Нарвское плавание: громкие слова, риски и выгоды

«Нарвское взятье» в мае 1558 года и последовавший за ним «замкопад» в восточной Ливонии, а также капитуляция Дерпта с последующим включением территории Дерптского епископства в состав Русского государства — все эти события обозначили новый этап в развитии ливонского конфликта. Похоже, в Москве решили взять в свои руки и старинную юрьевскую «отчину», и часть торговой инфраструктуры в северо-восточной Ливонии — Нарву и Дерпт, издавна богатевших на посреднической торговле между Западом и Россией.

Как показало дальнейшее развитие событий, Иван Грозный счёл, что на этом он своих целей в начавшейся войне достиг, и тем решил ограничиться, вплоть до 1577 года. Однако его «партнёры», не говоря уже о самих ливонцах, так не думали. Та лёгкость, с которой русские рати вдоль и поперёк прошлись по Ливонии, и бессилие ливонских ландсгерров противопоставить что-либо более или менее равноценное могущественному Московиту, всерьёз напугали и встревожили соседей Ливонии.

Фердинанд I, император Священной Римской империи и сюзерен Ливонии, принял у себя посланного коадъютором и будущим магистром Ливонского ордена Г. Кеттлером С. Хеннинга. Кеттлер в своём послании императору говорил о желательности установления запрета на поставки в Россию оружия и военных материалов, в том числе и на английских кораблях. По итогам этого визита Фердинанд I написал датскому и шведскому королям. Напуганный ливонским посланцем, император живописал чуть ли не апокалиптическую картину того, как Московит, завоевав Ливонию, будет стремиться стать господином Балтики, а добившись этого, попытается двинуть свои тьмочисленные полчища и дальше на запад, добравшись в конце концов и до Пруссии, и даже до самой Дании, не говоря уже о Швеции. Потому, продолжал свою нашёптанную Хеннингом мысль император, необходимо совместными усилиями положить конец агрессии Московита и защитить Ливонию, этот передовой форпост цивилизованного мира, от нашествия варваров с Востока.

Скоро сказка сказывается…

Вторгшись в Ливонию и оккупировав её восточную часть, Московит нарушил некий установленный веками порядок и «старину». С этим были согласны все: и в Вене, и в Любеке, главном ганзейском городе, и в Стокгольме, и в Кракове, и в Копенгагене, и, естественно, в самой Ливонии. Но как заставить его отказаться от своих агрессивных планов по завоеванию всей Ливонии и обретению господства на море? Ливонские ландсгерры молили о скорой помощи — само собой, в первую очередь военной (ну и денег бы не помешало). Но вот как раз именно с этим и возникли проблемы. Датский и шведский короли не торопились развязывать кошелёк, набирать ландскнехтов и рейтаров и вооружать флот. Уж не потому ли, что оба лелеяли тайную надежду поиметь свою долю ливонского наследства после того, как Московит сделает всю грязную работу?

Не очень-то торопились с оказанием действенной помощи разоряемой и опустошаемой Ливонии и ганзейцы. К примеру, ревельские ратманы жаловались магистру Ливонского ордена, что купцы из Данцига, Ростока, Висмара, Любека и Гамбурга, не говоря уже об антверпенцах и амстердамцах, везут этим русским варварам соль, селёдку, полотно и другие дефицитные товары. Впрочем, а чему, собственно, удивляться? Как писал английский публицист Т. Даннинг, капитал, конечно, боязлив по натуре и не любит шума, но ещё больше он не любит малой прибыли и тем более её отсутствия.

«Но раз имеется в наличии достаточная прибыль, капитал становится смелым. Обеспечьте 10%, и капитал согласен на всякое применение, при 20% он становится оживлённым, при 50% положительно готов сломать себе голову, при 100% он попирает все человеческие законы, при 300% нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы».

В общем, под шумок ганзейские города решили провернуть выгодное дельце, пока их ливонским конкурентам не до торговли.

Феллин пал, старый магистр Фюрстенберг оказался в русском плену, армия Ордена была разгромлена, преемник Фюрстенберга Кеттлер не мог что-либо изменить, Рига и Ревель жили только потому, что Московит отложил их на десерт. Лишь в октябре 1560 года, фактически под занавес ливонской трагедии, в Шпайере собралось очередное представительное собрание имперских «лутчих людей». Обсуждая вопрос: чем и как помочь Ливонии, депутаты заслушали письма от ливонских ландсгерров. Магистр Ордена, живописуя зверства московитов, обвинял в этом ещё и купцов — да тех же любчан. Они, мол, не имея ни стыда, ни совести, поставляют московитам через захваченную Нарву пушки, порох (kraut), свинец (lot), селитру (salpeter), серу (schwebell), оружие (wafen), доспехи (wahren) и прочую военную амуницию (aller Krigsmunition), не говоря уже о провианте, в том числе сельди (hering), соли (saltz) и других необходимых товарах. Тем самым они только усиливали страдания ливонского народа. Что же делать в таком случае? — вопрошал магистр и давал ответ: нужно воспретить торговлю с московитами через Нарву, положить конец рейсам по реке, а вместе с этим — и поставкам оружия и военных материалов в Россию.

Магистра поддержал мекленбургский герцог Иоанн Альбрехт, приложивший свою руку к тому, чтобы заварилась вся эта ливонская каша — ведь незадачливый коадъютор рижского архиепископа Кристоф был его младшим братом. Герцог также считал, что нужно прекратить торговлю с Россией через Нарву и установить эмбарго на поставки московитам оружия, военных материалов и продовольствия и уж тем более ратных людей. На это, кстати, жаловались ливонские ландсгерры императору и имперским князьям: через ганзейские города, в особенности через Любек, в Московию постоянно ехали и ехали опытные в военном деле специалисты. В своём послании депутатам герцог упомянул и о желании Московита стать ещё и царём морским: в 1559 году по Германии поползли слухи о том, что при посредстве англичан Иван Грозный намерен построить на Балтике свой флот, а также завоевать господство в регионе.

Взаимные усилия ливонских ландсгерров и мекленбургского герцога, а также некоторых других заинтересованных персон, возымели, наконец, действие. 26 ноября 1560 года император обнародовал указ о запрете поставок в Россию любого оружия: доспехов (wöhr), лат (harnisch), мушкетов (hacken), кольчуг (pantzer), пороха, свинца (pley), серы и прочей подобной военной амуниции (khriegs munition) под угрозой сурового наказания. Кроме того, возбранялись также поставки и провианта (прежде всего соли и сельди) — одним словом, всего, что могло как-то усилить военную мощь Московита.

Вслед за императорским указом последовало и итоговое заключение-рейхсабшид Шпайерского собрания. 26 декабря 1560 года оно приняло целую программу противодействия московскому царю. Сюда входило, помимо всего прочего, и предложение поддержать императорский мандат о запрете торговли с московитами военной амуницией и провиантом.

Эмбарго установлено, но…

Итак, решение было принято. Московита следовало примерно наказать, чтобы другим было неповадно. Всё было бы хорошо, если бы не одно «но». В игре участвовало слишком много игроков, и не только германских. Нужно было договориться со всеми заинтересованными сторонами-«потентатами», чтобы они присоединились добровольно, из чувства христианской солидарности к благородному делу оказания помощи страдающему ливонскому народу. А вот с этим-то как раз и начались проблемы, ибо все участники «большой игры» вокруг русской торговли преследовали в ней свой интерес и идти на уступки ради того, чтобы оказать христианскую услугу конкуренту, не очень-то и торопились.

Взять, к примеру, Англию, которую многие в Германии, да и не только в ней, полагали едва ли не главным «виновником» успехов Московита в Ливонии. Весной 1561 года гамбургские ратманы писали королеве Елизавете, что по их приказу задержаны английские купцы, шедшие в русскую Нарву, в трюмах которых находились пушки, прочие орудия и военная амуниция. Кёльнские магистраты сообщали ей, что, по имеющимся у них сведениям, английские негоцианты, несмотря на введённое эмбарго, везли русским аркебузы и прочее оружие. Сам император в мае того же года обратился к королеве с посланием. Он отмечал, что в то время, когда Московит опустошает имперскую провинцию, её купцы поставляют в Россию оружие, ядра, порох, серу и селитру, свинец, железо, соль и сельдь, ткани, и это не говоря уже о том, что через Англию в Россию продолжают приезжать сведущие в военном деле специалисты. Елизавета, конечно же, отрицала все эти обвинения, но шила в мешке не утаишь: английские «торговые мужи», преследуя свой коммерческий интерес, продолжали вести дела с Московитом, а королева де-факто покрывала их.

Но если бы только одни англичане или фламандцы с шотландцами, датчанами и французами поступали таким образом. Не успел император обнародовать свой указ о наложении эмбарго, как ему донесли, что Любек продолжает торговать с русскими (и с ливонцами), поставляя им всякие товары, в том числе и военного назначения. Как же так, —отписывал Фердинанд любекским ратманам, — сколько уже говорено о том, чтобы не поставлять Московиту оружие, селитру и прочее — и что же? Воз и ныне там. А Московит тем временем, получая от Любека то, что ему нужно, усилился до такой степени, что минувшим летом, то есть в феллинскую кампанию 1560 года, захватил лучшую часть Ливонии. Негоже так поступать перед лицом столь агрессивного поведения тирана, — заключал император и требовал от Любека прекратить богопротивную торговлю, угрожая в противном случае санкциями по отношению уже к самому Любеку.

Однако добропорядочных любекских бюргеров грозная отповедь Фердинанда нисколько не напугала и не убедила переменить своё отношение к торговле с московитами. Они заявили, что прекращение торговли с русскими приведёт лишь к тому, что обширный русский рынок захватят иностранцы. И так уже через Ригу, Ревель и в особенности Выборг и Нарву они везли и везли в Россию товары. Если добрые немецкие купцы начнут исполнять императорский указ, то они просто-напросто разорятся, ибо всё их благосостояние покоится на торговле с Россией. Более того, на ганзетаге летом 1559 года представители Любека и Данцига обвинили ревельцев, громче всех выступавших за запрет на торговлю с русскими, в том, что прося помощи от Московита, они между тем продолжают торговать с ним через Выборг. Более того, они препятствовали другим ганзейским купцам делать то же самое, высылая в море каперов для перехвата шедших в Финский залив конкурентов. Только в октябре 1559 года ревельские каперы захватили 16 тяжело гружёных любекских судов, шедших в Нарву. Естественно, что такие действия отнюдь не добавляли любви к ревельцам со стороны любчан и других купцов, пострадавших от их действий.

Эмбарго и нарвское плавание

Собственно говоря, с конца 1550-х годов проблема торгового эмбарго, наложенного на Московию из-за её нападения на Ливонию, оказалась теснейшим образом связана с борьбой между ливонскими городами, прежде всего Ревелем, шведами, датчанами и ганзейцами с одной стороны, а с другой — англичанами и фламандцами. Конкуренты состязались за возможность торговать на обширном и сулившем немалые прибыли русском рынке. Ганзейцы стремились сохранить свою старинную торговую монополию, ревельцы — не допустить, чтобы кто бы то ни было торговал с русскими мимо них. Шведы в лице сперва короля Густава, а потом его сына Эрика страстно желали замкнуть все торговые потоки в Русскую землю на себя, сделав Выборг главным центром-стапелем торговли России с Западом. С начала 1560-х годов, когда Ревель перешёл под владычество шведов, интересы ревельцев и шведской короны совпали.

Англичане же, фламандцы и прочие «гости» на Балтике пытались использовать возникшую с началом войны за Ливонское наследство неразбериху для того, чтобы потеснить традиционных участников балтийской торговли и урвать свою долю прибыли. А чем торговать, что везти московитам — суть не столь важно, лишь бы они покупали, тем самым оправдывая расходы на снаряжение торговых экспедиций и гарантируя столь желанную прибыль. Единственными, кто, быть может, сохранял ещё прежнюю позицию относительно поставок в Россию оружия и военных материалов, были император (но у него не было ни средств, ни флота, чтобы помешать тем, кто нарушал объявленное им эмбарго) и польский король Сигизмунд II. С последним-то как раз всё было понятно: не слишком успешно воюя с Иваном Грозным, он не испытывал никакого удовольствия от того, что кто-то вёз в Московию оружие, которым потом будут бить его рати.

Иван Грозный, напротив, постарался сделать всё возможное, чтобы привлечь иностранных купцов и обеспечить им режим наибольшего благоприятствования в торговле. Взятая в мае 1558 года Нарва стала русским «стапелем» и главным пунктом притяжения иностранных негоциантов, а вопрос о «нарвском плавании», «Narvafahrt», по существу, подменил собой вопрос об эмбарго. Пока чьи бы то ни было торговые суда могли свободно проходить в Нарву и разгружаться там, смысла в эмбарго не было, ибо Нарва с её де-факто режимом свободной экономической зоны (вплоть до того, что в ней не было таможни) как магнит привлекала к себе иноземных торговцев.

О динамике заходов иностранных судов в Нарву можно судить по следующим цифрам (надо иметь в виду, что это данные из книг таможенных сборов с «купцов», следующих через Зунд, то есть далеко не полные). В 1560 году в Нарву прибыло 18 кораблей, в 1562 году — семь, в 1564 году — 12, в 1565 году — уже 40, а в следующем был поставлен рекорд — 98 торговых судов. Подчеркнём ещё раз: это только те суда, шкиперы которых однозначно и недвусмысленно указали портом назначения Нарву. А ведь были и те, кто об этом не говорил, и великое множество кораблей шло из ганзейских городов восточнее Зунда.

«Narvafahrt» стало бельмом на глазу не только для императора, но и в намного большей степени для Сигизмунда II, а также для короля Швеции Эрика XIV. Эрик ещё больше, чем его отец Густав Васа, мечтал о том, чтобы перенаправить торговые потоки в шведский Выборг, вернув те славные времена, когда этот город играл роль главного посредника в торговле России и Запада. Ну а если не выйдет задумка с Выборгом, тогда можно попробовать с Ревелем, который признал свою зависимость от короля Швеции и принял шведский гарнизон. Надо полагать, не без умысла: ревельские ратманы посчитали, что под эгидой шведского короля они сумеют вернуть своему городу и своей коммерции было процветание.

Решив ковать железо, пока оно горячо, Эрик XIV в апреле 1562 года наложил запрет на «нарвское плавание», перекрыв Финский залив на входе. Во исполнение этого указа были предприняты и приличествующие сему действия. С начала лета 1562 года шведская эскадра начала патрулировать у входа в Финский залив. Уже в июне шведы арестовали 32 любекских корабля, направлявшихся в Нарву.

Самоуправство Эрика вызвало бурю негодования у всех, кто был заинтересован в «нарвском плавании». Короля обвинили в «присвоении» моря и попытке ограничить свободу мореплавания и торговли. И хотя уже в августе всё того же 1562 года шведский король пошёл на попятную, открыв вход в Финский залив и в Нарву при условии уплаты таможенного сбора, тем не менее дело было сделано: некая критическая масса недовольства действиями шведов накопилась. Дания и Любек, возмущённые политикой Эрика, заключили союз и летом 1563 года объявили Швеции войну. Началась Северная семилетняя война. Теперь Эрик и его адмиралы могли на совершенно законных основаниях перехватывать корабли, шедшие к Нарву под датским или любекским флагом (да и под другими тоже), и немедленно этим правом воспользовались, не забывая при этом и своей выгоды — торгуя пропусками в Нарву.

На протяжении последующих семи лет, до самого окончания войны, проблема «Narvafahrt» и торгового эмбарго была теснейшим образом связана с действиями её главных участников: Дании, Любека и Швеции. Шведы, датчане и любекцы, напрягая все свои силы, вели ожесточённую борьбу за господство на Балтике, и торговый путь в Нарву оказался под угрозой атак со стороны и флотов враждующих держав, и каперов. Император и рейхстаг были бессильны что-либо сделать, чего не скажешь об участниках этого конфликта, имевших и необходимые средства (деньги и флот), и желание, и волю для того, чтобы добиться своих целей. Эрик неоднократно перекрывал вход в Финский залив, на что датский король Фредерик II отвечал закрытием Зунда. Этим он привёл в ярость Маргариту Пармскую, регентшу Нидерландов: из-за запрета на проход через Зунд голландские купцы не смогли доставлять восточноевропейское зерно в свои порты, в результате чего Нидерланды оказались на грани голода.

Под шумок свой вклад в борьбу с «Narvafahrt» попытался внести и польский король Сигизмунд II. Свою позицию в письме Маргарите Пармской он мотивировал следующим образом:

«Ведя тяжёлую и опасную войну с московским и шведским государями, варварами, схизматиками и тиранами, я неоднократно воспрещал провозить через свои земли какие-либо товары своим врагам. Легко понять, как усиливается Московит, враг Польши и всего христианства, пока его поддерживают европейские торговцы — он с каждым днём становится всё опаснее. Несмотря на это, многие торговцы из личных выгод старались обойти наши постановления и продолжали сноситься с нашим врагом, ценя свои интересы выше общего блага всего христианства».

Поэтому, развивал свою мысль король, он вынужден сделать всё, что в его силах, чтобы положить конец свободному проходу торговых судов в русскую Нарву. С этой целью он в 1562 году воспретил своим подданным плавать в Нарву (надо полагать, что этому чрезвычайно обрадовались в Данциге), а затем учредил под Данцигом специальную морскую базу-«президию». Действуя оттуда, королевские каперы-«спекуляторы» стали нападать на торговые суда, шедшие в Нарву и из неё.

Иван Грозный заключил с Эриком Шведским и Фредериком Датским соглашения, включавшие пункты о свободе мореплавания, но быстро понял, что они не стоят и того клочка бумаги, на которых написаны. Глядя на всё это безобразие, он был вынужден завести в 1570 году собственного «морского отамана», некоего Карстена Роде, чья флотилия начала охоту за кораблями государевых недругов.

Конец истории

Борьба вокруг «нарвского плавания» очень скоро привела к тому, что на Балтике стало тесно от каперов и просто пиратов, которые под шумок атаковали любое попавшееся им на пути торговое судно. Даже наличие у капитана официального разрешения или паспорта на проход в Нарву не давало ничего: прав был тот, у кого на данный момент кулак был больше и тяжелее. Однако слишком выгодной оказывалась торговля с Московитом, чтобы ею можно было просто взять и пренебречь. Шкиперов, в особенности ганзейских и голландских, не останавливали ни угрозы со стороны каперов и пиратов, ни постоянно менявшиеся правила игры со стороны датского и шведского королей, то и дело повышавших пошлины и поборы с проходивших по их водам торговых судов.

В дело шли всякие хитроумные кунстштюки. Те же любекские купцы, понеся серьёзные потери от действий шведов, всё чаще и чаще отказывались самостоятельно плавать в Нарву, фрахтуя для этого суда нейтралов — тех же голландцев. Правда, некоторые отчаянные головы всё же пытались, и не без успеха, прорываться в Нарву. Например, в 1567 году таких храбрецов набралось ни много ни мало, а целых 33. Нейтралы же, голландцы, англичане и шотландцы, стремясь оставить с носом шведов, пытались использовать разность по времени в погодных условиях. Ранней весной, пока шведский флот ещё не успел начать кампанию, они, заплатив датчанам пошлины, проходили Зунд и прорывались в Нарву. Отстоявшись там, поздней осенью, когда шведы из-за штормов укрывались в своих портах и заканчивали кампанию, нейтралы шли обратно. В это же время вторая волна купцов, невзирая на опасность со стороны осенних штормов, проходила в Нарву с тем, чтобы разгрузившись там и благополучно перезимовав, с наполненными русскими товарами трюмами ранней весной следующего года возвратиться домой.

Нормой стало и создание своеобразных конвоев, когда несколько купеческих судов, вооружённых до зубов, шли одним караваном, надеясь силой отбиться от каперов, пиратов и польских «спекуляторов». И ведь отбивались! В общем, несмотря на все препятствия, ни императорские мандаты 1560 и 1562 годов, ни попытки Сигизмунда создать собственную морскую полицию, ни действия датских и шведских властей — ничто не могло остановить «Narvafahrt». Блокада была дырявой, как решето, и практически все попытки (если не считать действий Сигизмунда) были продиктованы прежде всего стремлением одной из сторон установить свою монополию на торговлю с Московитом, оттеснив в сторону конкурентов. О защите христианства вообще и Ливонии в частности от происков русского царя никто и не думал.

В 1570 году завершилась Северная война. Через два года скончался Сигизмунд II, после чего в Польше наступило долгое бескоролевье, когда полякам стало не до борьбы с «нарвским плаванием». Однако ситуация на море ничуть не улучшилась. Сменивший Эрика XIV в результате дворцового переворота Юхан III, при всей его нелюбви к брату, по отношению к «Narvafahrt» придерживался той же позиции и продолжал всеми силами препятствовать проходу торговых судов в Нарву. Очевидно, что его точка зрения обусловила возобновление военных действий между Россией и Швецией.

Увы, успех в этой войне был не на стороне Ивана Грозного. Зимой 1577 года русские рати осадили Ревель. Осада длилась семь недель и не увенчалась успехом. Юхан III отказался принять в расчёт требования императора, имперских князей и «лутчих людей» снять блокаду Нарвы и убрать с моря своих каперов. Новый же польский король Стефан Баторий, подчинив мятежных данцигцев, возобновил действия своих «спекуляторов». Бог знает, как долго продолжалась бы эта история, если бы в сентябре 1581 года Нарву не взяли шведы. Проблема «Narvafahrt» вместе с эмбарго разрешилась сама собой.

---

Источники и литература:

1. Английские путешественники в Московском государстве в XVI веке. — Рязань, 2007.
2. Гильдебранд, Г. Отчёты о разысканиях, произведённых в рижских и ревельском архивах по части русской истории / Г. Гильдебранд. — СПб., 1877.
3. Напьерский, К.Е. Русско-ливонские акты / К.Е. Напьерский. — СПб., 1868.
4. Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским государством. — Т. III (1560–1571) // Сборник Императорского Русского Исторического общества. — Вып. 71. — СПб., 1892.
5. Памятники дипломатических сношений Московского государства с Шведским государством. — Т. I (1556–1586) // Сборник Императорского Русского Исторического общества. — Т. 129. — СПб. 1910.
6. Рюссов, Б. Ливонская хроника / Б. Рюссов// Сборник материалов по истории Прибалтийского края. — Т. II–III. — Рига, 1879–1880.
7. Форстен, Г.В. Акты и письма к истории Балтийского вопроса в XVI и XVII столетиях / Г.В. Форстен. — Вып. 1. — СПб., 1889.
8. Форстен, Г.В. Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях (1544–1648) / Г.В. Форстен. — Т. I. Борьба из за Ливонии. — СПб., 1893.
9. Смирнов, А. Схватка за золотой маршрут / А. Смирнов. — Стокгольм, б.г.
10. Щербачев, Ю.Н. Датский архив. Материалы по истории древней России, хранящиеся в Копенгагене. 1326–1690 / Ю.Н. Щербачев. — М., 1893.
11. Archiv fur die Geschichte Liv-, Est- und Curlands. Neue Folge. — Bd. I–Х. — Reval, 1861–1884.
12. Briefe und Urkunden zur Geschichte Livlands in den Jahren 1558–1562. — Bd. I–V. — Riga, 1865–1876.
13. Calendar of State Papers, Foreign Series, of the Reign of Elizabeth, 1561–1562. — London, 1866.
14. Esper, T. A Sixteenth-Century anti-Russian Arms Embargo / Т. Esper // Jahrbucher fur Geschichte Osteuropas, Neue Folge. — Bd. 15, H. 2. — JuniI, 1967. — Р. 180–196.
15. Hansen, H.J. Geschichte der Stadt Narva / H.J. Hansen. — Dorpat, 1858.
16. Henning, S. Lifflendische Churlendische Chronica von 1554 bis 1590 / S. Henning. — Riga, 1857.
17. Pierling, Р. Hans Schlitte d’apres les Archives de Vienne / Р. Pierling // Revue des Questions Historiques. — T. XIX. — Paris., 1898. — P. 202–210.
18. Renner, J. Livländische Historien / J. Renner. — Göttingen, 1876.