францию, где был приписан к 109-му пехотному полку 28-й пехотной дивизии. По пути к своему подразделению Словик попал под артобстрел и понял, что война — не его стезя. Явившись в роту, он попросил командира перевести его в тыл. Получив отказ, 9 октября рядовой дезертировал. На следующий день он был взят под стражу. Ему не раз предлагали вернуться в строй, но Словик, знавший, что до этого за дезертирство солдат наказывали лишь тюремным заключением, отказался. В ноябре он предстал перед военным судом, приговорившим Словика к смертной казни.
Битва в Хюртгенском лесу, унесшая жизни многих тысяч солдат, не внушала американским военнослужащим оптимизма, и масштабы дезертирства увеличились. Начавшаяся в декабре 1944 года битва в Арденнах также стоила большой крови. Чтобы дать острастку дрогнувшим американцам, генерал Дуайт Эйзенхауэр лично утвердил вынесенный Словику приговор. Казнь состоялась утром 31 января 1945 года поблизости от французской деревни Сент-Мари-О-Мин. Расстрельная команда произвела 11 выстрелов, но приговорённый всё ещё был жив. Солдаты стали перезаряжать винтовки для второго залпа, когда находившийся на месте казни священник констатировал смерть 24-летнего Эдварда Словика.
Поначалу рядовой был похоронен на американском кладбище Уаз-Эн на севере Франции вместе с почти сотней других американских солдат, расстрелянных за другие преступления. Лишь в 1987 году один из ветеранов Второй мировой, Бернард Калка, смог добиться перезахоронения Словика в Детройте, рядом с его женой.
Страх, понимаешь, штука заразная. Боятся все, но страху нельзя давать выхода наружу. Либо ты его контролируешь, загоняя куда подальше, либо подставляешь своих однополчан, ставя выполнение боевой задачи под угрозу срыва. И если на тебе лежит ответственность за десятка два-три безусых юнцов, которые тоже могут сорваться, то сомневаюсь, что пожалеешь паникера. Вспышка паники должна быть пресечена моментально, пока она не привела к еще более тяжким последствиям.